— В аду, — сказал он зловеще. — Мы с тобой в аду, Слава.
Косой почувствовал, как под мудрым взглядом старика, у него мурашки побежали по спине. Бандит удивился этому, но, конечно же, не выдал своих настоящих чувств. Быстро выбросил из головы неприятные мысли, которые навеяли ему слова Кулыма.
— Мы с тобой отвлеклись, — торопливо перевел он тему. — Я предлагаю сотрудничество. На тех же условиях. У тебя остается твое, у меня — мое. Вместе мы рулим Черемушками. Вместе выручаем друг друга, если какая-нибудь мразота решит сунуть нос в наши дела. Кроме того, у меня есть еще одно предложение.
— Какое?
Косой устроился поудобнее на своем месте. Отпил кофе.
— Давай смотреть правде в глаза. Ты уже немолод, Кулым. Неизвестно, сколько еще проживешь. Надо кого-то ставить вместо себя. Кто-то другой должен рулить черемушенскими, когда ты уже не сможешь.
— Вот как? И ты намекаешь на себя? — Хитровато улыбнулся Кулым.
— Да. Конечно, передавать, так сказать, бразды правления надо аккуратно, постепенно. Чтобы переход выглядел естественно. Будто произошел как бы сам-собой.
Косой замолчал, подождал немного, что же ответит на это старик. Кулым молчал.
— Что бы все было еще более гладко, неплохо было бы вдобавок кое-что нам с тобой замутить, — продолжил Косой, когда старик так и не ответил.
— Что замутить?
— Породниться, — улыбнулся Косой. Сколько там Маринке лет? Девятнадцать? Моему вот двадцать один стукнуло. Нравится ему Маринка. Уже не раз братва мне передавала, что он у них за нее выспрашивает.
Кулым задумчиво молчал. Убрав улыбку с лица, Косой добавил:
— Ну так что? Что скажешь на такое?
* * *
Из ГАИ я вернулся часам к четырем вечера. Договор мы подписали, перерегистрировали машину на меня, заплатив все пошлины. Теперь пассат был моей машиной в полном смысле этого слова. И даже ехалось на ней как-то иначе. Если раньше все же было у меня чувство, что я катаюсь на чужой, как бы взятой взаймы машине, то теперь оно исчезло. Другое чувство, чувство собственности заняло его место и приятно грело душу.
Вот только теперь нужно отремонтировать и продать пятерку. Не забыть заехать к моему знакомому мастеру, что живет за городом.
Припарковав машину на стоянке, я вернулся в контору. Уже с порога услышал какой-то спор, который вели между собой рабочие.
— Да я ж говорю, тут сетку надо стелить. Сетку! — Звучал знакомый голос. — Без нее штукатурка у тебя вся обвалиться!
— Если хорошая, то не обвалиться!
— Да где ты, дружище, в наше время, видал хорошую штукатурку⁈
— Че за шум, а драки нет? — Зашел я к рабочим.
Штукатур — невысокий и щупленький мужичок, похожий на цыганенка, спорил с кем-то по своей рабочей части. Я быстро узнал второго спорщика. При виде него нахмурил брови.
— О, здорова, Витя, — обернулся ко мне Егор. — Че, как жизнь молодая?
Глава 14
— Идет потихоньку, — сказал я хмуро.
Штукатур похожий на цыганенка, увидев мою реакцию, как-то недоуменно посмотрел сначала на Егора, потом на меня. Выглядел он, почему-то сконфуженным.
— А ты че, Витя, смотришь так, будто я тебе денег должен? — Добродушно рассмеялся Егор.
Рабочие, что еще трудились в прачечной, затихли. Бригадир-каменщик, до этого погонявший своего подмастерье, обернулся на нас. Остальные мужики тоже поглядывали, словно бы чувствуя, что с незнакомцем, пришедшим в прачечную, что-то не то.
— Пойдем покурим, — сказал я Егору, чтобы вывести того на разговор.
— Ага, давай, — торопливо согласился тот, понимая, в чем дело.
Мы пошли на задний двор. На дворе царил беспорядок, который всегда бывает, когда затеваешь ремонт: у бетонного забора стояли в нестройной стене сложенные кирпичи; кучи песка и гравия лежали у котельной; старая сетка от койки, подпертая доской, высилась над песком; у куч лежало большое, сбитое из досок и листа жести корыто, чтобы замешивать раствор; посреди двора стояла тракторная телега, полная битого кафеля.
