— Хорошо. Отлично. Привыкнешь. Посмертное проклятье. Просто будешь говорить медленно и мало, как пришибленный. А ты такой и есть! — радовался старец Григорий. Реально улыбался. Улыбка у него даже хуже чем оскал. Недобрая. Вскочил, походил по комнате. А потом резко приблизился ко мне, заставив меня дернуться, и зашептал:
— Я буду спрашивать, а ты отвечай! Кивни или головой помотай, не вслух. Ты ведь не под копыта коням попал?
Я помотал головой.
— Тебя мачеха хочет со свету сжить?
Я покивал.
— Хочешь, я тебя до совершеннолетия от неё укрою?
Я внимательно глянул в лицо Григория. Тот смотрел на меня со странным выражением. Ожидание, предвкушение и вожделение… Фу, Гриша, ты что задумал? Ладно, будем разбираться с проблемами по мере их поступления. С одним санитаром я уж как-то справлюсь, главное из дурдома этого сбежать.
— Но знай, княжич, ох и должен же ты мне будешь! Да и помни, знаю я, что ведь не княжичь ты… — прошептал мне прямо в ухо Григорий. В голосе у него было столько страсти, что озвучивай он так любовные романы, то даже я бы их слушал. Возможно. Я слегка отодвинулся и посмотрел на него. И вдруг понял, что у него за выражение такое странное на лице. Алчность. Дикая, необузданная, сжигающая душу алчность. Он и в самом деле трепетал от страсти и эта страсть была как всепожирающее пламя атомной бомбы. Она жгла его душу не оставляя даже пепла, только тень на стене.
Я улыбнулся и решительно кивнул глядя ему прямо в глаза. Я наследник древнего и богатого, даже среди бояр, рода. Для простолюдина даже толика моих доходов — немыслимое, непредставимое богатство. И, если ты не безразличен к деньгам, то я куплю тебя. Похоже, сударь Гришка будет верен мне, предан полностью и без оговорок. Пока ему не предложат больше.
— Тогда слушай сюда, княжичь, — зашептал Григорий, придвинувшись ближе. Мне показалось что последнее слово он произнес с иронией. Надо будет его от этой манеры отучать. Но не сейчас, сейчас он думает, что знает про меня постыдный секрет. Ну-ну. Все потом, главное сейчас, это от милой маменьки сбежать. — Я сюда на своих санях прибыл. Мыслится мне, как я с тобой окончу, меня спровадить захотят. Так я со двора уйду, но недалече. Встану у реки, за старым сараем и буду тебя дожидаться…
План был говно, поддержки никакой, запасных вариантов нет. Но я кивал и запоминал. Пока на руке других карт нет, будем играть теми, что судьба раздала.
Глава 2
В которой я знакомлюсь ем, сплю, знакомлюсь со сводными сестричками и веду себя так, чтобы никто меня ни в чем не заподозрил.
* * *
Пошептаться всласть нам со старцем не дали. Но Гриша был мужичком тертым, в общих чертах мне план побега набросал. Подгонит сани в условное место и будет меня в них ждать. Это и был план. Возмутиться я не успел, дверца приоткрылась и туда ввалился мужичок. Кажется, его выпихнули в комнату силой.
Мужичок был как раз тот, который мне ногу держал, пока старшенькая сводная сестренка, Федосья, её дубинкой ломала. Тогда он был веселый и озорной, а сейчас крысиная мордочка была испуганная и грустная. Прижался к стенке, попытался слиться с расписными бревнышками. Получалось плохо, но мы с Григорием ему подыграли, старательно не замечая.
Видимо к колдунству тут относились серьезно. И приближаться опасались.
Григорий как знал, что наедине нас уже не оставят. Уже загодя меня обратно на кровать уложил, а сам принял пафосную позу, как фокусник над ассистенткой, которую сейчас распиливать будет. Зло сверкнул глазами на меня, видимо намекая, чтобы я молчал. А потом забормотал скороговорку. Я ни черта не понял, что он там говорит. И вообще, подозреваю, что он белиберду на блаблакал.
Поводил надо мной руками с растопыренными пальцами. Красиво так, чувствуется практика. Я понятливо выгнулся. Хотел застонать, но побоялся. Еще выдам случайно что-то непристойное. И тут Гриша резко выдернул из-за пояса кинжал. Кавказский такой, характерный. Красивое оружие, жаль не у меня. Надо бы это исправить. Впрочем, дернуться я не успел — старец Григорий картинным жестом положил кинджяль на меня, плашмя. Как меч на павшего викинга. И даже руки мне поверх рукоятки сложил. Потом устроил пантомиму. Подвывал, кривлялся, зенки закатывал. Я покосился на дверь. Она была приоткрыта, мужичок в комнате по прежнему был один, но из-за косяка торчало голов пять. Таращились, раскрыв рты.
