Когда у тебя появляется пусть даже не план, а хотя бы намётки, жизнь слегка упорядочивается.
И тут дверь распахнулась.
– Рекрут Ланской, на выход с вещами.
Я усмехнулся: вещей в камере при мне не было, но уж больно оптимистично звучала эта фраза.
В коридоре я встретился с Санниковым. Выглядел он неважно: бледный и какой-то скрюченный, как столетний старик. Лицо потемнело, взгляд потух. Я посмотрел на его руки – они были чёрными, как у афронегра: такое впечатление, словно Санников перебирал ими уголь.
Но ефрейтор нашёл в себе силы улыбнуться в ответ:
– Всё закончилось, Лан. Едем в часть.
– Что? – не поверил я ушам.
– Я говорю, что пять суток ареста истекли. Хотя мне они показались, как пять месяцев. Нас отпускают.
Телефон на столе затрясся как припадочный. Гвоздь с сожалением отложил книгу в сторону, поднял вибрирующую трубку и поднёс к уху.
– Слушаю, – мрачным тоном произнёс он.
– Гвоздь, это Упырь.
– Говори.
– Ты велел найти того солдапёра, что наших кентов обидел. Короче, я нашёл его.
– Он мёртв?
– Пока нет, Гвоздь.
– Тогда какого хрена ты мне звонишь? – раздражённо спросил Гвоздь.
Он хотел бросить трубку, но Упырь взволнованно заговорил:
– Не всё так просто, Гвоздь. Он в батальоне осназа служит.
– И что с того? Мои люди не могут положить какого-то вшивого рекрута?! – чуть не взорвался Гвоздь.
– Ты меня дослушай, Гвоздь… Рекрута на «губу» забрали, пять суток вломили за драку, – хихикнул Упырь. – Срок прошёл, сегодня его в часть повезут. Там достать сложно, сам понимаешь: осназ есть осназ. Туда так просто не сунешься.
– Хочешь поплакаться? Иди плачь в другое место.
– Всё нормально, Гвоздь. Решим вопрос. Я всё придумал: мы их машину по пути в часть перехватим.
– Свидетели?
– Свидетелей не будет, Гвоздь! Зуб даю! Ты же меня знаешь!
– Хорошо, Упырь. И не звони мне, пока не грохнешь солдапёра! – сказал как отрезал Гвоздь и положил трубку.
Глава 21
В моей жизни уже была автомобильная авария, причём устроенная мной же. До сих пор вспоминать неприятно – аж мороз по коже.
Ехал с девушкой на дачу к родителям. Водительский стаж тогда был всего ничего, а понтов – выше крыши.
Как же… Шумахер, блин! Решил, как дурак, обогнать еле тащившуюся машину по грунтовке, заодно и выпендриться перед подругой.
Опыта, понятно, с гулькин нос. О коварности подобных дорог даже не подозревал. Втопил газ до упора, и тут машину резко понесло. Будь я матёрым гонщиком, возможно, как-нибудь вырулил бы, но я растерялся: уж больно всё быстро происходило. Машина вдруг перестала слушаться. Стал крутить рулём и окончательно потерял управление. В итоге тачка свалилась в кювет, приземлившись на крышу. Что самое хреновое, водила, которого я обгонял, даже не подумал остановиться и посмотреть, что произошло. Ведь он наверняка всё видел, но поступил не по-людски.
Тогда всё более-менее обошлось. Мы с подругой практически не пострадали, отделались лёгким испугом да парой синяков. Машина, само собой, в хлам, но тогда я иначе смотрел на эти вещи. Тем более покупал не за свои – папин подарок.
К чему эти воспоминания? Да к тому, что грузовичок с тентом, в кузове которого сидели мы с Санниковым, вдруг подпрыгнул, словно наскочил на здоровенную кочку. Нас при этом тряхнуло так, что сорвало с деревянной скамейки, идущей вдоль борта. Грузовик по инерции проехал ещё несколько метров, а потом сильно накренился и упал набок. Я ощутил себя шариком в лотерейном барабане. Кинуло сначала в одну сторону, потом в другую, и каждый раз я ощущал тупые, но болезненные удары.
На обычную аварию это точно не походило. До меня дошло, что перед тем, как машину подбросило, слышался какой-то хлопок – словно разорвалась мина или граната. Мы ехали по асфальту, так что минирование дороги исключалось. Мину, конечно, могли заложить и в сам грузовик, а потом подорвать дистанционно, но мне почему-то самой логичной показалась версия с выстрелом из гранатомёта: били по движку из здешнего варианта «Осы».
