Четыре полка гренадеров выдвинулись вперед, прикрывая артиллеристов, лихорадочно перезаряжавших орудия. Но помощь пехоты не пригодилась. Испуганные сильными потерями, вольные сыны степей развернули коней и отступили.
Армия стояла в ожидании нового нападения, но его больше не последовало. Тогда прозвучала команда продолжить марш, вернее, переезд. Два полка казаков во главе с Платовым рванули вслед за отходящим противником, вытягиваясь на ходу плотной дугой. Солдаты побежали грузиться на подводы.
— Ай, не бояся, бежать за казака, — проговорил рядом тонкий голос.
Я оглянулся и увидел сбоку татарина из проводников, а чуть сзади него степенное лицо Мишани.
— Как это, бежать за казаками? — не понял я. — Они же, наоборот, пошли в погоню.
— Ай, не казака, а кайсака, — поправился татарин. — Она ошень хитрый, кайсака. Заманит щелка и нападет спина и бока.
Я запутался в его словах еще больше и с недоумением оглянулся на Мишаню.
— Он имеет ввиду, что киргиз-кайсаки очень хитрый народ, — пояснил приказчик. — Заманят наших казачков в засаду и нападут сзади и с флангов.
Чтобы не отстать от тронувшихся в путь войск, мы тоже поехали дальше. Мой диковинный собеседник и Мишаня продолжали ехать рядом со мной. Татарин тонко улыбался и щурил маленькие глаза. Он был одет в длинную рубаху со штанами и камзол, подпоясанные кушаком. На макушке тюбетейка, а на ногах лыковые галоши.
— Ничего, Платов тот еще волчище, — ответил я, с беспокойством поглядев на скачущих за кочевниками казаков. — В степи ловушку легко заметить.
Татарин покачал головой и улыбнулся еще шире.
— Ай, кайсака ошень хитрый, моя слушай.
Он осмотрел меня, смешно поворачивая голову вверх-вниз.
— Ай, твоя откуда явилась? Твоя не наша, с Луна свалится?
Мишаня улыбнулся, а я подтвердил:
— Да, я не из этих мест родом. Из Нового Света приехал. Слыхал про такие места?
Но басурманин недоверчиво покачал головой.
— Не, твоя из другой мир пришла. Другой мир, другая люди, другая время.
Мне показалось, что я ослышался. Откуда он узнал? На мне что, опознавательная надпись горит, о том, что я темпоральный путешественник?
— О чем это ты? — осторожно спросил я, внимательно глядя в маленькое морщинистое лицо.
— Ай, не боися! — сказал татарин. — Моя друга проезжала, тебя посмотрела, сразу сказала, что твоя прыгун из другая время. Ай, чего волновался? Моя друга супия, много тайна знает.
— Чего? — переспросил я. — Супия?
— Он говорит, что его товарищ из суфиев, это такие дервиши с волшебными способностями, — пояснил Мишаня. — Вот только что за прыжки времени он имеет ввиду? В вашем роду часовщики были?
— Нет, — растерянно ответил я. — Никаких часовщиков. Наверное, перепутал что-то. А где его друг?
Мишаня махнул рукой в степь.
— Еще утром куда-то испарился. Ходил здесь, осматривался, ваши адъютанты уже хотели его допросить. Хотя он силен, этот волхв ихний. Он мне такие случаи из моей жизни рассказал, про них вообще никто не знал, кроме меня!
— Эй, уважаемый, а что еще твой друг про меня рассказал? — спросил я и немедленно пожалел об этом.
Татарин восхищенно защелкал языком и ответил то, что я меньше всего ожидал услышать:
— Ай, твоя ханства ошен смешная. Голая девка улица бегает, друг друга коробошька снимает и показывает. Человешька друг друга ошен далеко видит. Людя на железный конь едет, на железный птица летает.
— Чего это он чешет? — заинтересовался Мишаня. — Какие такие голые девки на улицах? Я тоже туда хотел бы заглянуть.
— Да я сам не могу разобраться, — пробормотал я, хотя прекрасно понял, о чем толковал косноязычный собеседник.
— Эй, Рамиль, а что мужчины делают? — спросил Мишаня, наклонившись к татарину. — Просто смотрят на девок, что ли? Как так?
— Мущина с мущина за ручка ходит, — ответил тот. — Она друг друга попа стучит. Женщина не нужен.
— Ох ты ж, ёк-теремок, — поморщился Мишаня. — Содомиты, что ли, богопротивные? Нет, тогда я туда не поеду.
