привело в растерянность несметное количество тарелочек и плошечек, заполненных незнакомой снедью.
Как выяснилось, жизнь китайцев в период Весен и Осени, как его назвали позже, была предельно регламентирована. Не только война велась по правилам. Каждый шаг сопровождала какая-то церемония. Так, свадьба состояла из шести обязательных шагов, и для каждого из сословий они имели отличия. Да что там, даже количество деревьев на могилах различалось в зависимости от общественного статуса. И нарушить эти правила было позором.
Гости расселись, не прикасаясь к еде, и князь Дайаэ мысленно порадовался, что предупредил своих воинов. Китайцы разговаривали, без стеснения разглядывая чужеземцев. Непривычная музыка заиграла в зале, куда вышел сам Гун, приветствуемый низкими поклонами. Дайаэ, прочем, ограничился тем, что наклонил голову и прижал руку к сердцу, чем вызвал недовольную гримасу у хозяина. Гун взял палочки в руки, и это послужило сигналом к приему пищи. Дайаэ подозвал евнуха и попросил дать ему слово. Тот кивнул головой и через минуту музыка смолкла. Гости притихли в ожидании. Дайаэ поднялся.
— Великий и отважный князь. Я буду говорить на языке жунов, потому что вашу благородную речь я еще не знаю.
Речь кочевников знали не все, и евнух, стоявший за спиной правителя царства Цзинь, переводил.
— Мы прошли тысячи ли, чтобы попасть в вашу страну. Мы пересекли высокие горы, переплывали бурные реки, терпели холод и зной. Мы бились с множеством племен и народов. Наша цель- торговля. Мы привезли лучшие товары, что делают в нашей земле, и я хочу вручить их в подарок.
По знаку Дайаэ в зал внесли подносы.
— Я дарю вам эту чашу из синего стекла, сделанную в далеком городе Тир, до которого год пути. Я дарю пурпурный плащ из города Сидон.
В зале начался шум. Стекло в Китае сдали делать через полтысячи лет, а пурпур тут был вообще незнаком. Сам Гун скрывал любопытство с огромным трудом, сохраняя каменное выражение лица.
— Я дарю вот эти шитые золотом платки для ваших жен и золотые серьги для старшей жены.
Тут так было принято, Дайаэ специально узнавал. У жен тоже была своя иерархия.
— Прими в подарок вот этот меч из железа, досточтимый и отважный Гун.
Тут зал зашумел сильно. С железом в то время в Китае было так плохо, что полоски из метеоритного металла вставляли в бронзовые мечи, делая режущую кромку. Гун выпучил глаза. Ох, ему бы всё оружие сделать из железа. Тогда родственничек Чэн, что сидел в городе Цюйво, у него поплакал бы.
— И еще прими от меня вот этого жеребца, достойного твоего величия, — добил местного повелителя Дайаэ.
Гун не выдержал и вскочил на ноги, позабыв о торжественной неподвижности. О конях пришельцев он был наслышан. Кони тут были скверные, а коневоды из китайцев были еще хуже.
Дайаэ сел на место, довольный произведенным эффектом. Подарки были со смыслом. Да, мы богаты, но у нас есть железное оружие и хорошие кони, так что лучше дружить.
Цзи Минь сделал ответные подарки, которые в основном состояли из рулонов шелка, одежды из него же и золотых украшений.
Пир продолжался, а евнух склонился к уху Дайаэ, и прошептал:
— Повелитель будет ждать вас после пира. Он хочет поговорить.
Дайаэ кивнул. На то и был расчет.
Гун в своих покоях с детским любопытством разглядывал подарки, меч в особенности. Смысл этого дара он понял прекрасно, и разговор должен состояться совсем не тот, который он готовил со своим командующим Да-сы-ма.
— Князь, — уважительно склонился Дайаэ. Уважительно, не раболепно, как равный.
— Мне сказали, что ты князь в своих землях.
— Это так.
— Разве князья торгуют, как презренные купцы? — вопрос был с подвохом. Купцы в Китае были простолюдинами и стояли куда ниже даже колесничих, невзирая на богатство.
— Я не торгую, торгуют мои люди, — с каменным лицом сказал Дайаэ. — Разве купец сможет совершить деяние, достойное богов? Разве кто-то из твоих земель дошел до нашего царства? Никто не дошел, я первый, и это увеличит мою ДЭ, и порадует предков.
Цзи Минь задумался. Да, получается, собеседник был не презренный торговец-простолюдин, а воин, совершивший неслыханное доселе. А то, что он позволил торговцам сопровождать себя, было уже неважным. Но и нелишним. Гун был весьма прагматичен, и стоимость такого похода оценивал вполне трезво.
— Я готов покупать коней и железное оружие. Тряпки и стекло пусть продают купцам, мне это неинтересно.
— Пригнать большой табун будет сложно, мой Ван почти всех забирает для своего войска.
— Назови цену, — Гун начал терять терпение.
— Десять семей людей, который умеют делать шелк. И коконы с гусеницами.
— Не может быть и речи! — отрезал Гун. — Шелк тут делают уже две тысячи лет. Только князья и вельможи достойны его носить.
— А если цена будет очень высока? — сощурился Дайаэ.
— Такой цены просто нет, — высокомерно ответил Цзи Минь. — Тебе нечего мне предложить.
— Я предлагаю тебе княжество Цюйво. Как тебе такая цена?
Молчание было ему ответом. Он попал в точку.
* * *
Месяцем позже. Окрестности Цюйво.
Войска обоих повелителей царства Цинь выстраивались в красивый боевой порядок, вызывая презрительную усмешку у персов. Им эти церемонии были непонятны. Но тут шло священнодействие. Приносились жертвы, давались обеты, и битва должна была начаться не ранее, чем все подготовительные действия закончатся. Иначе будет большой урон для ДЭ. Войска были разбиты на ШИ, по полторы тысячи человек. Пехота традиционно строилась в пять рядов, и минимальное подразделение под названием У, тоже состояло из пяти человек. Пятерка колесниц называлась ДУЙ, и считалась отрядом. Вообще все в китайском войске было кратно пяти, и этот порядок сохранялся столетиями.
Впереди стояли колесницы, запряженные четверкой коней. Ими управляли самые знатные воины. За каждой колесницей стоял отряд пехоты из двух лянов по двадцать пять человек. Двадцать из них носили доспех и были вооружены клевцами-ГЭ. Они назывались цзяши. Экипажи колесниц состояли из лучников и алебардистов. Если кого-то убивали, то один из пехотинцев занимал его место.
По сигналу барабанов колесницы сорвались с места. Лучники открыли огонь по пехоте и другим колесницам, а алебардисты хватали поудобнее свою жуткую снасть. Оказывается, круговой удар алебарды, полученный с несущейся на полной скорости двухколесной телеги, мог развалить человека напополам. Отряды пехоты на флангах начали сближение, и лучники открыли огонь.
Куруш меланхолично жевал сухое мясо, пока благородные воины повышали свою добродетель и радовали предков отрубленными конечностями. Хорошо, если чужими. Отряд персов был в
