— А вы не Герман Белозор случайно? — звонкий девичий голос отвлек меня от мечтаний о Нью-Васюках, и я вздрогнул.
На меня смотрели широко раскрытые удивленные карие глаза:
— Я Зоя Югова, "Комсомолка"...
— Студентка, спортсменка и просто красавица? — на всякий случай уточнил я у этой рыжей симпатичной миниатюрной девчушки лет двадцати трех.
Артемов вовсю пихал меня локтем в бок — он тоже оценил минскую коллегу весьма положительно.
— Нет! То есть — да! Спортсменка, но уже не студентка, могилевский журфак я год назад окончила! "Комсомольская правда" вообще-то! — наморщила нос она, — Что вы меня путаете? Я хотела у вас вот что спросить: вы комсомолец?
— Комсомолец. До двадцати девяти лет имею право!
— Это же просто отлично! Как насчет интервью? — захлопала ресницами она.
— В смысле? — моему удивлению не было предела, — Какого интервью?
— Ну, у вас! Могу я у вас взять интервью?
— Ы-ы-ы-ы... — только и смог выдавить я.
Автобус дернулся, зафырчал и остановился.
— Приехали! — голос водителя позволил мне избежать неловкой ситуации: все двинулись к выходу.
Только интервью мне сейчас и не хватало!
Глава 2, в которой пахнет булочками и болотной тиной
Раздались три свистка, и вдруг земля дрогнула, пытаясь уйти из-под ног. Четыре килограмма тротила — не шутки! Я защелкал фотоаппаратом — из скважины рванул целый фонтан черной жижи, должно было получиться эпичное фото!
Нет, нефть так не добывают. Так сейсморазведчики возбуждают упругие колебания — при помощи взрывных работ. Кажется, отличный кандидат на мой личный конкурс конченых заголовков: "Как в Дубровице возбуждают упругие колебания: весьма специфичный опыт сейсморазведчиков".
Пока народ с фото и кинокамерами третировал Тихого — главного инженера Управления сейсморазведки НГДП, я пытался скрыться от многозначительных взглядов комсомолки Юговой и сделать это одновременно с поиском источника умопомрачительного запаха свежего хлеба.
Меня интересовали в первую очередь дубровчане, которые работают здесь, в полевом лагере. Про начальников и достижения напишут и другие — тут хватало талантливых писак и без меня, а потому я аккуратно слился с интервью, и, подчиняясь своему обонятельному инстинкту, двинул на запах выпечки.
Ароматы сдобы привели меня к обычному белому вагончику. Именно здесь располагалась кухня. Тут же, под навесом, стояли огромные деревянные катушки, переоборудованные под столики, и аккуратные чурбачки, которые служили табуретами. Я поднялся по железным ступеням, отворил дверь, и в лицо мне шибануло сытными запахами борща, тушеного мяса, овощей... И никаких булочек!
— Добрый день! Я из газеты "Маяк", вот хочу написать про то, как сейсморазведчики в полях питаются!
Две миловидные женщины-поварихи неопределенного возраста тут же разулыбались, застеснялись, но при этом принялись наводить лоск в своем хозяйстве: тут — смахнуть крошки, здесь — аккуратнее расставить кастрюльки...
— Мы хотим, чтобы всё было по-домашнему! — хором заговорили они и рассмеялись.
Обе оказались уроженками Дубровицы и с удовольствием рассказали и про меню, и про особенности полевой кухни.
— А когда холодно — то у нас есть еще и вагончик-столовая... Их с кухней спаривают, — они переглянулись и снова принялись хохотать.
— Это замечательно, а булочками вот пахло, это откуда?
— Это от нас! Пирожки с мясом, с яйцом и рисом, с грибами, с картошкой, капустой, со сгущенкой и повидлом. Печеные, не жареные!
— А...
— А все уже разобрали! Очень наши мальчики их любят!
Зараза! Конечно, материал будет неплохой, и поварихи должны были на фото получиться просто огонь, но пирожки проплыли мимо меня. Я выбрался из вагончика и растерянно повертел головой: всё-таки булочный запах определенно витал в воздухе!
И в этот самый момент я встретил его! Этот посланец небес шел в ореоле солнечного света, сверкая великолепной лысиной и слегка сутулясь, потому как руками прижимал к груди бумажный пакет, полный пирожков!
