Стрекот клавиш раздолбал тишину редакции и наполнил ее ощущением кипучей занятости и важных дел.
— ...тормозную сис-те-му! — перечитал строчку я как раз в тот момент, когда в отдел городской жизни — он же мой кабинет — заглянул Юрий Анатольич.
— Гера! — сказал он.
— Доброе утро! — сказал я.
— Ну, вы и лицемер, батенька! — заржал он, намекая на отвратительную погоду и ранний подъем, — Какое же оно, к черту, доброе?
— Я люблю свою работу, я приду сюда в субботу, в воскресенье, в понедельник — я дебил, а не бездельник! — продекламировал я и мы заржали уже хором.
— А "козлика" твоего мужики в гараже поправили, скачет как новенький, на обед можно сходить забрать... Слу-у-ушай, а может, не на обед? А может — после работы? Там такое дело — три литра самогонки на меду и прополисе! Представляешь, я у матери в Брагине был, разбирал погреб, вот и нашел банку, закатанную... Крышка — ржавая, я открыл, понюхал и понял — если один начну то всё, хана! А запах такой, м-м-м-м! Мне нужна компания, позарез! Гера, у нас просто нет другого выхода, понимаешь?
— Три литра? — с сомнением покачал головой я, — Справимся ли вдвоем?
Как раз в этот момент мимо по коридору прошел Женя Стариков. Выглядел наш фотокор и вправду не очень.
— Вот! Хватай Женька и уговаривай, а я пойду пока машину прогрею — там Арина Петровна куда-то отъехать собиралась.
— Женек! — сказал я. — Айда чай пить! Грузинский с чабрецом.
— Ай! — отказался Женёк, а потом задумался: — Грузинский чай?
— Ага. Давай, бери кружку, вон чайник, там заварено, садись сюда и закрывай дверь.
Стариков сделал всё это чисто механически — было видно, что его мысли где-то далеко. Я булькнул в его белую с красными горохами кружку два кубика рафинаду и посмотрел ему в лицо. Мешки под глазами, щеки запали, и вообще — выглядит скверно.
— Жень, ты чего? Что случилось-то? Плохая ночь?
Стариков залпом выпил полчашки, а потом вдруг сказал:
— Спину мне расцарапала, ненормальная. Вот скажи мне, что это за блажь — мужику спину царапать? Сдурела она, что ли? Слушай, я теперь понимаю, чего ты ее избегать стал. "Я бываю нежной, я бываю дикой!", — подражая женским интонациям, спародировал он и горько усмехнулся, — Ты нормальной, блин, бываешь?!
— Кто?
— Да она! Представляешь, снимал детский спектакль, никого не трогал. Затащила в гримёрку. А я что? Я мужчина одинокий, от женской ласки отвык. Да и женщина она видная, что тут скрывать? Вот, не удержался... Теперь понять не могу — кто кого имеет: я ее или она меня? Вроде и тянет, а вроде... Зараза! — Стариков отчаянно махнул рукой.
Я всё ждал, когда он скажет, о ком именно идет речь. Догадки, конечно, были, но это казалось мне совсем уж лютой дичью. Но Стариков молчал, только чай пил — мелкими глоточками. Допил почти до конца и сказал:
— Спасибо. Хороший у тебя чай. И человек ты хороший. А я — вон какая скотина.
— Так, товарищ Стариков... Ты знаешь, что делаешь сегодня после работы? — решительным тоном спросил его я.
— Ну, до этой минуты мне казалось, что знаю... Но судя по твоему вопросу — видимо, нет!
— Точно! Ты идешь вместе со мной в гараж к Анатольичу. Там стоит мой "козел", и нам очень-очень нужна твоя помощь. Без тебя мы, наверное, даже умрём!
— Вот как? А мы точно втроем справимся? — прищурил один глаз он.
По крайней мере, в одном, оставшемся широко открытым глазу уже блестели искорки интереса к жизни. Я сумел его заинтриговать!
— Будем искать четвертого. Но это — как повезет.
— Так! Ладно! Ты главное это... — с некоторой опаской сказал Стариков, — Главное, без меня не уходи. Если ты рядом будешь — она точно не подойдет.
