Пришлось принимать недоделанные самолеты, учить их и себя летать, крутить хвоста механикам, которые не рвались обслуживать М-105П и пять точек вооружения. Штатных механиков на них не выделили, свои обслуживали И-16 и многочисленные УТИ-4, мотористов пришлось шакалить во втором звене, где были ББ-22. В общем, это был «груз и ноша», предназначенная неизвестно для чего. Использовали их редко, разве что приняли участие в воздушном параде в Ростове на Первое мая. Но штатные летчики звена их освоили, и если будет приказ, то были готовы перейти на них. Косяки со станциями и приемниками убрали, переместили наверх весовой балансир вертикального руля, после того, как Петр чуть не угробился на нем из-за захваченной на взлете плохо прокошенной травы. На «Роскомбайне» добыли немецкие уплотнители на гидравлику, перекрасили две из пяти машин, они были высотными и имели ТК-2 за двигателем, высотный нагнетатель, изменили направляющую неразрывной ленты пушки ТП-6. Эти два истребителя имели оборудование для слепых полетов: неплохой авиагоризонт, подсветку всех приборов и радиополукомпас. Три других машины почему-то этих приборов не имели, и полеты в облаках для них были недоступны. Даже «пионера» не было. Для разведки они не слишком годились. Выписать штатные не удалось, пришлось перетягивать приборы с «ишаков», благо что ЗиПа для них было достаточно. Но все говорили, что промышленность сняла с производства И-16, и скоро возникнет дефицит всего и вся.
А училище на другой тип самолетов так и не переходило. Продолжало выпускать курсантов во все большем объеме, последний выпуск уже и одевать стало не во что. Так и разъехались в мае 1941 года по частям в полевой форме ВВС. Отпуска отменили, сделали новый набор. В январе командующим ПВО страны стал Штерн, который в мае приехал инспектировать южные округа. Из-за угрозы войны с Англией сюда в первую очередь пошли РЛС и большая часть ЛаГГов, более ста пятидесяти штук прислали. Но освоенными были только пять машин в Ейском училище. Шестого июня 164-й ИАП в Моздоке провалил проверку, не смогли обнаружить и перехватить посланные на Грозный бомбардировщики. Самолеты оказались не подготовлены к ночным полетам. Так как тревога была объявлена по всему округу, то на отходе их перехватила пятерка ЛаГГов Петра, а затем туда же подтянулись еще и И-16 Ейского училища. «Отстрелявшись» по пятой машине и израсходовав полностью холостые патроны в БС и ШКАСах, Петр передал в эфир:
– Я – Тринадцатый, работу закончил, шестое, сбор, домой.
Машины собрались на помаргивающий свет навигационных огней ведущего и начали снижение. ДБ-3Ф, изображавшие цели, шли на 9 тысячах, спускаться пришлось долго. А на земле надрывались телефоны, по поводу: кто, чем и как?
В Ейске Штерн появился на следующий день.
Училище было построено по ранжиру: отдельно те, кто принимал участие в «отражении налета», отдельно учебные эскадрильи с курсантами. Шестая эскадрилья стояла седьмой, первым стояло «управление», а шестое звено на самом шкентеле, на левом фланге, последним подразделением. После построения и поздравления объявили прохождение, все протопали мимо трибуны, на которой стоял дважды Герой и генерал армии. Так отметили его успехи в Финской войне. Рядом с ним стояли генерал-инспектор ВВС СССР генерал-лейтенант Смушкевич, тоже дважды Герой, начальник Главного управления ВВС Красной Армии генерал-майор Жигарев, генерал-лейтенант Жаворонков, командующий авиацией РККФ и командующий авиацией ЧФ генерал-майор авиации Василий Русаков. В общем, вся верхушка нашего авиационного командования. Под трибуной, в качества мальчика для битья присутствовал майор Акуленко, командир 164-го полка, провалившего учения. Скорее всего, он мысленно считал минуты до расстрела. В апреле сняли командующего ВВС, вместо него пока никого не назначили. После прохождения собрали всех участников в клубе на разбор полетов.
