Скорей же, скорей в путь! Поэзия дальних странствий исчезает не по дням, а по часам. Мы, может быть, последние путешественники, в смысле аргонавтов: на нас еще, по возвращении, взглянут с участием и завистью.
Иван Гончаров. Фрегат «Паллада»
Недолгий срок тебе судьбою данДля нового открытия америк.Когда вскипает штормом океан,Не время выбирать удобный берег.
А. Городницкий. Мне говорят, что надо уезжать…
Глава тринадцатая. Alarm!
— За ночь ровно на этаж, подрастает город наш, — напевал я, пропуская за «ночь» недели и месяцы.
Для всех остальных моя «ночь» превращалась в полярную. Я заскакивал в Викторию, подкидывая припасы, проверял ход строительства, а если требовала обстановка задерживался на несколько дней, чтобы отдать нужные распоряжения. Больше года продолжалась такая идиллия. Я словно нашёл на карте мира то место, где, наконец, смог обрести покой. Не кладбищенский, конечно, покой и не монастырский. Мой покой подразумевал активную массовую застройку.
Мы довели до ума гостиницу, которую меня всё время подмывало назвать «Императрицей». Внутренняя галерея из высоких кирпичных арок придала дворику нужный колорит, а летняя кухня со множеством разнообразных печей и открытым очагом стала центром притяжения не только постояльцев, но и всех обитателей города. Рядом с ней поставили столы, лавки и бочки вместо табуретов. Со второго уровня галереи свисали фонари. В них вставлялись свечи или те самые рыбёшки, что горели не хуже свечей. Всё это придавало атриуму вполне обжитой и даже «старинный» вид.
Точно древние люди вокруг племенного очага, мы часто собирались здесь большими компаниями. Беседовали ночи напролет, строили планы на будущее. Вернее планы, в основном, исходили от меня, а остальные лишь вежливо поддерживали разговор и удовлетворялись обещаниями прибыли. Тех кто действительно поверил в город, можно было пересчитать по пальцам двух рук.
Но город строился. Рядом с гостиницей, вдоль красной линии, мы возвели центральные части ещё трёх зданий, каждое из шести стандартных кубиков. Они были лишены ещё дворов, как и пристроек в виде каре, а внутри недоставало убранства, печей и даже местами окон. Но издалека домики смотрелись неплохо.
Здание конторы было построено, что называется, на вырост. Мне пока не требовался огромный управленческий аппарат, архив, бухгалтерия, курьерская служба и всё прочее, что обязательно понадобится в будущем. В здание пока что заселился я сам вместе с ближним кругом — Комковым Тропининым, Окуневым. Будущие дома городского и портового управлений (в которых пока тоже не было никакой надобности), пошли под общежития, как до того и гостиница. Но общежития они или нет, домики выглядели отменно, и Набережная, по крайней мере с фасада, приобрела почти законченный вид. Её даже замостили на скорую руку.
Первый частный дом мы поставили на пока ещё безымянной улице, что тянулась от Гавани к Каменной горке. Его отвели семейству Чекмазова. Мы начали строительство ещё до того, как Кривов привел «Гавриила» в Викторию, так что камчатский корабельщик справил новоселье почти сразу после прибытия. Тем самым я не только заглаживал вину перед ним, попавшим в переплет из-за моих интриг. Желая преумножить население, я решил строить дома прежде всего семейным. Предложил и Чижу с его сожителями, но тот отказался. Коряки пока что предпочитали обитать в туземном городке (между верфью и кирпичным заводиком) в привычных шалашах-переростках.
Важным проектом были крепости при входе во внутренние гавани. Одной предстояло встать на той стороне эстуария, на скалистом утёсе, что назывался, как помнится, в честь местного племени Сонгес. А вторая на нашей стороне на топком мысе, заливаемом приливами. Но строительство фортификаций требовало слишком много камня и людских сил, а также вооружения покрупнее фальконетов. Поэтому дело ограничилось снятием плана местности и предварительными эскизами.
