о них известно? Провинциальные бароны, ничем особо не отличавшиеся, достаточно лояльные по отношению к короне… Откуда же это зудящее желание вспомнить?
К своей интуиции я старался всегда прислушиваться, и она, видимо, ценила мою верность и постоянство, так как подводила крайне редко. Именно поэтому я изо всех сил старался раскопать в глубинах памяти сведения об этих злополучных фон Рествудах. Раз внутренний голос настоятельно рекомендует вспомнить, кто это такие и что меня с ними связывает, значит, это непременно нужно сделать.
Я щёлкнул пальцами, и на мою ладонь опустился листок, на котором сверху было каллиграфическим почерком выведено: бароны фон Рествуд. Быстро пробежав глазами историю рода и предсказуемо не найдя там абсолютно ничего интересного, я остановился на абзаце, рассказывающем о нынешних баронах. Ага…старый барон Иоганн фон Рествуд, вдовец, сын Реджинальд, арестован за контрабанду, дочь Лилиана, умерла в монастыре, внучка Элла-Мария, одиннадцати лет.
И тут память вынырнула из длительного обморока, и я снова посмотрел на имя: Лилиана фон Рествуд… Бесшумный и все демоны его! Лилиана… В памяти послушно возник образ очень миловидной девушки, главным украшением которой были удивительно лучистые глаза редкого тёмно-синего цвета.
Я тогда направлялся в столицу и из-за разыгравшейся страшной метели вынужден был ненадолго остановиться в замке какого-то барона, мне в то время было совершенно безразлично – какого именно: любой почёл бы за честь принять у себя ближайшего друга императора Максимилиана. Помню восторженные взгляды, которые исподтишка бросала на меня красотка Лилиана, и что я даже, кажется, почти увлёкся. Во всяком случае, это был неплохой вариант для того, чтобы скрасить скучные дни в этой глухомани. Метель тогда бушевала такая, что не срабатывал ни один портал, а дороги замело совершенно. На третий день, точнее, ночь, Лилиана открыла мне дверь своей спальни. Уж не знаю, на что эта глупышка надеялась, но когда я уезжал, то видел в её великолепных глазах вопрос и растерянность. Нет, ну смешная: неужели я, Каспер Даргеро, мог бы жениться на такой, как она? Воистину, если Бесшумный захочет наказать, он отбирает способность думать.
И тут я почувствовал, как сбилось дыхание и стали влажными ладони, но, помня о подсматривающих и подслушивающих заклинаниях, убрать которые значило признаться в том, что хочешь что-то скрыть, сохранил невозмутимое выражение лица. И только я знал, чего мне это стоило! Так, Каспер, спокойно, ещё ничего не известно. Но подлое шестое чувство шептало где-то глубоко: не надейся…
Итак, нужно вспомнить, когда именно я останавливался в замке фон Рествудов. Так, это было как раз перед тем, как Совет дал мне звание магистра, а было это неполных двенадцать лет назад. Это я помнил точно, потому что каждые шесть лет Совет назначал нового куратора императорской магической службы, и новые выборы должны состояться месяца через два-три. Значит, немногим меньше двенадцати лет…
Я с каменным лицом снова щёлкнул пальцами, мысленно затребовав всю имеющуюся информацию о Лилиане фон Рествуд. Через несколько секунд мне в руки опустились три листа бумаги: на одном из них была краткая справка о девушке, на втором – копия свидетельства о смерти и на третьем – свидетельство о рождении дочери, Эллы-Марии фон Рествуд.
Я скучающе посмотрел в окно, даже смог изобразить зевок, а потом лениво начал изучать документы. Кто бы ни наблюдал за мной сейчас, он должен быть уверен, что я занимаюсь нужными, но невероятно скучными и рутинными делами.
Итак, свидетельство о смерти, выписанное одиннадцать лет назад в Ирманском женском монастыре. Далековато занесло красавицу Лилиану, если, конечно, эта поездка была добровольной: в такие далёкие обители, как правило, ссылали девиц, очень серьёзно нарушивших закон. Но Лилиана – и нарушение закона? Верится с трудом… Или…или её отправил туда разгневанный отец за какой-то проступок, позорящий имя. И я, кажется, даже могу догадаться, что именно послужило причиной отцовского гнева.
Второй документ – свидетельство о рождении дочери, Эллы-Марии. Дата та же, что и в свидетельстве о смерти, следовательно, юная Лилиана умерла при родах. В общем-то, с тем уровнем медицинской и магической помощи, какой есть в Ирме, это совершенно естественно. Малышка осталась в обители, где и проживает до сих пор. В строчке, которая служит для указания имени отца ребёнка, прочерк. Значит, Лилиана не сказала, кто является отцом её дочери. Странно – ведь она могла сказать, и её отец потребовал бы…ну, во всяком случае, попытался бы потребовать возмещения. А она промолчала. Почему? Если бы это был мужчина, я с уверенностью сказал бы, что это – гордость, но мы же говорим о женщине. Какая гордость, Бесшумный меня побери…
Но, если это… даже выговорить страшно… если это моя дочь, то я не могу оставить её в монастыре, она там просто пропадёт или станет монахиней. Дочь Каспера Даргеро – монахиня в захудалом монастыре?! Никогда! Она рождена вне брака, но я могу её удочерить, и никто слова мне не посмеет сказать. Моя девочка будет блистать! Она станет… Бесшумный… да она же может со временем стать… Тихо. Об этом лучше не говорить даже про себя.
Теперь всё так же равнодушно сложить бесценные листки, спрятать потом понадёжнее, и, потянувшись, пойти в лабораторию: там никто меня не увидит. И подумать, как объяснить Максимилиану своё странное, мягко говоря, желание посетить захудалый ирманский женский монастырь.
Серые мрачные стены монастыря были такими же унылыми, как и вся Ирма – маленькая провинция на самой границе с северными горами, в которых никто не селился уже много десятилетий: тех самых пор, как небольшой имперский гарнизон сровняли с землёй племена горных свайнов – диких существ, напоминающих одновременно сгорбленного человека и медведя. Их, конечно, потом истребили, дабы продемонстрировать мощь и величие империи, но гарнизон решили не восстанавливать. И это легко объяснимо – невелико удовольствие жить в никому не нужных мёрзлых землях, где зима длится больше полугода, а лето напоминает осень с её постоянным дождями и сырыми ветрами.
Именно здесь расположился небольшой монастырь, известный в империи тем, что сюда отправляли провинившихся девиц из приличных семей. Настоятельница, матушка Неллина, была женщиной честной, суровой и неподкупной, что уже само по себе странно для лица, облечённого хоть какой-то властью. Но зато можно было быть уверенным на все сто процентов, что девушка, попавшая в обитель, будет исполнять свои обязанности наравне со всеми, будь она хоть дочерью захудалого барона, хоть принцессой крови. Не пожалел Иоганн фон Рествуд дочь, видимо, не на шутку рассердился.
Я смотрел на серые стены и вспоминал, как пытался
