Это была провокация, вызов, призыв к конфликту, и ксен это понял. Он молча поклонился и открыл перед контом дверь.
– Я постараюсь вас не злить.
Дверь захлопнулась, ксен решительно направился к лестнице. Если бы Виктория смогла его сейчас увидеть, ей очень не понравилось бы довольное выражение лица Искореняющего.
Но Виктория уже забыла о ксене.
Ольт, который сидел на табуретке у постели черноволосого мальчика, испуганно вскочил и низко поклонился, увидев, кто вошел в комнату. Элькин сын тоже дернулся, пытаясь встать, но конт махнул ему рукой, чтобы лежал.
Виктория бросила мимолетный взгляд на соседнюю кровать и вдруг смутилась, как пятнадцатилетняя девушка на первом свидании. На нее смотрели зеленые глаза, сейчас не такие яркие, как день назад, затуманенные или болью, или снадобьями, но все равно – безумно притягательные. Она улыбнулась и поскорее отвернулась к мальчикам, пока мужчина не увидел ее интереса.
– Хозяин, мне друида велела при раненых сидеть, – испуганно произнес Ольт.
– Раз друида велела, значит, сиди. Это тебе. – Конт поставил на кровать сына корзину со щенком. – Подарок в честь приезда.
– Ух ты! Дар, да это же самый крупный щен из помета! Дядька Леон его для себя оставлял. Вот повезло, – с восторгом произнес Ольт, вытряхивая щенка из корзины на колени товарищу. – Хозяин, а чем его кормить?
– Кормить его будет мамка, я принес его познакомиться с новым другом. Как тебя зовут?
– Дарен, – серьезно ответил паренек, не поднимая на конта глаз.
Дарен, Дар. Воистину дар. Может быть, этот мальчишка сможет заменить ей потерянных сыновей?
– А как назовешь щенка?
– Рыжик? – подсказал шепотом Ольт, с завистью глядя на тау, который довольно шустро перебрался на руки к Дару и блаженствовал, посасывая край его рукава.
– Нет, – покачал головой черноголовый мальчишка. – Я назову его Эль, в память о маме.
Виктория погладила его по голове, взъерошила непослушные вихры. Когда она протянула к нему руку, мальчик дернулся, но не отстранился.
– Знаешь, это неправильно – давать животному имя любимого человека. Твоя мама сейчас в лучшем мире, пока ты помнишь о ней, она никогда не умрет. А щена давай назовем Акела. Был такой мудрый и очень сильный вождь одной дружной волчьей стаи. Его боялись враги и уважали друзья, он никогда не убегал от опасности, был храбрым, решительным, настоящим воином…
Виктория рассказывала о великой битве волков с рыжими собаками, а мальчишки слушали ее, раскрыв рты. Когда она закончила, с кровати игуша донесся тихий смех и хриплый шепот:
– Бешеный Алан рассказывает пленным истории, воистину небо рухнуло на землю.
Виктория улыбнулась, подмигнула притихшим мальчишкам, встала и, подойдя к кровати игуша, внимательно его осмотрела. Медленно, оценивающе – снизу вверх. Она поймала себя на мысли, что ей приятно вот так – беззастенчиво, открыто – рассматривать мужчину, который ей нравится. Игуш лежал раскрытый, словно мумия обмотанный смоченными в желтой жидкости тряпками, пахнущими мочой и глиной, только на бедра было наброшено узкое полотенце. Но прежде чем конт начал разговор, его ушей коснулся едва слышный шепот Ольта:
– Я же говорил, что тебе повезло с отцом! Это раньше он был бешеным, а теперь поменялся. Вот бы мне такого…
– Ты думаешь, он меня не выгонит? – еще тише спросил Дар, и в его отчаянном шепоте Виктория услышала такую робкую надежду, что едва удержалась, чтобы не сгрести обоих мальчишек в объятия.
В носу защипало, а сердце словно окунули в кипяток, она вдруг отчетливо поняла, что в этом мире у нее появился первый якорь. Теперь ей было за кого держаться, ради кого жить, кого защищать. Но нельзя проявлять слабость, нельзя вести себя по-женски, поэтому она сделала вид, что ничего не услышала.
– Почему ты считаешь себя пленником? – спросила у игуша.
– А разве это не так? Я слышал о тебе. Если думаешь, что отец даст за меня выкуп, ты ошибаешься. Мы с ним поссорились. Лучше сразу добей.
Виктория оглянулась, и Ольт моментально подвинул ей табурет, а сам перебрался к Дару на кровать.
– Твой отец обещал выкуп, если ты останешься живым. Но ты здесь не пленник, ты мой гость.
– Я напал на твоих людей, – оскалился горец.
– Они заслужили.
