В послании я в первую очередь извинился за ранний отъезд и за то, что не успел попрощаться с нею. Даже теперь, когда слухи о походе волнами разлетелись в разные стороны, император все равно требовал сохранять тайну о маршруте движения войск. Поэтому я не стал писать, куда отправился, поскольку опасался, что письмо может перехватить бдительная тайная полиция и у Ольги и ее отца будут неприятности. Затем я пообещал, что буду писать как можно чаще и просил тоже удостоить меня ответом, чтобы я знал, что она на меня не обиделась. Напоследок я выражал робкую надежду, что мы еще увидимся после моего возвращения из похода.
Вспомнив свое послание, я недоверчиво улыбнулся. Мой опыт с Иришей и настойчивое ухаживание Буринова убедили меня, что не стоит надеяться на лучшее в отношениях с женщинами. Как говорится, с глаз долой, из сердца вон. Поход предстоит трудный, мое желание прославиться на поле брани вполне может закончиться трагически. Если Ольга не дождется меня, ветренного посланца из будущего без роду и племени, может, это даже и к лучшему.
Расстроив свою душеньку такими депрессивными мыслями, я вернулся в свою палатку, которую делил с двумя учеными и улегся спать, справедливо посчитав, что терять мне уже нечего.
На рассвете меня разбудили звуки трубы. Криков ишака, издаваемых Суворовым, я так и не услышал. Выйдя наружу, я обнаружил, что весь лагерь пришел в движение. Солдаты быстро и сноровисто собирали вещи и строились перед ротами на большой ровной площадке на берегу Урала. Жители Орска высыпали из города, чтобы поглядеть на войско.
Суворов вышел перед солдатами и зачитал указ о походе на Индию. Солдаты нисколько не поразились тому обстоятельству, что их засылают чуть ли не к черту на рога. Наверное, по большей части потому, что не представляли себе, насколько далеко расположена конечная точка маршрута.
Затем священник совершил молебен и полки, погрузившись на обозы, тронулись в путь. Лучи солнца только-только начали пробиваться сквозь низкие белые облака на востоке.
Глава 14. Необъятная степь
На заднице и между ног у меня вылезли мозоли. Это все от непрерывного сидения в седле в последнее время. И если я еще кое-как приспособился к скверному нраву Смирного, бессоннице и извечной усталости, то к мозолям привыкнуть оказалось труднее всего.
Вот уже два дня, как мы мчались по степи. На равнинах колыхались волны зеленых трав и лошади могли радоваться жизни на обильном подножном корму, но постоянная гонка, в которой мы участвовали, невероятно изматывала и людей и животных. Ибо вскоре после начала похода Суворов, в полном соответствии со стандартами стратегического менеджмента объявил соревнование между колоннами.
— Быстрота, молния, стремительность, проворство, резвость, прыть, — вот какие лозунги он объявил главными на текущий момент. — Внезапно, как снег на голову. Колонна, что доберется первой до Туркестана, получит знамена с надписью «Быстрее ветра» и двойное денежное довольствие. Командира и всех чинов представлю к высочайшей награде.
Что же, он прекрасно знал, как замотивировать людей лезть вон из кожи. Прослышав про награду, подстегиваемые азартом и духом соревнования, колонны рванулись вперед со всей возможной скоростью, только пыль стояла столбом да колеса скрипели.
Мозоли на выпуклых частях моего тела превратились в саднящие рубцы и я, скрипя зубами, благодарил за это Суворова.
От бешеного темпа у многих телег отлетели колеса. Их быстро ремонтировали, почти на ходу и снова пускали в забег.
В такой обстановке времени насладиться пейзажами почти не осталось. Вскоре мне наскучили широкие степные просторы, где взгляду не за что было зацепиться.
Впрочем, на второй день пути для нас и здесь нашлись развлечения.
В очередной раз ерзая в седле, я не сразу обратил внимание на предостерегающие крики и сигналы рожков. Наконец, подняв голову и стараясь выяснить, чего это вдруг по войскам пробежал электрический разряд беспокойства, я увидел далеко впереди на горизонте клубы пыли. Они стелились широко по земле и понятно было, что их подняли вовсе не стала баранов, а стремительно надвигающееся конное войско.
