— С-сука… — просипел он. — Кто продал⁈
Вопрос сорвался в пустоту. Оперативники заполонили зал с похвальной быстротой.
— Всем оставаться на местах! Руки на стол! Сидеть! Сидеть, я сказал!.. Ах ты, падаль! Вован, врежь ему!
Один из игроков за дальним столом вскочил, спешно вышвыривая из карманов деньги. Мелькнули какие-то пестрые купюры с портретами — не то марки ФРГ, не то французские франки, не то еще что.
— Стой, сволочь! — рявкнул высокий опер, метнувшись к нему. — Руки на стол!
— Это не мое! — с облегчением крикнул подозреваемый, вскидывая руки с растопыренными пальцами.
— А чье⁈ — свирепо рявкнул длинный, тот самый Вован, должно быть.
— Не знаю! — совсем радостно вскричал игрок, и физиономия его расплылась в усмешке. — Ищите!
— Найдем! Сейчас найдем, — стиснув зубы, пообещал опер.
Однако по наглой шулерской ухмылке было ясно, что «доказуху» здесь, пожалуй, хрен отыщешь.
Я услыхал громкий голос Олега:
— Ребята, по закоулкам пошарьте, по сортирам, коридорам! За барной стойкой! Смотрите, там дверь, давайте туда!.. Я что сказал⁈ Всем сидеть на местах! Кто там скачет, как горный козел⁈
Я был участником этой спланированной операции. Как только мне стало известно, что Трегубов и компания планируют заманить меня «на катран», то есть в нелегальный игровой клуб, я сразу же позвонил Олегу, предупредив, что пока не знаю, когда и где состоится игра.
Олег задумался. Конечно, он понимал — во-первых, не одного меня там будут «раздевать», будет работать целая шулерская фабрика. А во-вторых, силами районного отдела милиции операцию по накрытию катрана не осилить. Придется обращаться в МУР.
— Да-а… — кисловато протянул он в трубку. — Тут без Петровки не обойтись.
Я прекрасно понял его печаль. Нужно идти к начальству, убеждать, наталкиваться на окрики: «Самый умный, что ли? Больше всех надо?.. У тебя у самого дел мало?..» Придется объяснять, что поступила неожиданная оперативная информация, пренебрегать которой нельзя… и нарываться на новое недовольство, скорее всего, матерное: «Мне твою информацию на хрен себе повесить?..»
Можно, впрочем, понять и начальство. Слово не воробей! Вылетело, и теперь не спрячешь его, высшее руководство голову сорвет, если сведения останутся без реакции. А какая тут может быть реакция⁈ Ясно, что самим не справиться, да и не компетенция это райотдела. Катран может быть в любом районе Москвы, даже в ближнем Подмосковье. И тут, конечно, необходима координация решений на уровне Главка, то есть, Петровки, 38. Или даже центрального аппарата МВД: улица Огарева, 6… Но, пожалуй, нет, все-таки на уровне города. Но и это значит, что почти все «плюшки» в виде благодарностей, а может, и наград, достанутся МУРу, а «земле», то есть райотделу, дай бог чтобы хоть что-то перепало.
Обо всем этом я и сам догадывался, и впрямую от Олега слышал. Мы с ним поддерживали очень интенсивный контакт в эти дни, сугубо тет-а-тет, я даже Насте ничего не говорил из соображений секретности. Районное начальство, конечно, в меру поорало, поматерилось, но старлей это стоически пережил, а потом и само начальство постаралось: оно было заинтересовано в том, чтобы в операции отличились его сотрудники. И нашло свои ходы-выходы на Петровке. Через тамошних приятелей удалось добиться, что операцию проводили совместно МУР и райотдел, а это, понятно, приличный размах. Люди, ресурсы, связь — все было выделено без запинки, и некоторое время совместная опергруппа находилась в напряженном ожидании.
Когда я узнал от Трегубова, что он ждет меня на станции «Рязанский проспект», то немедленно передал это Олегу. На станции за нами было установлено наружное наблюдение. Все было сделано настолько профессионально, что даже я ничего не заметил, хотя и старался придирчиво оглядываться. Умеют работать парни! Это я видел, вернее, не видел собственными глазами… Ну, а что происходило с тех пор, как мы с Трегубовым вошли в помещение, это я знал теоретически.