— По-моему, он все это придумал, — заметил я, осененный мыслью, что все равно мое истинное происхождение доказать невозможно. — Выдает желаемое за действительное.
Но Рамиль поглядел на меня, улыбаясь, снова покачал головой и сказал:
— Ай, крепись, далеко ты от дома, но еще может попасть туда обратно. Лутше дома нет ничего на свете.
Он увидел, что его подзывает один из генералов, махнул нам, ударил коня пятками и поскакал вперед.
— Странный малый, — сказал я, глядя ему вслед.
— Странный, но толковый, — добавил Мишаня. — До этого я за ним ничего такого не наблюдал. Мы обговорили с ним поставки хлопка из Бухары и уже заключили сделку. Надо будет еще за ним понаблюдать.
— Вы не теряете даром времени, — заметил я. — Уже договорились о коммерции!
— А чего же тут разводить церемонии? — искренне удивился Мишаня. — Вот, берите пример с нашего командующего, он ценит время и не любит терять его попусту. Торговля, друг мой, та же самая война, только ведется другим способом. А чтобы выиграть на этой войне, то бишь получить прибыток, надо действовать сноровисто и молниеносно. Другие купцы ведь не дремлют.
— Это точно, конкуренция рулит, — подтвердил я.
— Чего? — снова удивленно захлопал ресницами Мишаня. — Известно ли вам, дорогой друг, что Рамиль уже свыше семи лет поставляет хлопок в Казань для дальнейшей перепродажи? Все налажено и устроено, есть давние покупатели, казалось бы, к чему менять? Но тут появляюсь я и предлагаю ему цену за товар в полтора раза больше. И вот он уже готов отправить нам пробную партию.
Я заметил, что вдали в клубах пыли снова показались казаки и спросил у приказчика:
— Вы, Мишаня, в Индию тоже коммерцию делать едете, я правильно понял?
— Ну, конечно же. Я вам, Витя, так скажу. Торговля есть сок и кровь жизни, чрез которую весь мировой организм питается. Вот вы думаете, зачем его величество и корсиканский разбойник так в Индию стремятся? И англичане там расселись, как наседка на гнезде, никого не пускают. Англичане, я вам скажу, нос высоко по ветру держат. Чуть что, сразу прибыток чуют. Это прирожденная нация торговцев, также, как и иудеи.
— Значит, завоевания и вся пролитая солдатская кровь нужны только для того, чтобы в нашу казну текло больше денег? — спросил я, чуточку дразня фанатичного предпринимателя.
— А для чего же еще? — искренне изумился Мишаня.
— А честь, слава, храбрость? Вот мы в Италии зачем сражались? — напомнил я.
Мишаня махнул рукой и тоже поглядел вперед. Армия замедлила ход, дожидаясь приближения казаков.
— Не говорите про Италию и Швейцарию, не бередите старые раны, — сказал Мишаня. — С точки зрения торговли сей проект чистая химера. Зазря пролили русскую кровь, воюя за чужие интересы. Англичане опять выиграли больше всех, я же говорю, зело ловкий народ. Наш русский Марс, конечно же, овеял себя вечной славой, но что есть, то есть, это была не наша война. Никакого прибытку, одна лишь убыль.
— Так, а нынешний поход в Индию? — спросил я. — Тоже одни убытки?
Но Мишаня теперь медленно покачал головой.
— Поживем — увидим. Это предприятие с дальним прицелом. Сейчас оно кажется безумной затеей, но если выгорит, то принесет огромные прибытки.
Он кивнул на Суворова, снова поскакавшего навстречу казакам вдоль колонн.
— Не будь его сиятельства, ни один купец не дал бы за сие мероприятие и ломаного гроша. Присутствие Суворова — вот единственный гарант надежности сего прожекта.
Казаки возвращались частями. Сейчас прибыл малый отряд в сто сабель, ведя пленных номадов, всего несколько десятков. Остальные полки ехали обратно неторопливо, поскольку пленных больше не было.
Я оставил говорливого менеджера по торговле в одиночестве и поскакал к Суворову. Страсть как хотелось узнать, что это за вражье племя напало на нас и по какой причине.
Когда я подъехал, Суворов и другие высшие чины как раз допрашивали пленных. Среди пойманных оказался и один военачальник, из тех, что разъезжали гордо на белых конях. Его отделили от других пленников и Александр Васильевич ласково обратился к нему через переводчика:
