нормы. Я как медицинский работник не могу тебя отпустить, пока это у тебя… такое. Ээ… в смысле — эрегированное. Видно же, что болезненная эрекция!
— Ничего подобного! — отрицаю я очевидное. Почему-то говорить о том, что это последствие побочного эффекта, обезболивающего мне не охота. Мало ли. Вдруг Бьянка опять запрещенные препараты на мне испытывает. А медсестра в школе — это официальное лицо, это с Мидори-сан я мог еще о чем-то договорится, а тут сразу ход делу дадут. А откуда у вас такие интересные медикаменты — спросят. А нам с Бьянкой и Шизукой лучше лишнего внимания со стороны правоохранительных органов избегать. Не нужно нам такое внимание. У нас в холодильнике до сих пор труп лежит. Бьянка отказалась его утилизировать, говорит есть что-то в нем подозрительное… пробы взяла. Черт, вот приеду домой, сразу же найду возможность от тела избавится, а то сейчас кто с обыском придет и все… здравствуйте неприятности.
— Это у меня сексуальное! — уверяю я медсестру, стараясь избежать близкого знакомства моего драгоценного лингама с острой металлической иглой: — это меня Мендоза возбудила. Никакого приапизма, обычное для подростков дело.
— То есть не приапизм, а сатириазис? Гиперсексуальность и эротомания. — кивает медсестра: — но это надо устанавливать. Как я могу тебя без пункции отпустить? Давай, это не больно. Снимай трусы и ложись на кушетку, я быстро.
— Неа. — качаю я головой: — нет. Никто не приблизится к моему члену с иголкой. Нет и нет. У меня все нормально!
— Как я могу убедится, что у тебя все нормально? — задает мне вопрос медсестра: — как вариант … а! Вот! Ты можешь его опустить?
— В смысле — опустить? Это что, разводной мост? — хмурюсь я: — когда он сам упадет, тогда и …
— Так я и говорю. Если после эякуляции эрекция не пройдет — значит приапизм — кивает медсестра: — давай эякулируй.
— … - некоторое время я смотрю на нее. Она — на меня. Медики. Не поймешь их, только что краснела в зале, а тут говорит «эякулируй». Нет… ну наверное я могу и в этом найти что-то для возбуждения, особенно учитывая специфику ситуации… так, дайте подумать. Я наедине с молодой и в меру привлекательной медсестрой, полностью одетой, чуть ли не до глаз в медицинской маске, в халате и шапочке с красным крестом и в туфельках… туфельки, кстати, черные, в разрез всем бело-синему на ней. И мне предстоит эякулировать прямо перед ней?
Хм… а что? С точки зрения эксгибициониста очень даже круто. Мастурбировать перед школьной медсестрой? Что-то в этом есть. Интересно, а ее саму такое заводит? — смотрю на медицинского работника. На ее халатике прикреплен бейджик «Фудзита Вада». Рисовое поле и глициния. Интересное сочетание. Фудзита-сенсей не выдает себя ни покраснением щек, ни учащенным дыханием, ни расширенными зрачками, но почему-то у меня есть такое подспудное чувство, что она будет испытывать определенное удовольствие и от созерцания моей … эякуляции, и от того, что меня в неудобное положение поставила. Даже, наверное — в большей степени от второго. Какой школьник согласится дрочить перед своим сенсеем? Значит задача у нее простая — смутить и повергнуть молодой организм в фрустрацию и смущение, чтобы потом этим насладится. Вот.
Что же, повышать ставки, так повышать. Вообще на грани общественного смущения нам играть не впервой и здесь, в Академии у меня есть союзник.
— Хорошо — говорю я и медсестра моргает. Она не ожидала такого вот развития сюжета? Привыкла что все смущаются? Неважно, тыкать себя иголкой я никуда сейчас не дам, приапизма у меня нет. И эротомании… наверное. Тут надо проверять. Опыты ставить. Расскажу Бьянке — то-то она обрадуется, план экспериментов на мне и Шизуке на пять лет вперед распишет.
— Хорошо? — моргает медсестра еще раз: — ээ…
— Но мне будет нужна помощь — говорю я и вижу, как у нее дыхание захватывает от моей наглости.
— Ты что такое говоришь, Кента-кун? — выговаривает она мне: — я — медицинский работник и мне на секундочку уже почти тридцать лет! Да я тебе в матери гожусь!
— Да я не о вас, Фудзита-сенсей! — машу я рукой, встаю и открываю дверь в коридор. Как я и ожидал — у стены, уперевшись в нее ногой со скучающим видом стоит Марика. У ее ног в кучу свалены мои вещи.
— Марика-тян — говорю я ей и она поднимает голову от своего смартфона: — тут Фудзита-сенсей просит тебя помочь мне эякулировать у нее в кабинете. У нее есть подозрение на приапизм.
— Приапизм? У тебя скорее сатириазис — уверяет меня Марика: — такие же симптомы. О! Я поняла. Пошли, помогу. Тебе рукой или ртом?
— И откуда все знают эти названия и почему я ни черта ни про приапизм ни про сатириазис не знаю? — задаюсь я вопросом, пропуская Марику в кабинет.
— Это потому, что ты боишься про свои болячки читать. Мужики они все такие — пока не развалятся — к врачу не обратятся. — отвечает мне она, откидывая волосы назад и снимая сумку с плеча: — прямо здесь? При школьной медсестре? Возбуждает.
— Но… — говорит Фудзита-сенсей и на этот раз я вижу у нее учащенное дыхание под маской: — но…
— Все-таки ты изврат, Кента-кун — говорит Марика и становится на колени передо мной и расстегивает блузку: — кто бы мог подумать, перед школьной медсестрой. Смотрите внимательно, Фудзита-сенсей, не пропустите ничего важного…
Она сидела за столиком в углу кафе и улыбалась. Едва-едва, уголками рта — так улыбается Джоконда, жена безвестного флорентийца, увековеченная рукой итальянского гения. Увидев меня, она не взмахнула рукой, приглашая, не встала, не повернулась ко мне всем телом, просто в ее глазах словно бы что-то изменилось на секунду, вспыхнуло и снова ушло в глубину.
— Добрый день, Ю-тян. Я так рад тебя видеть — говорю я и наклоняюсь к ней. Поцелуй. Сухие губы, сухая кожа щеки. Она отстраняется. Я сажусь напротив. Бьянка и Марика — остались в автомобиле, у них есть о чем поговорить, подружка Большого Та и моя девушка обсуждают какие-то совершенно отвлеченные темы, словно я с ними в разных реальностях живу.
Тем не менее, едва получив сообщение от Юрико — я тут же бросил все дела и попросил Бьянку заехать сюда и по возможности — не отсвечивать. Потому что я не знал, что она уже вышла из казематов «Токийского айдола» на свободу и мне было немного стыдно,