Тут мне стало не до публики, кость в ноге и ребра вдруг зачесались. Не знаю, как это назвать. Но вот если бы кости внутри могли чесаться, то вот так бы они и чесались. Жуткое чувство. Я страдальчески застонал, занервничал и без притворство начал дергаться, выгибаться и елозить по кровати. Гриша тут же взвыл, глазами завращал, одной рукой меня к кровати попридавил, второй за бороду себя дернул. И тихонько так мне говорит.
— Терпи, ща отпустит.
Я в этот момент малость растерянный был, вместо того чтобы кивнуть, машинально хотел “ладно сказать”.
— Чую как Чернобог кости грызет! Старец, поведай ему, что я за себя откуп даю! Тебя, Тимошка! — заверещал я дурным голосом и рукой в жмущегося к стенке мужика ткнул. Это и был Тимошка, как я сейчас вспомнил. Сначала он недоуменно таращился на мой палец, в него направленный. А потом испугался и разом сбледнул. В смысле побледнел, а потом чуть не проблевался. И убежал за дверь, спотыкаясь. В след ему несся мой демонический хохот.
Честно говоря, как только я начал говорить, я начинал примерно понимать, что ща скажу. Между нами, мог бы я этого крысомордого и не запугивать. Но мог и напугать. И не смог устоять. Григорий, неодобрительно на меня зыркнл. Ему бы депиляцию ноздрей провести, с такого ракурса глаз почти не видно. А еще, гад, кинжал отнял. Я с трудом с этим смирился, остановило одно — по опыту знал, с одним ножом из этого терема не вырваться. Прежний хозяин терема пробовал.
Григорий кинжалом взмахнул и этот экологически чистый гипс на моей ноге, из тканых лент и деревяшек, срезал. Острая железяка однако. А потом старец Григорий столкнул меня с кровати, я встал и пошел.
Я точно знал, что еще пять минут назад я был в не самой лучшей форме. Есть неприятный опыт, знаю какого это, когда все отбито и в ребрах трещины. Сейчас, кроме затихающего зуда внутри костей, не чувствовал повреждений. Наклонился осторожно вперед, назад. Нет никаких гематом в мышцах, и без дискомфорта внутри. Рискнул, и сделал поворот корпуса влево, вправо, вызвав удивленный вздох от дверей. Деревянно повернулся, вытянул руки вперед, и двинулся к двери с криком “Мозгиии!”.
Мой личный экспромт, до сих пор горжусь.
Челядь с диким визгом исчезла. Я повернулся к Григорию. Не знаю, что я там хотел сказать ему. Может просто подмигнуть. Ну, типо, я в деле. Но старец времени не терял, кинжал спрятал куда-то под кафтан свой, палку схватил и ходу. Пронесся мимо меня, едва плечом не сбив. И вовремя — в дверях уже стояла маман с лицом властным и требовательным.
— Кормить до отвала. Потом пусть спит, сколько сможет. Завтра как новый будет, — доложился Григорий Ядвиге, снова склонившись в поклоне. В этот раз не таком глубоком, макушка чуть ниже сисек мачехи. Но морда спрятана.
Маменька величаво развернулась и уплыла. Гриша, даже не оглянувшись на прощание, проследовал за ней. Я тоже, было, к двери рыпнулся. Но наткнулся на второго костолома. Его имя, я кстати, даже не знаю. Из новеньких. Тот зыркнул на меня равнодушно, оглядел горницу, и скрылся за дверью. Саму дверь плотно закрыв.
Я осторожно подобрался поближе. В двери не обнаружилось ни отверстия для ключа, ни даже ручки изнутри не было. Сама дверь была из толстенных досок, красивых, полированных. Я приложил к ней руки и осторожно толкнул, потом толкнул сильнее. Похоже, там снаружи засов — дверь даже не покачнулась. Хорошо сделано. И плотно прилегает — вокруг порожек мехом проклеенный… Короче, тут меня убивать могут, снаружи никто и ничего даже не услышит.
Вернулся и внимательно осмотрел комнату. Труба от печки уходит в потолок. Окошко есть, размером хорошее. Только из толстенных стеклянные блоков в массивной деревянной раме. Рама вделана в стены намертво, считай как стальная решетка на окнах.
