когда он очередной раз метнул его в меня, я сумел перехватить его и обратить в другого соперника. Плюс еще сверху добавил от себя, тут же потом уйдя снова в оборону. Пока один приходил в себя, двое сгруппировались и снова обратили на меня свой натиск. Но где я отбивался от троих, там мне удавалось отбиваться и от двоих.
Вскоре за меня заговорил банальный человеческий недостаток: я начал уставать. Больше пропускал ударов. Щит снова их гасил, но остатки также снова донимали меня и все-таки я потерял равновесие. По правилам лежачих не бьют, и упавшему давалось время, чтобы подняться. Все прямо, как в боксе. На краю слуха отмечал, как толпы начали выкрикивать полюсные слова: часть надеялась, я паду окончательно, часть обрету вертикальное положение. Но я же не настолько ослаб; это был легкий удар, поэтому я без труда поднялся, разочаровав и возбудив ликование, и приготовился продолжать. В это же время пришел в себя и третий участник из соперников. Продержаться оставалось совсем немного. Спустя еще несколько десятков секунд и обмена ударами в нас окончательно взыграла у кого гордость, у кого азарт, у кого жажда, и удары посыпались уж совсем откровенные и не сдержанные. Дуэль приобретала оттенки битвы. Я напрягал внутреннее тело до предела, а мышцы словно бы рвались, но, несмотря на все трудности, я терпел.
Вихрь огня накрыл совсем неожиданно, и от внезапности я его пропустил. Меня отбросило назад и повалило на землю, а правую руку обожгло от плеча до локтя. От сдерживаемого крика боли на губах выступила кровь, а меж зубов почувствовалась крошка. На каком-то порыве я быстро вскочил на ноги, но затем колено левой ноги ощутила слабость и изогнулась, коснувшись земли. Утренний завтрак оказался передо мной. Отхаркался. Печаль обосновалась в моем сердце, внушив мысль, что я настолько слаб, что могу провалиться уже на первом же этапе. А затем фантазия разыграла сцены, где я окрашен позором, и все смотрят на меня, насмехаясь. Буря, эмоций, злость! — все это словно нашатырь в нос пробудило во мне силы. Я стал в стойку, начал формировать щиты вокруг себя и взглядом как бы приглашал своих соперников атаковать. Весь мир потемнел. Это они забрасывали меня всем, чем могли, и солнце погасло. Ноги хотели пасть, но мозг указывал стоять, и я стоял…, и я терпел…и я ждал. Секунды казались вечностью, а минуты и вовсе бездной.
Пронзительный свист! Между нами возникает огромная стена, что разделяет меня от соперников. Это судьи дали отмашку на окончание. Я выдержал. Я смог. Осознание пришло не сразу, но, когда пришло, вместо радости я ощутил огромную усталость. Сдавливающую, сильную, тягучую усталость. Вокруг меня вились люди: медики провели первичный осмотр; обмотали бинтами, дали выпить настойку и отпустили (проблема оказалась не так серьёзна, как я ощутил ранее); слышал, что кто-то поздравлял: мне жали руку, подбадривали весёлыми словами, хлопали по плечу и так далее и тому подобное. Собрав последние остатки воли, самостоятельно дошел до своей койки, не до конца осознавая, как я дошел, и буквально завалился, рухнув на кровать и заснув, едва голова коснулась поверхности подушки. Тяжелый день! Неимоверно тяжелый!
Комиссия экзаменаторов состояло из пяти человек: сам директор, Шерма Торс; тот самый плешивый важный старикан, который являлся магистром по этике, потому что выходцы академии должны уметь вести себя в высшем обществе; другой магистр, что преподавал нам, как он это сам называл, искусство политологии, потому что выходцы из академии в будущем должны были составлять тот самый костяк высшего общества; и Ордигор, который говорил, что его вообще здесь, скорее всего, не будет.
— Экзаменуемый Максимилан Луций, — начал директор читать по бумажке, — сегодня вы сдаете попытку на досрочное завершение обучения. Вопросы будут вам задаваться разные. Обдумывайте ответы тщательно и со всей серьёзностью. Сколько их будет, и какие они будут — не важно. Каждый магистр вправе сам это решить. После мы вынесем вердикт. Вам все понятно?
— Да, — кивнул я.
— Кто из императоров ваш любимый и почему? — резко, словно оборвав все, как это неудивительно, спросила магистр истории.
Казалось, было очевидным, что я должен был ответить какой из, но я, во — первых, не хотел казаться банальным, а во-вторых, решил для себя, что ответы мои будут откровенными и транслировать мое личное мнение.
— Второй император…потому что он встретился с колоссальным ожиданием, после правления основателя империи. Как правило после того, как уходит сильная личность, которая фокусировала на себе всю власть, второму приходится очень сложно. Бывшие соратники, еще вчера служившие под одной дланью, сегодня начинают проверять на крепость нового правителя, и если он даст хоть малейшую слабину, точнее не слабину, а покажется хуже хоть в чем-то, то его просто съедят и выплюнут. Поэтому ему пришлось, я думаю, вдвойне сложнее, чем императору Трануилу. И, как показала история, он со всем прекрасно справился. Более того он сумел расширить границы и укрепить позиций имперской семьи.
Магистр слегка кивнула, давая всем понять, что вполне удовлетворена ответом.
— Раз уж речь зашла об императорах, — начал подбираться к своему вопросу магистр политологии, — то, как бы вы выстраивали отношения с соседями на месте императора?
— Вопрос очень сложный. Могу я взять паузу для раздумий?
— Конечно, можете, — кивнул он мне.
Вопрос и правда, был сложным сам по себе своей скользкостью. Представить себя на месте императора уже имело пути к неприятному завершению жизни. Но и не ответить я не мог. Придется дать нейтральный, но в то же время содержательный по своей сути ответ.
— Полагаю, я бы выстраивал культурное завоевание, — спустя пару минут ответил я.
— Прошу, поясните.
— Можно иметь власть над другими странами, фактически не правя ими через трон. Если мы построим еще несколько академий, но, конечно же, не таких как эта, а без магии, и начнем привлекать сюда молодые умы со всех концов мира, то вскоре, через пару поколений это принесет огромные плоды. Представьте себе: вы никто и в будущем вы тоже, скорее всего, будете никем. Но вам говорят, что в таком-то месте вы можете стать кем хотите. Я бы эту возможность не упустил. Молодые, неокрепшие юноши и девицы будут воспитываться согласно нашим устоям, а затем будут распространять это далее, то через десяток лет, или пару десятков, их общество, а значит и страна в целом окажутся под нашим влиянием. Мы будем управлять ими; они будут слушать нас. Мягкая сила, коротко говоря.
Повисло молчание. Все ждали заключения от магистра, а он в это
