— Грабители! — горестно вздохнул я. — Вы хотите меня последних портков лишить?
— Смилуйся, о великий, — пустил слезу Селим-ага. — Сегодня, как ты и велел мы принесли тебе все, что у нас осталось. Двести пятьдесят тысяч в дукатах и золотых слитках и десять миллионов серебряных акче. Прими их от нас. И услышь нашу мольбу. Мы разорены. Снизойди к нашей нищете и уменьши сумму выкупа втрое. И еще молим тебя оградить нас от насилия, грабежей и убийств твоих воинов. Вчера они как барана зарезали уважаемого всеми купца Ахмета, накануне до смерти разбили голову Хаджи Мухаммеду, одному из самых почтенных торговцев нашего города.
— Уж не те ли это, что прятали вопреки моему повелению пленников из числа христиан? — Грозно нахмурившись, одернул разговорившегося турка и, обернувшись, кивнул стоящему в сторонке Рожкову, который едва не светился от счастья, отыскав своего сына. — Кара их постигла заслуженно. Разозлили вы меня. За людоедов вступаетесь, значит и сами одним миром мазаны, порождения ехидны! Я ведь предупреждал вас! Не будет вам никакой уступки! Выплатите все до полушки! Но поскольку я добр и милостив и пленники выжили, то так и быть. Даю вам еще неделю. А уж потом — берегитесь. Будем считать, эти деньги выкуп за жизни и свободу кафинцев. А за стены крепости, товары в ваших лавках и дома со всем имуществом — придется заплатить. Уяснили? Тогда убирайтесь отсюда.
Дождавшись пока турки уйдут, приказал:
— Монеты проверить, пересчитать, перевесить, убрать в бочки, опечатать и убрать под замок. А теперь к делам нашим грешным. Приступайте к докладам, что у нас, где и как.
Выслушав отчеты и просмотрев поданные дьяками описи, перешел из дворика на просторную тенистую, густо увитую виноградной лозой с уже спеющими гроздьями и украшенную розовыми кустами террасу. Здесь, в более дружеской что ли, обстановке, глядя на синеющий до самого горизонта морской простор и приступил к раздаче поручений ближникам.
— Так, донцов и запорожцев мы этим утром отправили шарпать крымский берег до самого Гезлева. Так и они при деле и нам спокойнее будет в городе. Но это так. Теперь о важном. Кароль, дружище, тебя назначаю военным комендантом Кафы и всех наших владений в Крыму, на Тамани и в Азове. И главнокомандующим всеми войсками, остающимися под твоим началом. Понимаю, что задача у тебя наисложнейшая, особенно если учесть, сколько солдат я тебе оставляю. Но время нам терять нельзя. Опять же, коли татары прослышат, а они наверняка скоро получат от местных сведения, что армия почти ушла, да и сам Странник куда-то испарился, могут захотеть разделаться с тобой. Примутся войско собирать. Поэтому держись настороже. Не проворонь!
— Слушаюсь, мой кайзер. Однако если не придут калмыки, нам придется тяжко.
— Знаю. Но они как сквозь землю провались. Впрочем, ты и сам это знаешь. Корнилий, я знаю, что ты целыми днями возишься с черкесами, но у меня к тебе срочное поручение. Надо собрать представителей христианских общин — много не надо, нескольких самых уважаемых старейшин и церковных иерархов. И православных, и армян-монофизитов, и католиков. У меня на них планы. Вот и хочу поговорить лично.
— Как скоро их нужно доставить?
— Чем быстрее, тем лучше. Не стоит терять время. Так что хватай их и волоки сюда, но без фанатизма. Вежливо и почтительно.
— Как будет угодно вашему величеству, — скупо улыбнулся бывший лисовчик.
Чем хорош Михальский — у него не заржавеет. И, что характерно, никому в голову не приходит его ослушаться. Вроде и не кричит, и не стращает. Однако всякий чует — этот просто возьмет да зарежет и дальше продолжит своими делами заниматься, словно так оно все и было.
Припомнив события вчерашнего дня, я велел подойти Рожкову.
— Михайло, как твой сын себя чувствует? По здорову ли?
— Благодарю тебя, государь, всё слава Богу.
— Слышал я, ты и прочих детей из той ямы спасенных себе взял?
— Все верно, государь. Где одного, там и четверых прокормить можно.
— Ты вот что, Михайло. Приводи всех к нам, пусть вместе с моим наследником учатся. Грамоту осваивают, в игры играют, да и стол делят. Все тебе забот меньше будет.
