Обе капсулы времени раскрыли с величайшими предосторожностями. Сохранность порадовала. А отправленное Мазуровым превзошло даже самые смелые ожидания.
Сверху, над стопкой бумаг, лежали два письма, исполненных на средневековой жёлтой бумаге и гусиным пером, но на современном русском языке.
Первое было адресовано жене. Кирилл не мог не понимать, что его будут держать чужие руки и читать чужие глаза. Что древняя бумага и непривычный вид чернил вызовут у неё массу вопросов. Тем не менее, не скрывал чувств.
'Моя дорогая Ангелина! Прости, но когда ты будешь читать эти строки, я уже буду мёртв, и ты даже не узнаешь, где покоятся мои останки. Не надо узнавать.
Я хочу лишь сказать, что очень люблю тебя и Гришку. Если о чём-то жалею в жизни, то только о двух вещах: что не смог уделить вам столько времени, сколько хотел бы, и что добровольно согласился на задание, разлучившее нас навсегда'.
Дальше шли воспоминания о самых радостных днях и событиях, как познакомились, как готовились к свадьбе, как ждали рождения Гриши и ощутили невероятный восторг от его появления на свет. И после тоже были счастливы, несмотря на все трудности, верили, что время пройдёт и всё образуется…
А время раскидало их на триста семьдесят лет.
Там же лежало драгоценное ожерелье. С учётом исторической ценности — не менее чем на сотню тысяч долларов. Достаточно, чтоб Ангелина с сыном ни в чём себе не отказывала в ближайшие годы. Конечно, если ожерелье дойдёт до неё.
Письмо коллегам было выдержано в форме рапорта и содержало перечень исторических документов (часть — в подлинниках, часть — в копиях XVII века), да таких, что любой историк, не жалея, отдал бы десять лет жизни за право глянуть в них одним глазком.
Правда, Кирилл отдал всю оставшуюся жизнь без остатка.
Там были Витебская, Туровская и Смоленская летописи и несколько текстов, схожих с добытыми в Полоцке. Лейтенант предполагал, что это — подобие рунного письма, древнейшей формы письменности славян до крещения Руси и появления знакомого нам алфавита. Расшифровка, естественно, ему оказалась не по силам, пусть напрягает извилины искусственный интеллект. Или человеческий коллективный — XXI века.
Сразу после Дня защитника Отечества путешественников в прошлое пригласил полковник Осокин. На его обычно пустом столе лежал единственный предмет — старинное ожерелье Мазурова.
— Вызывали, Юрий Марьянович?
— Присаживайтесь. Разговор будет долгий. Сообщаю, что президенты наших государств поставлены в известность о блестящем результате эксперимента. Личный состав «Веспасия», включая вас, представлен к высшим наградам Беларуси и России, господину Бронштейну персональным указом Александра Григорьевича даровано гражданство нашей республики. Прорабатываем вопрос, каким образом довести до сведения мировой общественности сделанные открытия. Предложено два варианта: с потеплением начать масштабные археологические раскопки у места впадения Полоты в Западную Двину, где обнаружится сундук с документами, либо объявится меценат-даритель, передавший Российской Академии Наук семейное наследие.
— Российской? — удивился Глеб. — Но проект белорусский и на вашей земле…
— А деньги — российские. И деньги, в данном случае, решающий фактор. Но белорусские учёные получат полный доступ и, работая с российскими коллегами, введут находки в научный оборот. Для доказывания, что клад — подлинный, привлечём иностранных экспертов. Возможно, не только из дружественных государств.
— Юрий Марьянович, хорошо, что вы про деньги заговорили. Ангелина Мазурова чо получит?
— Поскольку уровень секретности сохраняется прежний, передать ей подарок супруга не имею права. По большому счёту, это — казённое имущество, Генрих. Но Президенту доложили. Он распорядился перечислить на её счёт пятьсот тысяч рублей из своего особого фонда. Уточняю — белорусских рублей. Это около ста шестидесяти тысяч долларов. В российские можете сами пересчитать. Вы тоже получите премию.
— Но, поскольку, вернулись невредимыми, позвольте угадать: в разы меньше.