Я отвел Егора за телегу. Бывший киллер тут же достал свой космос, стукнул пачку по донцу, высвобождая фильтр сигареты. Отправив ее в губы, он стукнул снова, предложил мне.
— Не курю, — напомнил я.
— А, ну да. Мы ж с тобой не покурить, а поговорить выбрались. Кстати, а мужики-то, рабочие эти, ниче такие. Нормальные. Штукатур у них, правда, неопытный. Он еще даже за мастерок не взялся, а я уже вижу, где может налажать.
Егор стал шаркать колесиком зажигалки, пытаясь выдавить из нее огонек.
— А… сука… Да че с ней, — бывший киллер осмотрел почти полный бачок газа. Потом вздохнул. — Понимаю, Витя, у тебя вопросы. Отвечу на все, что спросишь.
— Почему ты остался? Зачем вернулся?
Егор все же умудрился подкурить, затянулся и выдохнул табачный дым. Потом закашлялся.
— А, зараза! Промокли, что ли?
Я не торопил, пока киллер выкидывал сигарету. Потом он развернул пачку на полную, стал выбирать другую. В этот раз его зажигалка сработала нормально.
— Да пришлось, — начал он наконец. — Думал, что свалим со Светой. Но вот… Остались.
— Почему?
— Мамка у нее… — Помолчав, проговорил Егор, — колхозница. В совхозе каком-то недобитом работает. В станице под городом. В какой, я уже забыл. Ну и, сам понимаешь, несладко ей. До пенсии остался год, а денег нету. Уже третий месяц не платят. Света ей помогала деньгами. Ну я ей, мол, поехали, а она ни в какую. Как мамку, говорит, оставить? Не хочет уезжать.
— Ты сказал, Светка не местная, — напомнил я. — Что она не отсюда.
— Ну… ну да, не отсюда, — поторопился ответить Егор. — С деревни, под Армавиром. А я что, про это тебе не рассказывал?
— Нет.
— Ну вот, — он вздохнул. — Рассказываю. Короче, не так просто там все.
Торопливость в его ответе показалась мне немного подозрительной. Хотя, Егор, вроде, до этого почти не врал, и все то, что он говорил о себе и своей прошлой жизни, на поверку оказалось правдой. Тем не менее что-то в его поведении меня смущало.
— Тебя могут искать, Егор, — холодно проговорил я, не выдав своих подозрений. — Мясуховские тебя знают. Если увидят в городе, будут проблемы, и у тебя, и у Светы.
— Я знаю.
Добродушное выражение исчезло с лица Егора, он стал серьезным и даже мрачным.
— Я очень осторожен, Витя. Но щас по-другому никак. У мамки ее вообще беда. Сидит, жрать нечего. Мужика нету, а ей одной с огородом тяжко. Светка помогает. А если уедем? Кто ж тогда поможет? Короче. Я Светкиной мамке все твои деньги отдал.
— М-да, — засопел я. — Че, все так у вас со Светкой серьезно?
Егор молча покивал.
— Любовь-морковь, — почему-то грустно ответил он. — Светка за меня готова и в огонь, и в воду. Знает, что я не подарок, но ей по фигу. Знаешь, Витя, когда в жизни сталкиваешься с предательством, мало кому хочется доверять. Но, когда встречаешь по-настоящему верных людей, начинаешь ценить их в три раза сильнее. Светка для меня такое сделала, что в долгу я теперь перед ней. И как перед моей женщиной, и по-человечески тоже.
— Тут ты прав. Действительно, верных ценишь гораздо сильнее, — ответил я.
Мы помолчали. Егор почему-то сделался грустным. Показалось мне, что странная эмоция мелькала на его лице время от времени. Была это, то ли грусть, то ли… Отвращение? Бывший киллер поглядывал на меня, и на миг губы его кривились, словно попробовал он что-то кислое и противное.
— Че такое, Егор? Че ты, как соли нажрался?
— Да ниче, — отмахнулся он. — Башка болит. Все, хе… «похмелье», после нашей с тобой гулянки на бетонном заводе никак не пройдет. Стряс, Витя. Ну это по фигу. Короче. Работа мне нужна. Бабла нету. Все мамке Светкиной отдал. Мы договорились, что она это растянет, пока мы со Светой на новом месте на ноги не встанем. Тогда она сможет мамке отсылать денег. А пока нам самим надо заработать. Заработать на билеты. Что б жилье снять на новом месте. На жратву, ну и так далее. Короче, возьмешь меня штукатуром? Я, если надо, могу и разнорабочим подрабатывать. Ну, если тебе тот штукатур, с бригады, больше по работе понрвится.
