2. Колобок, колобок, я тебя съем
— Машину за вами я уже послал — продолжает Гурко. — Быстро выходите вниз и ждите водителя у стойки регистрации. Он зайдёт. Смотрите у меня, чтоб прилично выглядели.
Да вроде ж мы и так прилично. Я в костюме, Лида в форме. Не успев отдохнуть, спускаемся вниз.
— Егор! — сетует Лида. — Мало того, что у меня из-за тебя вся жизнь наперекосяк пошла, так ещё и покоя никакого. Все ноги сбила. Дома, между прочим, уже десять вечера. Порядочные девушки спать ложатся, а не по ЦК КПСС носятся, не говоря уже обо всём остальном.
— Терпи, мать, и Родина тебя не забудет. Ну, и я тоже. Поступлю, как полагается поступать с порядочной девушкой, если ты не против. Ты видела, как на тебя этот Гурко смотрел. Думаю, сейчас предложит тебе место в политбюро и руку с сердцем вдобавок. Согласишься?
— Подумаю, — серьёзно отвечает она. — Чего им надо опять?
Мы снова оказываемся в кабинете Гурко.
— Вы просто герои дня сегодня, друзья мои, — говорит он. — Известность ваша даже Иосифа Кобзона затмевает.
— Надеюсь, петь не придётся? — уточняю я. — А то мы с Лидией Фёдоровной сегодня не репетировали.
— Юмор — это хорошо. Только не стоит допускать вольности, когда будете разговаривать с секретарём ЦК. Хорошо?
— Конечно, Марк Борисович. А мы будем?
— Вот и славно, — потирает он руки. — И да, будете. Сейчас подойдёт. Человек уважаемый, и от того, как вы с ним поговорите будет зависеть, что он доложит наверх. Второй секретарь обкома величина немаленькая, поэтому прежде, чем решить вопрос будут взвешивать все плюсы и...
Он не успевает договорить, потому что этот момент дверь открывается и в кабинет входит немолодой сухощавый и сутулый человек с печальным лицом и круглыми птичьими глазами. Прям не просто секретарь, а птица-секретарь.
— Сиди-сиди, Марик, — машет он рукой поднявшемуся Гурко и сам садится за приставной стол.
Повисает пауза. Мы с Лидой стоим перед ними, и я чувствую себя так, будто они действительно ждут, когда мы начнём петь.
— Ну, — кивает птица-секретарь. — Чего?
Не понимаю…
— Садитесь, — хмурится он. — Давайте, рассказывайте. Значит ты была в этом казино засланным казачком. Так что ли?
— Так точно, — кивает Лида. — Я вошла в доверие к злоумышленникам и собрала материалы, подтверждающие их преступную деятельность.
— А потом, значит, они тебя похитили. Правильно?
— Так точно.
— Узнали, что ты сотрудница?
— Никак нет. Я сделала случайную ставку и она неожиданно выиграла.
— Сколько поставила? — спрашивает он.
— Десять рублей.
Лида сидит на краю стула, спина ровная, как по линеечке, сама сосредоточенная, собранная. Просто любо да дорого.
— Ого, — говорит сутулый, всё по-настоящему. — И сколько выиграла?
Она немного смущается и бросает на меня взгляд. Я едва заметно киваю.
— Восемь с половиной… тысяч.
— Чего?! Восемь с половиной тысяч? Серьёзно?!
— Так точно.
— Ну вы даёте, сибиряки, — удивляется он. — И бандиты, стало быть, схватили тебя, чтобы отобрать деньги. Так?
— Так точно.
— Ну, и где деньги? У них, я так понял, денег не нашли.
— Не могу знать, — твёрдо отвечает Лида. — Они сразу забрали мою сумочку. Там лежал весь выигрыш. Сумочка приобщена к делу в качестве вещественного доказательства. О деньгах мне ничего не известно.
— Понятно… — кивает он и не мигая смотрит ей в глаза.
Потом переводит взгляд на меня.
— Ну, а ты-то тут с какого боку? — спрашивает он и гипнотизирует взглядом.
— Я вошёл в контакт с подозреваемым Каховским… Младшим. И сообщил информацию капитану Артюшкину и майору Баранову. На общественных началах, так сказать. По личной инициативе.
— Инициативный какой, — хмыкает сутулый.
— Я также оказался случайным свидетелем похищения и проследовал за преступниками и сообщил органам о местонахождении лейтенанта Пироговой.
— И как ты там раньше милиции оказался?
