— Меня жена выгонит! Вы чего натворили, ироды?
— Выгонит, ты себе другую найди. Думаю, у тебя отбоя не будет от претенденток, — парирую я.
— У меня две дочки, Сара и Катя, куда я без них? Эх, дать бы тебе в лоб, но нельзя! Земляк, да и для города много сделал. У меня родители на Комсомольском проспекте квартиру получили, не нарадуются. И городок для детей во дворе, и для собак огороженный выгул с разными горками, и освещение везде… А какие ели голубые красивые!
— Так ты из Красноярска? — удивился я.
— Ну, родители там и живут, а я в семнадцать лет в Ленинград уехал, но дома бываю.
— Ну вот и вали всё на меня! Глядишь, жена и не выгонит! А за знакомство надо выпить! — искренне рад я.
— Выпил уже, проснулся лысым. С тобой, Толя, пить… — пытался отказаться Серёга, но не удалось.
— Я краем уха слышал, что Гомельский обещал вам разрешить выезд за границу в клубы! — шепнул я ему.
— Ещё перед Олимпиадой обещал, было дело. Но я старый, мне тридцатник же, куда мне ехать? Годика три-четыре поиграю и всё, и так скриплю как развалина иной раз на паркете. Да и куда? В НБА меня не возьмут.
— В Европе можно года за три большие деньги поднять. Если не за албанский клуб играть. ФРГ, Испания… отличные варианты, — советую я.
— Толян, привет! — ко мне подходит мой сосед по рейсу Красноярск — Хабаровск, земляк, борец Карамчаков.
Вижу у него бронзовую медаль на шее.
— Серёга, знакомься — твой тезка и наш земляк — борец-вольник, — говорю я Тараканову.
Парни жмут друг другу руки, но картина потешная. Тараканов за 2 метра ростом, а Карамчаков… ну, пусть метра полтора.
Общаемся. Карамчаков рассказал, как упустил золото. В отборке чуть ли не драка была с немцем из ФРГ, тот моего знакомого два раза по лицу ударил, но и ответку получил. Вывели его за бронзу бороться, Серёга выиграл, конечно, а победил у них в самом легком весе японец, который раньше уже 4 раза проигрывал моему земляку. Обидно, что и говорить! Вообще, странная была отборка, в одной группе всего трое борцов, в другой аж семеро! Позор какой-то, а не жеребьёвка.
Постепенно наша компания расширяется за счёт вливания борцов и боксёров. Уже собираюсь под шумок уйти спать, но слышу знакомый противный голосок.
— Вот он меня из моей каюты выгнал!
Кроме девушки, которая мне уже изрядно надоела, к нам подошли Сюткин, и ещё один огромный мужик лет тридцати. Судя по форме, моряк. Парни, очевидно, шли защитить невинную жертву наглого пацана, но сейчас на них смотрели десятка два моих приятелей, и пыл у парочки сопровождающих угас.
— Зачем так говоришь? — с осуждением спросил двухметровый олимпийский чемпион по борьбе Давид, из Грузии.
Здоровяк сразу как-то сник.
— Не я выгнал, а Степан Константинович, и каюта эта моя, а вот что ты в чужой каюте делала? Я вещи ещё свои не проверил, не дай бог что пропало! — сразу поясняю за претензии.
Не девке, а окружающим, а то подумают про меня черт-те чё!
— Да не трогала я твой хлам, пнула раза два! Очень надо! А в каюте я живу всю Олимпиаду.
— Погоди, так каюта не твоя? — переспросил Сюткин, которого двухметровый грузин тоже впечатлил. — А вещи зачем чужие трогать?
— Стоп! Хрен с этими шмотками, разобрались и хватит. Праздник давайте не портить друг другу! — торможу я.
Короче, пришлось пить мировую, причем эта девушка как-то быстро подружилась с губастым и волосатым борцом-грузином, бросив своих парней. Зато я поговорил с Сюткиным и выяснил кучу интересного про его молодость. Он недавно служил в ВВС, а до армии работал барменом, грузчиком на вокзале, учеником повара, проводником… Главные хиты у него впереди, но сейчас Сюткин гордится участием в фестивале хоровой песни «Замыкая круг». Я хотел из хулиганских побуждений что-нибудь напеть из его будущего репертуара, но в голове вертелось — «Нетрудно встретить этого мужчину небесной красоты», или ещё хуже — «Дай мне этот день, дай мне эту ночь… ты не уснёшь, пока я рядом»! Такое парню петь западло.
