Отвёл в уголок, и давай деньги отсчитывать. Сначала бумажку сунул подписать, потом зарплату выдал. Говорит: «Стыдно, господин стажёр, от меня бегать! У меня ножки стариковские, тяжко за вами гоняться. Можно подумать, вам жалованье ни к чему».
Я ему: а почему стажёр? «Ну как же, — старикан отвечает, — по ведомости за квартал вы пока стажёр, такое и жалованье. Как бумаги на чин новый придут, так и получите». Взял я зарплату свою и убежал. Не говорить же, что меня бизнесмен Алексеев хорошо обеспечил.
Дал я этой даме денег, она аж прослезилась.
— Ах, Митенька, не зря, не зря за тебя попечители радели. Не зря средства вкладывали!
— Попечители? — говорю. Странно.
— Ну конечно. Надеюсь, ты не забыл Ивана Витальевича поблагодарить? Он тебе обучение оплатил, рекомендации выдал, чтобы в университет взяли. Без рекомендации тяжко бывает.
Это что же — полицмейстер, он же Рыбак, — мой покровитель? Обучение оплатил, рекомендации выдал… А я не в теме вообще. Вот он и зол на меня. Никакой благодарности от студента Найдёнова. Одни проблемы.
Вот почему он это сделал?
Прекрасная эльвийка тут недавно намекнула, что отец мой не простой человек. И Рыбака выдавать отказалась, хотя я давил. Блин! Да ладно! Такое только в сериалах бывает. Люк, я твой отец! Переходи на тёмную сторону, у нас печеньки…
Вышел я из дома в обалдении. Постоял на крыльце, взял себя в руки, и к дому полицмейстера двинул. Как говорится: ввяжемся в драку, а там как пойдёт.
***
Не зря я торопился — всех на месте застал. И Бургачёв там уже со своей дамой сердца, и мой шеф, и сам его высокородие господин полицмейстер собственной персоной. Только в горизонтальном положении, на кровати. Пропустили меня в дом полицмейстера без вопросов. Показал пакет с бумагами и вошёл.
Дом у его высокородия Ивана Витальевича не сказать чтобы большой, но солидный, каменный. Внутри пирогами пахнет, вкусно так. Аж слюнки потекли. Обстановка старомодная, не то что у бизнесмена Алексеева или губернатора. Как видно, Иван Витальевич человек старой закалки. Всяких новомодных штучек не любит.
Прошёл я в гостиную, там стол накрыт. На белой скатерти самовар здоровенный, весь в медалях, сверкает. Выпечка всякая, на любой вкус. Горка сахара кусками. Возле сахарницы щипцы специальные, чтобы этот сахар щемить и пить чай вприкуску. У всех в чашках налито, аромат обалденный.
За столом вся компания сидит: поручик Бургачёв, его подружка Елизавета, и мой шеф — Викентий Васильевич. Напротив поручика, в одиночестве, сидит репортёр из газеты. Знакомый — тот самый Иванищев, полицейский агент. Весь прилизанный, чистенький, прямо пай-мальчик. У стенки фотоаппарат на ножках приткнулся. Как видно, для новостей в газету приготовили.
Все чай пьют, с пирогами. Во главе стола, рядом с шефом, дама. Немолодая, но выглядит симпатично. И одета хорошо. Сразу видно — хозяйка.
Вошёл я, доложился: так и так, офицер Найдёнов принёс пакет из участка.
— Проходите, молодой человек! — говорит хозяйка. — Выпейте чаю. Мы здесь просто, по-домашнему.
Шеф мой пакет взял, на стол положил. А девица Елизавета меня увидела, так из-за стола и вскочила. Подбежала ко мне:
— Ах, какой милашка! Какая прелесть! — и к моему попугаю Микки руки тянет.
Микки клювом щёлкнул, девица взвизгнула.
— Ах, что за птица! Можно его подержать?
— Это попугай, — говорю. Ну вот как поручик эту Лизавету выдерживает? У неё голос двести децибел по шкале Рихтера. — Зовут Микеша. Питается орехами.
— Ой, какое чудо! — девица руку протянула, я попугая подпихнул — иди, не бойся.
Микки ей на руку перебрался. Головой завертел, да как каркнет.
— Ка-ккар! Аррр! Архх!
Видно, сказать что-то хочет, да не получается. Вот блин, подарочек… Был гоблин, стал птиц бестолковый.
Девица захохотала, к столу обернулась. Взяла кусок сахара, дала на ладошке. Микки глянул на сахар, цапнул его. Хрусть — и нету.
Мой шеф нахмурился, говорит:
— Идите за мной, Найдёнов.