Как можно ближе к зданию подогнали машину. «Жигули» ВАЗ-2101. Там находились двое: молодой человек и девушка. Естественно, оперативные сотрудники. Изображавшие влюбленных, которых сука-любовь загнала в укромное место, где они могут хоть как-то тискаться, жамкаться, охать, вздыхать… Ну, а моя задача была изобразить впавшего в кураж владельца изрядных денег, желающего вкусить роскошной жизни. Мой персонаж по сценарию должен был, напившись, учинить скандал с переворачиванием столов, битьем посуды, громким ором — словом, максимальной какофонией. Так, чтобы это услыхала парочка «опаленных страстью» в «Жигулях» — а уж те должны были немедленно подать сигнал опергруппе, рассредоточенной вблизи. И тут уж опера бросаются на штурм здания, а как вскрыть дверь, застать врасплох охрану — дело техники.
Судя по всему, это дело у МУРа и райотдела было поставлено на «отлично». Правда, со скандалом меня опередил тот самый здоровяк… но оно даже и лучше, не пришлось играть. Жизнь сама сыграла. Услышав грохот драки, «влюбленный» по рации отсигналил группе. И та ринулась в атаку.
Дверь правдой ли, неправдой распахнули, встречных положили мордой в пол. А дальше… А вот дальше начались ведомственные трения.
Бог весть на каких основаниях Олег так резко раскомандовался, но я, послушно державший руки на столе, услыхал за спиной властный голос:
— Старлей! — и Олег вынужден был устремиться на этот зов.
Я скосил взгляд, увидал не очень высокого, но плечисто-спортивного мужика лет под сорок в короткой дубленке. Они с Олегом отошли в сторону, активно заговорили о чем-то, в треть голоса, но явно на острую тему. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: один с «земли», другой из Главка, выясняют отношения.
Впрочем, остальные опера дружно, согласованно шерстили публику, бесцеремонно командуя:
— Содержимое карманов к осмотру! На стол! Деньги, документы, личные вещи… Так, женщина, ведем себя спокойно, если не хотим неприятностей!
— Это вы, молодой человек, уже заработали себе неприятности! Вы представляете, с кем говорите⁈
— Слышь, Андрюха! — ухмыльнулся молодой сотрудник коллеге, столь же молодому парню. — С кем это мы говорим?
— Да со старухой Изергиль, наверное!.. — заржал Андрей, показывая тридцать два безупречных белоснежных зуба.
— Хам! — взвизгнула нещадно нарумяненная мадам, этим макияжем, видать, пытавшаяся безуспешно скрыть возраст.
— А вот за оскорбление сотрудника при исполнении можно и присесть, — серьезно сказал Андрей. — Для начала не хотите на пятнадцать суток? Улицы подметать вместе с алкашами. А?
Тетка бессильно и озлобленно залопотала что-то, и мне стало ее немного жаль. Впрочем, это не сбило меня с роли. Когда один из милиционеров подошел к нашему столу с предложением аккуратно, без резких движений выложить на стол содержимое карманов, я сварливо заголосил, продолжая театральную постановку (никто не должен догадаться, что это я навел правоохранителей):
— Это безобразие! Вы не имеете права требовать этого без санкции прокурора!
— А и не требую, — спокойно отреагировал оперативник. — Я прошу.
Трегубов зашелестел мне на ухо:
— Ты это… Не умничай лучше! Хуже ведь будет. Сказано выложить, ну и выложи.
— Документы прежде всего, — напомнил опер.
— Между прочим, вы не представились, — опять я сделал вид, что полез в бутылку. — Простите, но я не знаю, вы сотрудник милиции или самозванец! И документы предъявлять не стану.
На лице сыщика на миг мелькнуло нечто… ну, в общем, нечто вроде острого желания от души врезать клиенту (то есть, мне). Но он сдержался и с преувеличенной вежливостью произнес:
— Пожалуйста! Вот мое удостоверение. Лейтенант Тихомиров.
— Имя, отчество? — я ощутил, что меня слишком понесло, но очень было искушение поиграть в молодого вальяжного барина.
— Игорь Владленович, — уже сквозь зубы процедил лейтенант, и я решил, что пора несколько сменить музыку.
— Милости прошу! — расщедрился я. — Получите! — вынимая паспорт, деньги, редакционное удостоверение. — Рекомендую ознакомиться: я, между прочим, писатель. И заведующий отделом редакции журнала!