Виктория едва удержалась, чтобы не дотронуться до раны на лбу мужчины, чтобы не провести кончиками пальцев по его лицу, не тронуть небольшой шрам на ключице. Ей казалось, что игуш слышит, как стучит ее сердце, и от этого стало страшно и возбуждающе волнительно.
– Сати… забери у весчан мою Сати, – прошептал игуш.
Виктория вдруг отчетливо поняла, что весь его ироничный тон, вся его бравада – напускное, притворство, игра. А на самом деле ему плохо, больно и душу съедает беспросветная тоска. Он потерял все – любимую женщину, дом, племя – и держался лишь на гордости. Он видел в конте врага, а показать врагу слабость – что может быть унизительнее для воина? А теперь, когда игуш понял, что конт ему не враг, он расслабился, поддался боли и дурманящим настойкам друиды. Виктория очень хорошо помнила, как после снадобий ворожеи мозг словно затягивал туман, конечности становились вялыми, хотелось спать.
– Кто такая Сати? – наклонился Алан к игушу.
– Моя единственная любовь, моя кобыла, – выдохнул мужчина, хватаясь за руку конта, чтобы остаться в реальности, как она недавно хваталась за собственные воспоминания. – Она – все, что у меня осталось.
– Не волнуйся, за нею ухаживают лучшие конюхи Крови. Оружие, лошадь, доспех – мы забрали все. Не думай об этом. Выздоравливай.
– Я – Иверт Ураган, – прохрипел игуш, – я должен тебе две жизни и одну месть.
– Я – Алан конт Валлид. Ты не должен мне за жизнь моего сына.
Игуш уснул. Виктория так и сидела рядом с ним, любуясь точеным профилем, разбросанными по подушке каштановыми волосами, темными ресницами, резким разлетом бровей. Ей было спокойно и уютно, казалось, что все проблемы остались где-то далеко. Она чувствовала себя юной девчонкой, впервые влюбившейся в парня из старшего класса. Конечно, в хулигана, и, конечно, она никогда не признается ему в этом. Будет следить за ним издали, делать вид, что он ей совершенно – вот нисколечко – не интересен, а сама вечерами, засыпая, мечтать, надеяться… Виктория улыбнулась и осторожно накрыла лежащую вдоль тела руку мужчины своей рукой. Узкая ладонь игуша полностью спряталась под сильной ладонью конта Валлида. Это подействовало отрезвляюще.
О чем она размечталась? О чем думает? Хрупкая нежная девушка? Девушка, мечтающая о любви? Дура ты, Виктория Викторовна! Кроме того, что ты глупая курица, ты еще и мужик!
Конт резко встал, махнул мальчишкам и стремительно вышел из комнаты. Воины, стоящие в карауле у двери, отпрянули в стороны, увидев перекошенное лицо господина.
Дверь с грохотом отлетела в сторону от сильного удара ноги, и в апартаменты контессы влетел разъяренный мужчина, жаждущий спустить пар. Он застыл на пороге, оценивающе рассматривая каждого присутствующего в комнате налитыми черной злобой глазами. Его руки судорожно сжимались, словно нащупывая невидимую шею. Плевать на всех! Плевать, что на него смотрит перепуганная контесса Литина! Плевать, что Искореняющий предостерегающе поднял ладонь! Плевать, что в углу, прижавшись к стене, стоит перепуганный Берт! Викторию просто распирало от необузданного бешенства, от злости на тех, кто запер ее в этом мужском теле! Она злилась на себя за то, что позволила себе увлечься, на Литину – за то, что труслива и тупа! Ей хотелось кого-нибудь избить, разрезать на части, втоптать в грязь. Ей хотелось смотреть, как ее враги захлебываются собственной кровью, кричат от невыносимой боли, корчатся в агонии. Ей хотелось сдирать кожу с еще живого тела, слушать хриплые вопли, убивать, наслаждаясь каждой каплей пролитой крови… И это были настолько чуждые Виктории Вавиловой эмоции, что она испугалась. Испугалась резко, до боли в грудине, словно вынырнула на поверхность из ледяной проруби, захлебываясь морозным воздухом. Яростный черный туман медленно отступал, нехотя очищая сознание, возвращая возможность адекватно мыслить.
Конт, словно слепой, провел рукой по лицу, смахивая покрывшую лоб испарину. Что это было? Что за приступ необузданного гнева? Чей он? Ее или реципиента? Виктория медленно опустилась на стул, глубоко вздохнула несколько раз подряд и наконец-то решилась посмотреть на напряженно застывших людей. Дьявол! Нужно срочно придумать причину своего безрассудного поведения. А то как-то очень странно смотрит на нее Искореняющий. Думай, Виктория, думай! Но, как назло, ничего в голову не приходило.