— Да, Глеб Сергеевич. Это — служба. Контракт. К тому же главное для нас, то есть военно-идеологическое значение добытых исторических сведений, пока не ясно. Нужно расшифровать древние письмена. Процесс идёт успешно, но не быстро. Помните же, нам предстоит доказать, что Полоцк является более древним центром восточнославянской цивилизации, чем Киев.
— А поскольку Киев принадлежал Литовской Руси, заявите территориальные претензии Украине?
— Политика — не наше дело, товарищи офицеры, — нахмурился Осокин. — Имейте в виду, Беларусь подписала Алма-Атинскую декларацию вместе с другими республиками бывшего СССР, кроме Прибалтики и Грузии. Все участники декларации приняли обязательства уважать территориальную целостность друг друга и нерушимость существующих границ. Поэтому принадлежность кому-то чего-то в прошлом не имеет никакой юридической силы, в конце концов, Российская Федерация раскинулась на территории Монгольской империи Чингисхана, не спросив согласия у бывших владельцев. Беларусь ни к кому ничего не предъявляет, хоть исторически нам должны принадлежать Смоленск, часть Псковской области, Виленский край, Друскининкай с окрестностями, Белосток и весь север Украины. Идеологическую войну развязали не мы и не вы, а те, кто кричит, что Российская Федерация «украла» право называться русским государством. Ещё раз повторюсь, нас это не касается, пусть политики решают. Наш долг — исполнять приказы и добывать артефакты прошлого. Как раз в связи с этим, — его палец коснулся ожерелья, — а также частью вашего отчёта о попытке Мазурова похитить Крест Ефросиньи Полоцкой планируется следующая миссия.
— Чо и где нужно подмыть? — ввернул Генрих.
Порой не верилось, что он служил в армии, слишком разболтанный в речах. А может, уход на пенсию и ощущение себя гражданским так изменили капитана.
— Крест Ефросиньи Полоцкой, — не удивил их Осокин. — Но не «подмыть», как вы выразились, а подменить на точную копию. Белорусский мастер Николай Кузьмич воссоздал реликвию. Конечно, такие фрагменты как щепки от Креста Христова с каплями его крови, камень из гробницы Божией Матери, частица от Гроба Господня, частицы мощей святых Стефана и Пантелеимона, кровь святого Димитрия и прочее — в виде муляжей. Но, в целом, специалисты клянутся: как настоящий, реставрированный при Иване Грозном в XVI веке и возвращённый в Полоцк в 1563 году. Готовы снова в Полоцк, только на сотню лет раньше?
— Чо, ходить на двух своих ногах, но оправляться в неотапливаемом деревянном нужнике…
— Куда прикажете, дело военное, — отреагировал Глеб. — Только есть соображение, и оно не в пользу этого плана. Державшие крест в руках относились к нему как к величайшей святыне. Вон как Кирилла отмудохали за попытку украсть, собирались повесить. Они каждую царапинку на нём знают. Как бы копия ни была похожа, разницу заменят. А поскольку Крест Ефросиньи Полоцкой много где мелькает, его исчезновение либо сомнения в подлинности породят волну парадоксов.
— Чего Мироздание не допустит, — кивнул Осокин. — Алесь тоже сомневался, но мне ваше мнение важнее — всё же сами там побывали. Точнее — тогда побывали. Значит, нужно искать точку в истории, когда эти изменения не столь бросятся в глаза. Например, в год нашествия Наполеона его замуровали в стене. Аккуратно изъять, заменить подделкой и снова замуровать… Тогда вам предстоит жить в Полоцке до лета. Мы точно не знаем, в какой части стены собора был схрон. Придётся войти в доверие к церковникам.
— Чот у нас с этим… не очень. Иезуиты в Гродно раскусили, призвали: хватать москальских засланцев! И ведь угадали — откуда мы, только с эпохой ошиблись. А взять полоцкого ксендза, что привёл стражу нас арестовывать, и я ему горлышко потоптал! Нет, не складывается у нас с майором дружба с клириками. Симеон — исключение.
— Давайте посмотрим период, когда реликвия находилась в руках атеистов-материалистов. Те вряд ли рассматривали каждую шероховатость, — предложил Глеб. — Когда они прикарманили крест?