— Степняки пожаловали, — заметил Василий Бурный, капитан мушкетеров.
Он скакал рядом со мной. В последнее время мы с ним подружились, так как в обозе его полка я держал свои нехитрые пожитки. Огромный, медвежеобразный, могучий, Вася, в сущности, был добродушным человеком.
Правда, сначала я относился к нему с некоторым недоверием, наверное, потому что его фамилия напоминала фамилию моего недавнего соперника Буринова. Но потом я оценил его неторопливое надежное спокойствие, основательное вникание в каждую мелочь полученного задания и разумную молчаливость. Хотя, когда разговор касался рыбалки и охоты, Вася оживал и мог говорить без умолку часами, потчуя собеседника звероловными байками.
— Откуда знаешь? — крикнул я, стараясь перекричать топот копыт, поскольку кони продолжали бежать.
— Мои предки в этих местах много чего повидали! — крикнул он в ответ. — Да вон, видно уже бусурманов.
В самом деле, из пелены нам навстречу вырвались черные точки. Постепенно они превращались в всадников, скачущих нам навстречу.
Впереди орды первым делом ехали обратно наши казачьи разъезды. Двое вестовых примчались к Суворову и доложили обстановку.
В это время я находился в середине второй колонны и, честно говоря, тоже плохо различал окружающее из-за пыли, поднятой нами на марше. Суворов был в конце армии, но при виде опасности примчался с офицерами вперед.
По его приказу пехота быстро спустилась с обозов и построилась в колонны в пешем строю. Марш продолжили, но уже в боевом порядке, приготовившись к бою. Артиллерия выехала вперед, пушкари сноровисто заряжали орудия картечью. Конные полки отодвинулись на фланги.
Я продолжал находиться в середине колонны. Василий ушел вместе с солдатами в боевом строю, а я, чтобы не мешать им, тоже отъехал назад, к всадникам. Сначала я видел повсюду напряженные лица солдат, грязные от пыли. Они продолжали идти в строю, всматриваясь в происходящее впереди. На меня не обращали внимания. Затем я оказался в свободном пространстве между пехотой и конниками и решил остаться здесь.
Понаехавшие всадники и впрямь оказались кочевниками. Они будто вынырнули из самых глубин Средневековья, на небольших крепких лошадках, с луками и саблями в руках, облачены в малахаи и стеганые халаты. На скаку они еще и улюлюкали, стараясь, видимо, вогнать нас в панику. Если эти приемы и работали во времена Золотой орды, то сейчас, в век начала технического прогресса, солдаты ничуть не испугались. Наоборот, артиллеристы, улыбаясь, выкатили пушки вперед, готовясь оказать достойную встречу.
Навскидку поглядеть, то степняков было много, не меньше десяти тысяч. Все гарцевали перед нами на конях и кричали что-то вызывающее, держась однако, на расстоянии пушечного выстрела.
— Чего им надо, недоумкам? — спросил штабс-капитан гренадеров, чей полк стоял неподалеку от меня.
— А леший его знает, ваше благородие, — ответил кто-то из солдат.
Армия к тому времени уже полностью замедлила ход и остановилась. Несколько минут мы смотрели на кочевников, беснующихся вдоль нашего фронта. Я разглядел в их центре группу предводителей на породистых белых и гнедых конях. Наконец, в рядах номадов раздались повелительные крики, все их войско дрогнуло, чуть помедлило и нестройной волной потекла на нас.
— Решились-таки! — звучно сказал кто-то неподалеку.
Офицеры выкрикивали команды готовиться к бою, а я лихорадочно доставал штуцер из-за спины. Ровные ряды пехоты приготовились отразить конный удар залпом ружейных выстрелов, а затем ударить штыками.
Но до сшибки дело не дошло. Одна за другой по команде рявкнули пушки и единороги. Из дул вырвались облачка порохового дыма. Время для залпа выбрали удачно, картечь прыснула прямо в лицо набегающим кочевникам. Жалобно заржали кони и завизжали раненые враги, первые ряды вражьих полчищ полегли наземь, как подрубленные.