Тут в кабинет стремительным домкратом ворвалась Езерская и вдруг кинулась ко мне обниматься:
— Гера! Слава Богу, явился!
Это было очень странно. Во-первых, я сидел на стуле, и для того, чтобы обнять меня, ей пришлось весьма двусмысленно изогнуться, во-вторых, я в целом не привык, чтобы меня кто-то посторонний трогал, если это не кот, например. И в-третьих — ее объятия явно выходили за рамки обычных служебных отношений. Ну, там, где надо, стройненько, где надо кругленько — сами понимаете. Потому я потянулся рукой к Ильичу, таким образом освобождаясь от рук внезапно разомлевшей ответственного... Или всё-таки безответственного секретаря? В общем — ухватил вождя мирового пролетариата за лысину, приподнял, достал две стопочки листочков с машинописным текстом и торжественно вручил Ариночке Петровночке:
— Вот! Как обещал. Два материала. Один про проводника на железной дороге — очень поучительно, двести пятьдесят строчек, а второй — как я маньяка ловил, там на разворот, строчек семьсот.
— Про что? — внезапно охрипшим голосом спросила Езерская, а Стариков подавился чаем.
— Про кого, — поправил я, — Про проводника, говорю. В поезде вместе с ним ехал, земляк оказался... Таких историй понарасказывал, закачаешься!
— Белозор!!!
Глава 16, в которой мне приходится поработать
глава написана с большой любовью к работникам культуры
и с безграничным уважением к их нелегкому труду
Цейтнот — значит, цейтнот! Надо работать, спасать родную редакцию от перепечатывания чужих статей и публикации бесконечных официальных материалов. Высоко держать знамя провинциальной журналистики! Звучит гордо? Ну, так себе.
На самом деле это означало необходимость переться под дождем в ЖЭК на улице Молодежной и шататься с рейдовой группой по всяким местам разной степени злачности. В состав рейдовых групп, работа которых была организована по инициативе горисполкома, входили представители самых разных ведомств: милиция, пожарные, коммунальщики, энергонадзор, горгаз, социальное обслуживание, педагоги и еще кто-то.
У каждого — своя задача, это понятно, но выполняют их все сразу и скопом. Там — счетчики проверят, здесь — санитарное состояние помещений, где дети проживают... Ходят в основном к одиноко проживающим пенсионерам, инвалидам, неблагополучным семьям и товарищам, которые давно никому не товарищи и ведут асоциальный образ жизни.
Мне нужно было сделать пару кадров радушно принимающих комиссию пенсионеров, взять у представителя ЖЭКа какую-то общую информацию: сколько посетили за год, какую помощь оказали — и бежать на концерт, посвященный... Чему-то там посвященный.
В возрасте далеко за тридцать, но все еще миловидная, начальник ЖЭКа по фамилии Захожая прекрасно знала свой район. Цок-цок — стучали ее каблучки по тротуару, аккуратное, пшеничного цвета каре подчеркивало смуглую кожу и вечно смеющиеся глаза. Есть же такие, которых и возраст не портит. Из юных принцесс они превращаются в прекрасных королев, и не важно — в ЖЭКе они работают или в кино снимаются… Я не видал таких коммунальщиц никогда в жизни! Высокая, стройная, интеллигентная, элегантная — она никак не походила на толстых грубых дамочек с химзавивкой, в неопрятной одежде и с волосками, растущими из родинки на подбородке, которых можно встретить в любой структуре типа домоуправления или водоканала.
Ну, и народ просто улыбался товарищу Захожей навстречу, и двери открывал охотно, и информацией делился. Даже бабушки у подъезда меж собой говаривали, что "Захожая — баба справная!" Вот и теперь — стоило только постучать в деревянную лакированную дверь на третьем этаже классической хрущевки, как она тут же открылась навстречу. Встретил нас приличный мужчина в аккуратном спортивном костюме и больших очках. Двигался несколько скованно — видимо, какой-то недуг.
— Пр-роходите, — сказал он.
Дикция его была нарочито четкая, видимо, этому человеку приходилось себя тщательно контролировать, чтобы говорить внятно. В квартире царила чистота и порядок, всё — от обуви до книжек на этажерке стояло по ранжиру, ровненько! Никакой пыли, никакого мусора, диваны и кровать — застелены, на кухне — блеск!
