и штурман, а старпом выполняет обязанности суперкарго. Хотя наше судно к маленьким никак не относится, но будем считать, что наши совмещают. Дальше мехсекция: двигателист с помощником, баллонист с помощником, и механик по вспомогательному оборудованию, тут никого сократить нельзя. Шесть — восемь матросов, это тоже самое малое. Без радиста никак, надо же с диспетчерами связываться. Ну и кок ещё, конечно. Это самый минимум, с которым хоть как-то можно в рейс идти. Будем надеяться, что к отлёту ещё кто-нибудь наймётся.
— Может и найдётся ещё какой-нибудь дурак вроде нас, — понадеялся я.
— Но-но-но, — высокомерно сказала Гана. — За языком следи. Тебе честь оказали — в семью взяли, фамилию нашу дали, а ты тут будешь разные замечания отпускать? Чтобы я больше такого не слышала. И вообще, зятю положено тёщу мамой звать.
Судя по всему, Драгана в эту поездку твёрдо настроилась развлечься по полной. Достала её, похоже, административная работа вконец.
— Хорошо, мама, — послушно откликнулся я.
На «Красоте Фрейи» весь экипаж обедал вместе. Возможно, ситуация изменится, когда на судне будет полный штат офицеров, но пока что всё было мило и по-домашнему — все до последнего юнги, то есть Ленки, сидели за длинным столом в кают-компании. Во главе стола восседал сам капитан Олаф, которого мы, наконец, увидели своими глазами. Капитан был как две капли воды похож на маму-старпома — такой же здоровенный и белобрысый, только пошире и с бородой.
— Что у нас с двигателем, Гана? — вопросил он, шумно наворачивая грибную похлёбку с сыром и гренками.
— С двигателем всё хорошо, капитан, — невозмутимо отозвалась Гана.
— Прежний механик говорил, что там серьёзная неисправность.
— Все неисправности исправлены, капитан.
Капитан прекратил есть и уставился на Гану. Та ответила ему взглядом, в котором не было ничего, кроме абсолютного спокойствия. Они немного поиграли в гляделки, и капитан первым отвёл глаза.
— Что-то я никогда про вас не слышал, — заметил он, снова принявшись за похлёбку.
Да, а вот и ещё один прокол Драганы — воздушники часто мигрируют с судна на судно. Если даже никто в экипаже не знает нового человека, то обязательно знает того, кто знает. Мир воздушников довольно тесен, и общие знакомые есть всегда. Думаю, нас бы и не наняли без рекомендаций, если бы не критическая ситуация с экипажем. А главное — какой вообще смысл изображать из себя воздушников и привлекать лишнее внимание своей необычностью? Мы могли улететь обычными пассажирами, и на нас никто бы даже взгляда не задержал. Это мне наука, что нельзя в важных делах полагаться на дилетантов, а нужно обязательно контролировать всё самому.
— Мы в свободные наймы не ходим, — спокойно объяснила Гана. — Потому про нас и не слышно.
— Почему не ходите? — капитан удивился настолько, что даже забыл о похлёбке.
— Потому что нас никогда не увольняют. Мы сами решаем, с кем летать и на каких условиях.
Капитан изобразил на своей физиономии лёгкое недоверие.
— В Киеве сами будете просить нас остаться, — снисходительно улыбнулась Драгана.
— Ну, вашего кока я уже готов просить остаться, — признался Олаф, бросив взгляд на Лину, которая аккуратно ела, полностью игнорируя разговор.
Весь остальной экипаж недоверчиво нас рассматривал. Я так думаю, нас ещё не обвинили в наглом самозванстве лишь потому, что никто не был способен придумать, зачем нам это могло бы понадобиться.
— А почему со старого места ушли? — полюбопытствовала Фрида. — И с кем вы до нас летали, кстати?
Ну что, Драгана, не пора ли бить морду старпому? Заодно и капитану, тоже ведь лезет с разными вопросами. К счастью, Драгана предпочла рекомендациям Алины не следовать и драку затевать не стала.
— Со старого места ушли ненадолго по своим обстоятельствам, — пояснила она. — А работали мы раньше с аристократами. Фамилий назвать не могу, но вы все эти фамилии слышали. Вот как разберёмся со своими делами, так обратно и вернёмся.
Да, всё правильно, с аристократами мы раньше и работали. И не только с ними. И потом обратно на старое место вернёмся. А для меня это хорошее напоминание, что Высшие всегда говорят правду, вот только не всегда можно понять, какую именно правду они говорят.
С громким металлическим лязгом захваты открылись и оттолкнули дирижабль от причальной мачты. Я пошатнулся от мягкого толчка и ухватился за первую попавшуюся железку, чтобы устоять на ногах.
— Главное, за рычаги так не схватись, а то Фрида прибежит и крик подымет, — с иронией заметила Гана. — Первый раз на дирижабле? У вас же вроде свой есть.
— А ты-то, я гляжу, точно знаешь, что у нас есть, — с досадой парировал я.
— А ты думал, что тебя кто-то без присмотра оставит? — хмыкнула Гана. — Наивный. Всё я знаю, вплоть до того, какие счета приходят твоей жене из кондитерской. И чем я не образцовая тёща?
— Образцовая, образцовая, — пробурчал я, просто чтобы оставить за собой последнее слово.
Где-то наверху завыли баллонные насосы и дирижабль плавно пошёл вверх, а я почувствовал лёгкое головокружение от быстрого набора высоты. Резко зазвенел звонок машинного телеграфа, и стрелка, качнувшись, переползла на «Малый ход».
— Доводи до двухсот оборотов, — сказала Гана. — Только двигай ручку постепенно и понемногу. Двигатель большой, реагирует очень медленно.
— Есть двести оборотов, старший, — откликнулся я, потихоньку прибавляя газ.
Дирижабль заложил глубокий вираж, и через некоторое время машинный телеграф зазвенел снова, а стрелка переместилась на «Экономический».
— Поднимай до четырёхсот оборотов и отдыхай, мы дальше так этим ходом и пойдём, — распорядилась Гана. — А вот ещё, кстати: зайди к Лине за чаем и какими-нибудь булочками. Попьём хоть чаю, а то замоталась я что-то.
Да-да, замоталась ты, старший механик, полировать ногти в мягком кресле. Впрочем, меня она тоже никак не напрягала, так что не мне тут жаловаться.
Я двинулся по коридору в сторону камбуза, но проходя мимо иллюминатора, машинально отметил какое-то несоответствие. Что-то было не так. Я вернулся чуть назад на то же место и снова посмотрел в иллюминатор. Вроде всё нормально — небо, облака, солнце… солнце! Утреннее солнце стояло по левому борту ближе к носу, а должно было стоять ближе к корме. То есть мы летели не на юго-запад, к Киеву, а примерно на юго-восток, почти перпендикулярно нужному курсу. Я направился на мостик, где обнаружил Фриду, которая сама стояла у штурвала.
— Фрида, а почему мы на юго-восток летим? — задал я вопрос в лоб.
— Потому что Рязань на юго-востоке, вот почему, — спокойно объяснила Фрида.
— Мы же должны в Киев лететь!
— И в