Провал был мощнейший, так как ВВС округа готовилось отражать противника с другой стороны, днем и в хорошую погоду. Погода была хорошей, сменили направление, в свете новых осложнений с Германией, и заменили день на ночь. А в учебных планах практически начисто отсутствуют ночные полеты. Их как-то отменили, временно, и забыли включить снова. Количество летных происшествий пошло вниз, и всех это устроило. Особенно немцев. Они точно знали, что ночной истребительной авиации у нас нет. Петра вызвали сразу после выступления начальника штаба полковника Иванова. Он руководил полетами по тревоге, хотя шестое звено ушло в воздух до того, как он появился на СКП. Дежурил там командир «четвертой» Саня Хабаров, он и дал отмашку на взлет. Поэтому Петр рассказывал, как есть, а не причесанную версию для начальства.
– Готовность номер два была объявлена в 23.30 в субботу шестого июня. По этой команде была включена штатная РЛС «Наяда», и ее операторы были переведены на круглосуточный режим. Личный состав звена оставался в комнатах отдыха, готовым к вылету. Технический состав подготавливал технику к вероятному вылету. Так как тревога была учебной, то заменяли штатные боеприпасы на холостые. Воздушное пространство было чистым, в зону нашей ответственности никто не входил до 03.11 седьмого июня 1941-го. Самолеты появились на высоте девяти-десяти километров, на запросы не отвечали. Я объявил боевую тревогу и, согласовав с дежурным на СКП майором Хабаровым вылет, произвел взлет имеющимися пятью ночными истребителями ЛаГГ-3. При подходе к цели были обнаружены 27 самолетов ДБ-3ф, которые шли с потушенными АНО и не отвечали на запросы. Классифицировали их как учебную цель, произвели пять заходов. Атаки проводились из мертвых зон бомбардировщиков до полного израсходования имеющихся огневых средств. Стрелки бомбардировщиков вели ответный огонь холостыми выстрелами.
– Почему учебные цели не были обнаружены при пролете к Грозному? – задал вопрос Штерн.
– Этого я не знаю, еще раз повторяю, РЛС работала на максимальной дальности, периодически просматривая ближний сектор. В нашу зону никто не входил в радиусе 250 километров.
– Все правильно, товарищ Штерн. О наличии у училища этой станции нам было известно, курс был проложен так, чтобы не быть обнаруженными. На отходе специально изменили маршрут, чтобы проверить готовность войск и в районе Ростова. К сожалению, готовым оказалось только Ейское училище. Остальные никак не отреагировали на пролет большой группы самолетов, – сказал Смушкевич. – У всех одна отговорка: по шумам определили, что самолеты наши. А то, что группа скрывается и не несет огней, никого не насторожило. У меня вопрос к товарищу старшему лейтенанту? Вы сказали, что использовали самолеты ЛаГГ, а нам товарищ Акуленко доказывает, что самолет ЛаГГ для ночных полетов не приспособлен.
– Совершенно верно. В основной «первой» серии у него отсутствует соответствующее навигационное оборудование. У нас две машины нулевой серии с нагнетателями ТН-2. Так как эскадрилья и звено разведывательные, то без этих приборов не обойтись, мы в облаках и ночью летаем часто, то три машины были дополнительно оборудованы приборами с И-16р. Но у них нет нагнетателей, и они имеют значительно меньшую высотность. Непосредственно серийный И-16 зачастую тоже не имеет этих приборов, поэтому в отражении ночного налета приняли участие не все имеющиеся самолеты.
Его «пытали» достаточно долго, ведь работало именно его звено, остальные подтягивались к бою поодиночке, без строя, и атаковали один, а не пять раз. Но они практически не летали на перехват с помощью оператора РЛС. Само училище локатор не использовало, им «владело» только разведывательное звено. Чтобы прогнать всех, не хватало времени, топлива и соответствующего учебного плана. В самом конце совещания его поманил пальцем Штерн:
– Вы мне очень напоминаете одного человека, который, к сожалению, погиб в Карелии, но у него была другая фамилия.
– Да, у меня была другая фамилия. Эта – фамилия моего отца, та была фамилией отчима.
– Живой?
– Да, чуть не замерз, чуть не умер, но чуть-чуть – не считается, товарищ генерал армии.