Кто бы это ни сделал, доброжелателем его точно не назовёшь. И вряд ли он успокоится, пока не добьёт всех. Конечно, моя жизнь интересовала меня в первую очередь, инстинкт самосохранения даже не кричал, а душераздирающе вопил, требуя валить отсюда нахрен, пока тент не отдёрнули нехорошие дяди с гранатомётами. Даже не сомневаюсь, что у них есть и другое оружие, с помощью которого можно наделать в человеке дырок, как в решете.
Если бы я сидел в кузове один, так бы и сделал – смазал салом пятки и ушёл по-быстрому, а там будет видно. Но в том-то и загвоздка: мы ехали вдвоём, и я не мог оставить Санникова на произвол судьбы. Хватило взгляда, чтобы понять: ему повезло значительно меньше, чем мне. Смотреть и то было страшно: всё лицо залито кровью, поза неестественная.
Но я потрогал жилку на его шее и убедился, что та ещё пульсировала – слава тебе господи, а то у меня уже куча дурных мыслей появилась! – хотя особо частым этот пульс не назовёшь. Он явно ослабевал. Ефрейтора необходимо было доставить к врачу, причём срочно.
При других обстоятельствах я бы не стал его трогать: иногда это чревато последствиями, можно причинить вред. Однако я здраво рассудил, что если его убьют, лучше Санникову от этого точно не станет. Так что придётся потревожить, иначе нельзя. Переть буром, конечно, тоже не стоило: вдруг там ждут, когда кто-то высунется, и полоснут очередью…
И тут меня аж затрясло: сука, а ведь так и есть, сейчас по тентованному кузову пройдутся. Я даже увидел, словно наяву, как ложится палец на спусковой крючок автомата. Сбежать точно не выйдет: один, может, и рискнул бы, а вот Санников…
Знакомая «атомная» вспышка в голове. Мозги словно взорвались. Всё, что раньше казалось таким важным и нужным, ушло на второй план. Чужое сознание отвратительными щупальцами полезло в мою башку, причём шло не извне, а откуда-то из меня. Настоящий Ланской этого мира пытался взять надо мной власть и…
Раньше я этого не замечал, всё это происходило помимо меня, я просто регистрировал происходящее постфактум. Он уже несколько раз спас мою и, собственно, свою задницу. Довериться ему ещё раз? Выбора нет. Ланской знает, что нужно делать, у него есть опыт, практика, а я… меня даже жалким дилетантом не назовёшь.
Я словно отошёл в сторонку, наблюдая за тем, что происходит. Но теперь я не просто был пассивен и не вмешивался. Нет, теперь моё «я» фиксировало и запоминало то, что делает Ланской.
Время стало вязким, как кисель, оно застыло вокруг нас, окружающие процессы многократно замедлились. Что это: моё восприятие или магия? Я склонялся ко второму, продолжая следить за манипуляциями вырвавшегося на свободу истинного хозяина тела.
Ланской действовал методично, так ведёт себя человек, выполняющий рутинную, хорошо знакомую работу, практически на автомате. Наблюдать за ним было одно удовольствие. Он будто пылесосом всасывал в себя ману, при желании я мог разглядеть невидимые другим магические частицы. Они чем-то напоминали хрустальные пылинки, бликовали и переливались на свету.
Повезло, что поблизости находился источник маны, её оказалось достаточно, чтобы она вдруг спрессовалась вокруг меня, превратившись в сферу. Я знал, что никто со стороны её не разглядит, кроме меня, но при этом ощущал, насколько она плотная и упругая.
Тут я вспомнил о ефрейторе. На него защитный купол не распространялся, Санникова тупо бросали на произвол судьбы. Э, так не пойдёт. Неужели Ланской – самодовольный эгоист, которому плевать на всех, кроме себя любимого… Пока нет ничего, что опровергало бы такое предположение.
Стоп, но это абсолютно не укладывается в ту версию событий, согласно которой Ланской взял на себя вину брата. Для такого поступка нужен определённый склад характера, человека должен быть способен принести жертву. Причём очень большую жертву.
Так-так… Что-то здесь не то. Кажется, не всё так просто в этом с виду немудрёном деле. Есть что-то ещё, о чём я не в курсе. И с этой загадкой мне придётся разбираться в будущем, если оно, конечно, наступит для меня. А я хотел, чтобы оно наступило также и для ефрейтора Санникова. Мой визави совершенно забил на него, выстраивая защитный кокон под одного человека. Ему было плевать на других. И тогда я решил вмешаться и снова вернуть контроль над собой.
