в отдельной комнате, как это сделали бы в оставленном им мире. Все вместе встали за столами, и главнокомандующий, подняв рюмку, провозгласил:
– За победу! За возвращение домой!
Банкет не затянулся. После пары тостов руководители республики, пожелав присутствующим приятно отдохнуть, потянулись к выходу – им предстояло завтра рано утром лететь в Москву. А вот Несвицкого не отпустили. К нему с Мариной подходили, жали руку, обнимали и предлагали вместе выпить. Сообразив, что он сейчас наклюкается в зюзю, Николай с гитарой пробился к подиуму, где наигрывал мелодию квартет из девушек – две скрипки, альт и виолончель.
– Споем, девчата? – спросил у музыкантш.
– Вы пойте, а мы попробуем вам подыграть, – улыбнулась хрупкая альтистка.
– Что ж, начинаем, – кивнул Несвицкий и поднял укулеле на уровень груди.
За столом он выпил водки, но закусил едва-едва, и ощущал прилив энергии. К тому же радость, которая переполняла всех стоявших за столами, передалась и Николаю. Наконец он дома, среди своих…
Концерт случился от души. Песни Несвицкий исполнял веселые – все, что смог припомнить, и которые любил когда-то. Ему внимали, аплодировали, просили продолжать. И Николай старался. Раздухарился так, что исполнил песню из репертуара Аллегровой.
– Это о флотском офицере, – объявил, в последний миг припомнив, что здесь в пехоте нет чина лейтенанта. Но во флоте есть…
Младший лейтенант сидит в сторонке,
Бирюзовый взгляд как у ребенка.
Что-то не танцует, что-то не танцует он.
Младший лейтенант с улыбкой странной,
Запросто мог стать звездой экрана,
Только две звезды упали на его погон…[2]
Через минуту не только музыкантши, но и зал вторил ему, притоптывая:
Младший лейтенант бередит сердца,
Безымянный палец без кольца.
Только я твоей любви ни капли не хочу…
Домой Несвицкого с Мариной отвез капитан Боруля. Помог донести им чемоданы до площадки, поставил перед дверью и распрощался. В квартире Николай сходу ухнул в кресло, стоявшее в прихожей, и пожаловался:
– Устал…
– Еще бы! – Марина улыбнулась и села рядом с ним на подлокотник. Обняла жениха за шею. – С чего тебя так прорвало? Ты целый вечер пел.
– Не знаю… – Николай задумался. – Восторг какой-то накатился. Что удивительно: люди радуются, что возвращаются в империю, а я наоборот – что из нее уехал.
– Чему тут удивляться? – ответила невеста. – Здесь все родное. Здесь мы с тобой встретились и полюбили. Как я тобой горжусь! Ты самый лучший из мужчин – из всех, что есть.
– Не перехваливай! – он чмокнул ее в щеку. – Давай попьем чайку и ляжем спать. Нам завтра в госпиталь. Кривицкий, наверное, нас заждался.
– Он бьет копытом, как ты любишь говорить, – Марина засмеялась. – Имперский волхв, который подменял тебя, раствор чарует, но плазмой у него не получается. Степан Андреевич хочет с ней продолжить. Когда ему звонила из Москвы, ругался, требуя, чтоб ты скорей вернулся. Еле объяснила, сказав, что занят с императором.
– Погоди! – Несвицкий встрепенулся. – Так это от тебя пошло, что я уговорил царя признать республику?
– Ведь так оно и было, – Марина отстранилась и слезла с подлокотника. – Мне Николай Иванович сказал, что без тебя ничего б не получилось. Не стал бы слушать его царь. А после встреч с тобой переменился. Пошли пить чай!
«Вот так рождаются легенды», – вздохнув, подумал Николай, вставая с кресла. О том, что он омолаживает Александра Третьего, в курсе были трое: Николай, сам царь и дед, а более – никто. Но то, что он ездит императору, Марина знала, вот и решила… И дед подпел, хотя, чего греха таить, какой-то вклад в принятие царем решения Несвицкий-младший внес. «Хрен с ним! – подумал Николай. – Скоро все равно забудут…»
***
Начальник госпиталя волхва с невестой встретил неприветливо.
– Что так надолго задержались? – спросил сварливо. – Обещали вернуться через неделю, а пропали почти что на две.
– Не отпускали, – развел руками Николай.
– Кто?
– Император.
– Вы граждане республики и ему не подчиняетесь. Чего от вас хотел?
– Чтоб я остался при дворе.
– Обнаглели! – начальник госпиталя возмутился. – У них там волхвов тысячи, а у нас в республике – единственный.
– Вот я ему и объяснил расклады, – сказал Несвицкий. – Ворчал, но отпустил.
– И слава Богу! – произнес Кривицкий, после чего перекрестился. – Марина Авенировна, займитесь своим отделением. Вас, Николай Михайлович, прошу пройти со мной. Займемся плазмой. Волхв из империи, которого прислали на подмену, как выяснилось, никудышный – не смог ее зачаровать. К тому же лодырь.
И они пошли. К обеду Николай закончил с первой партией жидкой части крови, поел и занялся устройством кабинета, который ему выделили в госпитале. В самом деле! Он волхв и подполковник медицинской службы, а кабинета не имеет. Непорядок. Сарказм, если кто не понял. Но начальник госпиталя дал команду, Несвицкий возражать не стал. Сестра-хозяйка выделила мебель – стол, пару стульев, вешалку, еще кушетку, оббитую клеенкой. Сам кабинет являлся выгороженной частью коридора в его торце, без умывальника, поэтому как медицинский не годился. Но Николай не врач и принимать больных не будет, а руки, если нужно, он помоет в туалете – благо тот неподалеку. Окно имеется – и ладно. Два санитара притащили мебель и расставили ее под наблюдением сестры-хозяйки.
– Мы тут вымоем полы и повесим шторы, – сказала она Николаю. – А вы к Кривицкому зайдите. Он спрашивал.
В этот раз начальник госпиталя был более приветливым.
– Вот что, Николай Михайлович, – сказал Несвицкому. – Коллектив желает с вами встретиться, узнать из первых уст о ваших приключениях в Москве. А то такие слухи ходят! Репортаж с торжественного заседания по телевидению смотрели многие, но там о вас почти что не сказали. Берите