Со стула встал, на трость опёрся — видно, ранение донимает — и к двери. За гостиной кабинет оказался, за кабинетом — спальня. В спальне на широкой кровати Иван Витальевич, полицмейстер, лежит. Глаза закрыты, сам в пижаме, одеялом укрытый.
Остановился шеф возле кровати, на полицмейстера посмотрел. Будто ждёт, что тот очнётся. Не дождался, головой покачал, и ко мне:
— Докладывайте, Дмитрий Александрович.
Доложил я ему, что делал. А про то, как меня бизнесмен договором зацепил, да про магию всякую не сказал. Незачем начальству знать такое.
— Хочу ещё раз на карьер съездить, — говорю. — Что-то нечисто там. Управляющий уж очень подозрительный. Бумаги с виду в порядке, но глаза у него бегают. Боится чего-то. Я его к хозяину — Алексееву, отвёз по дороге для отчёта, под его ответственность. Да вот душа у меня неспокойна. Ещё хочу тело бухгалтера Семёна в морге осмотреть как следует. Экспертизу провести на предмет насильственной смерти.
— Основания? — резко спросил шеф. — Семён, говоришь, чахотошный? Скажет эксперт, что от чахотки умер, и всё на том.
Ну вот как сказать, что я видел? Как призрак бухгалтера бумаги подчищал, да ещё кто-то за спиной у него был. Мне это мой котя Талисман показал — тоже призрак.
— Сомневаюсь я, — отвечаю, — в естественной смерти. Уж очень вовремя помер бухгалтер. Если бы ещё магическую экспертизу провести, совсем хорошо будет.
Шеф на меня глаза выпучил. Говорит:
— Да ты умом рехнулся, стажёр.
— Ну почему, как бы хорошо было!
Вздохнул он, так тяжело, словами не передать.
— Эх-х, Найдёнов… Ещё бы не хорошо-то! Нельзя… нельзя. На магию полный запрет. Самому обидно — всякие кондитеры, ювелиры, девки гулящие амулеты имеют, и всяко ими пользуются. А нам для дела — шиш! Но так уж повелось, не нам решать. Ладно, докладывай дальше.
— Есть у меня наводка, — говорю. — На днях проверю. Собирается в городе тайное общество. Агент мне адресок подкинул. Да ещё хочу в паровозное депо сходить. Мне Бургачёв сказал, что сам проверит, но…
— А что инороды виновны, ты не веришь? — спрашивает шеф.
— Честно говоря — нет.
Сморщился он, как будто лимон пожевал. Говорит нехотя:
— Да и я сомневаюсь. Но вот какое дело… Инороды уж очень к делу пришлись. Много их стало, людишек от работы теснят. Да и проще с ними. Собрал, да в поле — землю пахать. Всем хорошо, губернии — прибыль.
— Так зачем вы мне истинных виновников искать велели? — спрашиваю. — Раз так хорошо всем?
— Потому что огонь не затушили! — рыкнул шеф. — Где-то тлеет, того гляди — бахнет! Вот тут и полетят наши головы. А пуще всего — разорение. Мы ведь на волоске висим, стажёр. Ещё один взрыв, ещё одна смерть — государю доклад на стол. Всё. Чрезвычайное положение, губерния закрыта. Нагонят солдат, и будет тишь да гладь. Ни торговли, ничего. Только расти начали, только от зерна к фабрикам повернулись. Ветку для поездов от нас хотели дальше тянуть. Твой покойничек Филинов заводишко строил, фабрику держал. Хотел вагоны делать, шпалы на лесопилке своей пилить. Не хуже иностранных. А у нас пути взорвали. Ни шпал, ни вагонов. Эх!..
Смотрю — разволновался шеф, покраснел даже.
— А что, — спрашиваю, — зарубежные поезда лучше наших?
Он отмахнулся. Повернулся тяжело, на стул уселся. Ногу вытянул, трость свою прислонил, колено растирать начал.
— Наших считай что нет, — сказал. — Которые есть, только между столицами ходят. Да что теперь… Коли нашу сторону закроют, только по реке и будем сплавляться. Для зерна хватит.
Он потёр ногу, сморщился.
— Хватит болтать. Что с тем бандитом, Рыбаком? Узнал что?
Я замялся. Посмотрел на полицмейстера. Мой шеф на меня, на него глянул, брови поднял:
— Ну?
— Есть у меня кое-что, — отвечаю, осторожно так. — Есть свидетель. Но говорить не хочет. Пока одни подозрения.
— Тащи сюда, язык развяжем, — отрубил шеф.
— Нет, не развяжем. Она не… — хотел я сказать, что хозяйка борделя нам не по зубам. Да не смог. Рот открыл, а слова не выходят. Прямо как попугай Микки. Да что такое?