— Велика честь, государь, — поклонился большим обычаем Рожков. — Да только не по чину мне она!
— Пустое. Здесь местничать некому, а если бы кто и вздумал, ему бы враз небо с овчинку показалось! Ты лучше вот что мне скажи. Много ли среди полоняников сирот?
— Хватает, надежа. Одних сюда детьми приволокли, у других родители в неволе померли, а кто и здесь родился.
— Вот-вот. И куда они теперь?
— Как бог даст. Кого казаки к себе возьмут, кого еще куда. Не в монахи, так в скоморохи.
— Нет, так дело не пойдет! — покачал я головой.
— А что делать?
— Да ничего особенного. Собрать их всех вместе и держать под присмотром. Есть ведь воины увечные, которым еще рано в бой идти, вот пусть и присмотрят за мальцами. А как в Москву прибудем, я им дело найду. Кто побойчее, да поспособнее пойдет в царскую школу на казенный кошт, других ремеслу обучим. Но это еще не скоро будет, а пока найди людей, кому это доверить можно. Чтобы дети от их заботы с голоду не околели.
— Я могу взяться, государь.
— Нет, Михайло. Во всяком случае, не сейчас. Прибудем в Москву, коли пожелаешь, дам тебе такое поручение, а теперь ты мне рядом нужен. Сыщи или из ратных, или из полоняников знакомых.
— Как повелишь, надежа, — не стал отказываться Рожков. — Все выполню, не сомневайся.
— Теперь ты, свет Федор Семенович, кавалер Панин, — подозвал я своего бывшего рынду. — Возьмешь половину галер, а на них свой полк и отряд Татаринова. Пойдете вдоль кавказских берегов. В серьезные драки не ввязывайся. Людей и корабли береги. Заодно каждый час используй для учебы. Отдаю тебе три наши галеры, в том числе лучшую — «Двину».
— Благодарствую за доверие, ваше величество! — гаркнул расплывшийся в улыбке Федька.
— Успеешь еще поблагодарить, — поморщился я. — Слушай дальше. Селиверстов, может, еще и небогато опыта накопил, но все же больше твоего. Поэтому, ты к нему прислушивайся. Мужик он дельный.
— Помилуйте, государь, какой же мужик, когда он из Новгородских боярских детей?
— Разбаловался ты Федя, — строго посмотрел я на него. — Царя перебиваешь, ценные указания не слушаешь!
— Простите, ваше величество, — смутился полковник. — Это не со зла…
— Знаю, потому и терплю тебя, бестолкового! Так вот, Селиверстов — муж дельный и в бою не плошает. Опять же, Петерсон его хвалит. В общем, ты меня понял… На чем я остановился? Ах, да. Главная твоя цель — захват купеческих судов и фелюг. Чем больше, тем лучше. Людей бери с запасом для призовых команд. Полоняников, где сможешь, выручай. Выйдет разорить да сжечь крепости, делай. А не выйдет, и черт с ними. Не теряй времени, иди дальше. На все про все тебе — десять дней. Не больше! Запомни, Федя! Как срок выйдет — возвращайся обратно. И лучше прямиком сюда через море, так и быстрее выйдет и безопасней. Одним словом, чтобы через две недели был тут.
— А ты государь?
— Я на запад пойду. Сначала Варну пощупаю, потом… посмотрим…
— Я так понимаю, главное наше дело собрать больше парусников, чтобы добычу и людей вывезти до Азова?
— Правильно понимаешь. Заодно и торговлю туркам попортим. Что им убыток — то нам радость! Утащить отсюда надо всё, до чего сможем дотянуться. И людей, и пушки, и скотину, и зерно, и вино, и кожи. Да и торговый флот нам не помешает свой. Как думаете? — Я довольно подмигнул соратникам.
— Но сколько мы скотины так сможем увезти? Тут одних лошадей тысячи тысяч. А уж овец и коз…Не лучше ли…
— Эх, Федя, снова ты поперек батьки лезешь! — погрозил я ему пальцем. — Не надо как лучше, надо как приказано! Пойми, чтобы сушей такую прорву скота угнать, потребуется всех татар, способных держать оружие в руках под корень извести. А до тех пор о том и думать нечего. Одна суета. Вот в море мы пока хозяева. Будем этим пользоваться!
Закончив с Паниным, я вернулся к его бывшему командиру.