— А-а-а-а! Пресса! А чего ты с Тихим не беседуешь? Там же все ваши?
— То не наши, то ихние... Евоные... Черт, в общем: это я наш! А они не наши!
— А чего это ты — наш?
— Так я ж дубровицкий, из "Маяка"!
— Шкловский что ли?
— Белозор!
— А-а-а-а, Гера Белозор! Пирожок с повидлом будешь, Белозор? Ты тоже молодец, про народные дела пишешь... Я больше про спорт люблю, но как ты коммунальщиков песочишь и в горсовете бодаешься, тоже почитываю...
— Буду! — я наконец оказался обладателем вожделенной выпечки и тут же впился в пирожок зубами.
Яблочного повидла тут было полно, начинки не жалели! Не то, что в мое время, когда можно было уже наесться теста до отвала, прежде чем наткнешься на капельку варенья...
— Шпашыба! — прошамкал я, — А вы иж Дубровычы?
Пирожок не давал мне говорить нормально, но лысый всё понял и кивнул:
— Да-а-а! Карпов Тимур. Инженер-механик. Оголодал ты, однако! Пошли в вагончик, чаем тебя напоим и пирожков вместе поедим!
Конечно, я пошел с ним в вагончик и напился сладкого чаю, и наелся пирожков, и пообщался с целой компанией дубровицких дядек: электроников, сейсмиков, взрывников, наладчиков и геодезистов. Отснял и их, и условия жизни. Бытовку свою они только хвалили. Мол, тепло, светло и мухи не кусают. И кровати у них нормальные — это Исакову спасибо, и вообще, такая новая метла как он, которая по-новому метет именно таким образом — это просто находка для всего предприятия. О людях думает, а не о себе.
Я не стал их разочаровывать. О людях Владимир Александрович, конечно, тоже думал. Но со своей эгоцентричной точки зрения. Ему жутко нравилось всем нравиться, он любил когда его любят!
Прощался с сейсморазведчиками по-доброму:
— Ну, ищите себя в газете! — пожимал я одну за другой крепкие ладони.
— Смотри, чтоб рожа кривая не получилась! — улыбнулся Тимур, — Бывай, журналист!
***
Югова стояла у ПАЗа, и выжидающе глядела на меня:
— И где вы были, товарищ Белозор?
— Работал! — сказал я, стряхивая крошки с груди, — Напряженно.
И поковырялся в зубах.
— Эм-м-м... Скажите, а как это у вас получается — вот так вот напряженно работать и попить-поесть при этом, и материал хорошо сделать, и оставить всех довольными?
— Что? А... Материал... Вот вы где были?
— Ну, можно сказать, что на мини пресс-конференции главного инженера — первого зама управления сейсморазведки Владислава Тихого, а что?
— И много там с вами было коллег?
— Все... Кроме вас, товарищ Белозор!
— Во-о-от! А я где был?
— Да судя по всему — перекусывали! — она даже кулачки уперла в бока...
Ну да, не в бока, а в такую стройненькую талию, которая постепенно переходила в такую кругленькую... Такс, это всё нюансы, а суть в том, что...
— Перекусывал, именно. Чай пил. И общался с дубровчанами-сейсморазведчиками. И будут у меня люди труда: инженеры, сейсмики, механики, геодезисты. Живые, с улыбками, байками и хохмочками. А у вас у всех — один Тихий. Кто молодец?
— Во-о-о-от как! То есть, вы не разгильдяй, вы — молодец?
-Только так.
— Так согласны на интервью?
— Не-а. У меня в Слободке под мостом стихийная свалка, надо сфоткать и критику написать. Какое интервью? Люди гадят, мастера ЖЭКа невесть куда смотрят, участковый спит, наверное...
— Один вы в белом пальто красивый?
— Почему это в белом пальто? В брезентухе, на "козлике" с прицепом и с мешками для мусора! Какой толк критиковать, если ничего не делаешь?
— И что вы предлагаете?
— Убрать мусор вместе со мной и спрашивать всё, что захотите!
Зоя Югова ошарашенно смотрела на меня.
— Но я...
— Пресс-тур часов до двух, потом обед в одном из городских заведений, потом полно времени. Вы ведь без водителя?
— Да, я поездом обратно...