— Воспользовался автомобилем первого секретаря горкома ВЛКСМ.
— И как тебе это удалось?
— Я являюсь внештатным членом бюро горкома и…
— А что, и такие бывают? — перебивает он меня и поворачивается к Гурко. — Это его что ли Ефим хвалил?
— Да, Александр Михайлович, — подтверждает тот.
— Ясно всё с вами, — кивает сутулый. — А почему пошли в КГБ а не в МВД?
— Так… Так ведь Каховский подключил начальника областного УВД…
Сутулый поднимается. Мы все тоже встаём.
— Вижу, — говорит он, — плохи дела в отдалённых доминионах. Некоторые зарвавшиеся начальники совсем совесть утратили! Честь коммуниста позорят, честь милиционера, честь советского гражданина! Воруют, самодурствуют, бесчинствуют! Хорошо, что ещё имеются горячие и бесстрашные сердца, готовые ради Родины собой рисковать. Молодцы. Пирогова, ты коммунистка?
— Нет, — теряется Лида.
— Пока… — добавляю я.
— Не затягивай, — кивает сутулый и не мигая смотрит на Лиду.
— Ну, с тобой всё ясно, — машет он рукой, поворачиваясь ко мне. — Молодой ещё. Хоть и ранний. Работайте, товарищи. Работайте!
Не прощаясь, он поворачивается и выходит из кабинета. Мы с Лидой вопросительно смотрим на Гурко.
— На этом всё, — разводит он руками и улыбается. — Дело сделано.
— Наши победили? — спрашиваю я.
— Победили, — соглашается Марк Борисович. — Всё, можете спокойно возвращаться к себе. Никто вас теперь пальцем не тронет. Занимайтесь своими делами. По Лидии Фёдоровне будет принято решение в ближайшее время, но это уже по месту службы. Мы будем рекомендовать её перевод в другое ведомство. С присвоением очередного звания. Я, от имени партии большевиков, благодарю вас обоих. И свяжись, как приедешь, с Ефимом Прохоровичем. Это тебя, Егор, касается.
— Служу советскому союзу, — отвечаю я.
Из ЦК мы опять добираемся своим ходом. Я предлагаю пройтись пешком и Лида, поколебавшись, соглашается. Мы идём по вечернему городу и любуемся его огнями. Вдыхаем воздух древних улиц и чувствуем силу и мощь своей столицы. Трудно тебе придётся через несколько лет, как и всем нам. Но ничего, мы что-нибудь придумаем…
Когда приходим на Красную площадь, становится темно. Башни Кремля сияют в свете ярких прожекторов, рубиновые звёзды горят с магической силой, а влажный морозный воздух создаёт таинственные световые ореолы вокруг башен.
— Как красиво… — шепчет Лида.
Ну, ещё бы. Дорогая моя столица, золотая моя Москва, её вечное волшебство.
Я смотрю на Лиду. Она разрумянилась от ходьбы и лёгкого морозца. А ещё от того, что груз сомнений и тревоги последнего времени спали, как тяжёлый камень с души. Если бы не милицейская форма, можно было бы сказать, что она похожа на гимназистку из песни, чуть пьяную от мороза.
— Ну что, в нумера? — спрашиваю я, чуть подталкивая её в бок. — Есть не хочешь?
— Не, — улыбается она и машет головой. — Спать хочу.
Она берёт меня под руку и кладёт голову на плечо. Так мы и шагаем всё пять минут, что занимает наш путь от Красной площади до гостиницы.
Когда мы подходим к стойке за ключами, нам передают, что в баре нас ждёт Злобин.
— Я уж собирался домой уходить, — качает он головой. — Гуляли что ли?
— Ну а как же, — отвечаю я. — Когда ещё в столицу приедем? Хоть надышаться воздухом вашим.
— Приедете, — улыбается он, — какие ваши годы. Вы голодные?
— Нет-нет, спасибо. Мы же в ЦК-овской столовой обедали. Теперь неделю ничего есть не будем, чтобы не перебивать вкусовые оттенки воспоминаний.
— Ну, ты завернул, — смеётся похожий на мафиози Злобин.
— Леонид Юрьевич, давайте только девушку отпустим, а то она на ногах не стоит. У нас же разница во времени, да она и переволновалась сегодня.
— Не возражаю, — кивает он. — Единственное, Лида, послезавтра прямо с самого утра идите к подполковнику Куренкову. Он скажет, что делать. Понятно?