Тропинин мечтал об избытке горячей воды и по собственному проекту возводил городскую баню рядом с домом Чекмазова. Я выписал ему пару чугунных котлов, способных наполнить небольшой бассейн. Но чтобы не вызывать лишних подозрений, перекинул их на Кадьяк, откуда они продолжат путешествие на ближайшем корабле. Тем же путем (подгрузив на «Гавриил») я отправил раньше стекла, гвозди, петли, задвижки для дымоходов и сотни других мелочей, без которых город выглядел бы, как киношные декорации постапокалипсиса. Народ только удивлялся моей предусмотрительности, но я заявил, что мечтал о городе ещё в те времена, когда они только шкуры учились со зверя сдирать.
Вместе с Лёшкой мы возводили водопровод и канализацию. Запрудив ручей возле Каменной Горки, мы направили его воды в трубу. С трубами, правда, пока выходило не очень. Мы сразу отказались от вредного свинца, который был популярен у изготовителей водопроводов в Лондоне и других европейских городах. Лёшка на своем заводике выделывал неплохие керамические трубы с раструбом (оборачивая раскатанную полосу глины вокруг деревянной болванки), а к ним колена и тройники. Такие изделия годились только для самотека, потому что стыки не смогли бы выдержать серьезный напор.
Нам требовалась водонапорная башня и бронза, из которой можно было бы отливать и настоящие краны и трубы, а трубы пускать через нагреватели. Но доставить такой материал в больших количествах я пока что не мог. Поэтому в деле водоснабжения нам пришлось отыграть на пару тысячелетий назад.
Наша система походила на античную. В проекте она представляла собой цепочку открытых бассейнов, вроде фонтанов, откуда можно было черпать воду. Излишки сливались бы в канализацию, заодно промывая её.
Но для пробы мы ограничились единственным фонтаном, который поставили посреди гостиничного двора. Зато уж его-то соорудили со всей тщательностью. Вода падала с высоты в метр в круглую чашу, отделанную собранными на пляже камешками, самодельной мозаикой и керамикой. Я даже присматривал в Амстердаме мраморную статую, чтобы поставить в центре, но покупать пока не спешил — голландцы не особенно любили скульптуру и я наводил мосты в Неаполь. С украшением можно и подождать годик-другой.
Из бассейна излишки воды выливались в гавань по отводной трубе. Тропинин предложил устроить теплые сортиры в номерах первого этажа, чтобы не бегать по ночам на задний двор в деревянные кабинки с дыркой в полу (он даже экспериментировал с керамическими унитазами). Но тут уж я не выдержал и наложил вето. Мы и без этого сливали в гавань слишком много дерьма. С кораблей, из города, с верфи. Пока что природа справлялась с нашим присутствием, однако, мне уже мнилось зловоние, присущее портовым городам восемнадцатого века.
Тем более, что выход был. Высота первой линии домов и ландшафт полуострова позволяли отвести канализацию прямо к океану, вернее к проливу. А там, когда будет необходимо (лет через сто) можно построить и очистные сооружения. Пока же всего-то и нужно было — прокопать километровую траншею.
В общем, дела шли в нужном темпе, и в течении лет десяти я собирался закончить вчерне первый этап. А именно: сделать город явлением необратимым, привычным, а то и родным для наших людей.
Однако случайная покупка маленькой серой книжицы сбила дыхание и перевернула мой уютненький мир.
* * *
Я нашёл Лёшку в доме Чекмазова. Горница, как называли по привычке комнату на втором этаже, была с любовью обставлена самодельной мебелью, вырезанной из топляка хозяином и другими плотниками. Несколько табуреток и стол были готовы, у стены стояли дощечки с резьбой и скелет чего-то вроде будущего буфета. А Лешка занимался облицовкой камина плиткой собственного изготовления (он делал глазурь из толчёного стекла и каких-то еще ингредиентов и научился получить несколько оттенков).