Его не было тут почти год. Но дверь помнила его. Любая вещь, которую он заговаривал, оживала с каждым разом все охотнее. Поэтому дверь с готовностью откликнулась. Втянула засовы и цепи, отворилась, приветственно скрипнув. И тут же захлопнулась, едва пропустив чудотворца внутрь.
Григорий вошел и остановился, осмотрелся. С хмурым лицом, насупленными бровями, явно не очень довольный своим тут появлением. Он проверил метки на двери и на крохотном окошке. На сундучке. Все нетронуты. Да и лучшим доказательством того, что комнату никто не посещал за время его отсутствия, был толстый слой пыли, лежащий на полу и скудной обстановке. Стол, стул, сундук.
Григорий решительно направился к сундуку, взметнув полами своего черного кафтана в воздух настоящие тучи пыли. Достал ключ и, расчихавшись, выронил его. В конце концов, справившись с приступом чихания и вернув себе суровый и зловещий вид, открыл сундук. Проверил содержимое. В кожаной суме смена одежды и дорожный набор — неброской, мужицкой. И малый кошель с полусотней серебрушек.
С одной стороны, вроде как малый тайник на всякий случай. С другой — приманка для воров. Если кто тут побывает, не устоит, стянет хоть кошелек. Григорий пересчитал деньги. Сбился, пересчитал снова. Пересчитал третий раз. Понял, что тянет время. Разложил деньги столбиками по десять монет, убедился что их столько же, сколько и оставлял. Ссыпал в кошель, спрятал в сундук. Закрыл сундук, запер. Подошел к столу.
Теперь, когда пыль улеглась, можно было уловить, что в комнате пахнет не только пыльным камнем, сухим деревом и, совсем немного, крысами. Был в воздухе и еще один, сладковатый аромат. Сладкий, но неприятный. Пахло падалью. Попади сюда чистюля-служанка, первое что бы она сделала — кинулась искать трупики мышей по углам.
Но Григорий знал, что запах исходит от предмета на столе. Посередине грубого, но прочного стола, окруженное набором для писания, стопки бумаг и лампы, лежало зеркало. Оно выглядело как полусферическая стеклянная призма, залитая изнутри серебром, в массивной вычурной раме. Собственно именно так зеркала и в этом мире, в основном, и делались. Ценитель искусства из нашего мира мог бы заметить сильное сходство этого зеркала с зеркалом на картине Ян ван Эйк, “Портрет четы Арнольфини”.
И, так же как и на картине, в этом зеркале отражался не только Григорий.
Старец был бледен как снег. Он поправил кинжал, так, чтобы можно было его выхватить. Смахнул рукавом пыль с зеркала. Как раз вовремя, чтобы увидеть как зловещая черная фигура в отражении стала прямо за ним. Григорий вздрогнул, но не оглянулся. Он знал, что никого не увидит за своей спиной. Вместо этого он сказал, сжимая посох одной рукой и держа вторую руку рядом с кинжалом.
— Я сделал то, о чем ты просил, господин, — последнее слово ему далось только после маленькой запинки.
— Ты узнал имя? — прошелестел едва слышный шепот в комнате, в которой не было никого, кроме старца в роскошных черных одеждах, смотрящего в зеркало на столе.
— Это был не демон, — “ты ошибся, тупой ты чурбан” мысленно продолжил Распутин, но вслух сказал. — Господин.
Тень за его спиной вдруг подняла руку. И воткнула длинный и острый, как клинок шпаги, коготь, в шею Распутину. Старец захрипел, задергался, приподнимаясь на носочках.
— Ты не исполнил мой наказ! — голос прозвучал громче. И в этих звуках не было ничего человеческого. Казалось, будто это старые книги шелестят пожелтевшими от времени, хрупкими, рассыпающимися страницами. И этот шорох по какому-то причудливому капризу складывался в слова.
— Я сделал все, как ты наказал! — прохрипел Распутин, корчась от боли. — Я призвал его! Вытащил из небытия и вселил в тело наследника могущественного рода! Пришлось ждать удобного момента, это было очень трудно, но я справился! Имя я узнаю позже!
На его шее раскрылся ранка. И, по невидимому вне зеркала когтю, побежала капля крови.
Удар был мастерский — Григорий мог говорить, мог шевелиться. Не задеты снабжающие мозг кровью сосуды — он не потеряет сознание в ближайшее время. И ему было очень больно. Тень выдернула коготь. Распутин схватился за рукоять кинжала и оперся о стол второй рукой, выронив посох. Ранка на шее перестала кровоточить и медленно заросла.
— Да. Главное ты сделал, — наконец согласилась тень. И отступила в глубину зеркала. — У тебя интересный кинжал. Знаешь, я бы мог пытать тебя очень изощренно, и ты бы очень долго не умер. И я бы мог делать с тобой удивительные вещи. Снова и снова.
Григорий побледнел еще больше.
— Помни об этом. А теперь иди, и выполни следующую часть уговора.
— Да, господин, — прохрипел старец Григорий и выскочил за дверь, которая услужливо распахнулась ему на встречу. Распутин не задерживаясь ни на секунду побежал вниз по лестнице. Лицо декана факультета естественных было бледным и перекошенным. Если бы сейчас его видел Мстислав, то он бы узнал это выражение лица. Григорий Распутин был полностью во власти жуткой ярости, без малейшей капли страха.
Только внизу он вспомнил, что забыл свой посох у зеркала. Это уже второй потерянный посох за неделю. Но возвращаться за ним Григорий не стал.
Конец первой книги.