Утром мне было плохо по двум причинам — похмелье и штормовая погода. Наш теплоход уже отчалил из Пусана, несмотря на ухудшение погодной ситуации. А плыть нам по такой погоде больше тысячи километров! Но к вечеру мой организм адаптировался, и мы с Цзю и Артемьевым играли в преф до двух ночи. На деньги, разумеется, хотя я предлагал на доллары.
— Толян, какие доллары⁈ Мы машины купили! Давай на деньги играть, — возмутился Цзю.
— Что, доллары не деньги? — немного покоробило меня.
У меня рублей как раз мало, в основном доллары. Правда нас с Костей ждёт ещё премия в двенадцать тысяч рублей, сколько дадут Витьку — не знаю. А ещё нам обещали звание «Заслуженный мастер спорта СССР». А это увеличение на 70% оклада, ну, так сказали. Само постановление Госкомспорта ещё не читал, оно свежее, августом датировано.
Во Владике нас встречали торжественно — оркестр, дети, девушки-красавицы. Толпа уставших сборников с кучей баулов спускается по трапу, а им поздравления и цветы. Есть среди встречающих и корреспонденты столичных и местных СМИ, замечена даже парочка похмельных, а также много фотографов и прочих. Мне глянулась одна девушка с косой до пояса, глазами как у Чебурашки и солидной грудью. Ах да, и с хорошим японским кассетником в руках. Пытается взять интервью, но все идут мимо. Я также задолбан поездкой в шторм, но помню, как важна пресса, да и жалко стало игнорируемую всеми журналистку. Торможу перед этой пигалицей в синем платье с большим микрофоном в руках.
— Да, могу ответить, задавайте, — улыбаюсь я как можно приветливее.
— Что вы чувствуете после победы нашей сборной в общем зачете?
Можно поприкалываться, а можно прислушаться к себе и честно ответить — мол, нифига не чувствую, но я отвечаю политически правильно и корректно. Рассказываю про гордость за своих коллег-спортсменов, про поддержку наших болельщиков, про радость личной победы. Малышка спохватывается и спрашивает, кто я и что завоевал на Олимпиаде? Степенно хвастаюсь, не забывая о заслуге нашего тренерского штаба.
— Так, ну, это неинтересно будет… ладно, потом вырежу, — бормочет журналистка. — А вот ещё вопрос! Сравните жизнь в капиталистической Корее и у нас, в СССР.
— Как это неинтересно! А вы из какого издания? — хмурюсь я.
— Я из «Вестника Дальвостокшахтогеологии», — красотка даже глаза отвела, понимая непрофильность своего издания.
Знаем мы такую организацию! Не Штыба, конечно, а Буслик. Работал я с ними, вернее, с их преемниками — «Сахалинской геологоразведочной партией», году так в двухтысячном, примерно.
— Вы совершенно неправильно понимаете, как устроен большой спорт и как важна сплоченная команда, которая работает на результат. Может, я вам попозже расскажу всё подробнее? А вы, скажем, мне экскурсию по городу взамен?
— Экскурсию лучше у Нелли Григорьевны попросить. Она работает у нас старшим геологом, но увлекается краеведением. Знаете, это такая наука новая…
— Знаю, я ведь её и создавал почти четыре года назад, — киваю головой. — Номер телефончика оставьте!
— Ой, я не представилась! Полина Гагарова! — заулыбалась девушка с косой.
— А Дмитрий Николаевич вам не родственник? — на всякий случай интересуюсь я, ведь это фамилия местного первого секретаря!
— Дядя мой. Вот возьмите, но я дома после шести только буду, — даёт мне в руки бумажку с записанным каллиграфическим почерком адресом и номером телефона, рабочего и домашнего.
— Толян! Всё пропало! — ко мне неслышно подкрался Цзю и уставился на большеглазую красотку, оценивая её фигурку.
— Это тоже олимпийский чемпион, Константин Цзю, — представляю я друга. — И хватит на девушку пялиться, что там у тебя пропало?
— Всё! Машины при перевозке побились! — не отводит глаз от журналистки автовладелец.
— Не понял, а как? — удивился я.
— Закрепили плохо половину машин, вот они в шторм и поехали, ударяясь друг о друга. Надо выяснять, чьи машины пострадали! Эх, говорил ты мне, да я не послушал умного человека. Зря взял!
