к нашим восточным силам.
– Но зачем?! – тут же вскочил один из генералов.
– Кёнигсберг мы не возьмём, он слишком хорошо укреплён. Однако остальные города укреплены хуже, это касается и Данцига. Отгоним немца до Вислы. Вы же с остатками сил будете держать осаду Кёнигсберга.
И главнокомандующий покинул полевой штаб, после чего генералы продолжили обсуждать организационные вопросы по блокаде Кёнигсберга. Очень остро в армии стоял момент с боеприпасами для артиллерии, не хватало порядка ста тысячи снарядов, а вот немцы стреляли каждый день. А ведь они воевали на два фронта сразу, но всё же как-то смогли адаптироваться, так ещё и мощностей промышленности на производство танков хватает. И печек.
– Нужно просить помощи у военно-воздушного флота, – произнёс один из генералов.
– Пока в Данцигской бухте стоит морской флот немцев появление наших воздушных сил будет сопряжено с неоправданными рисками. «Екатерина» стоит десятков обычных морских крейсеров, но под обстрелом орудий с моря она долго не полетает.
– А наш морской флот?
– В бухте с переменным успехом работаю наши подлодки.
– Господа, – внезапно в генеральский разговор уверенно встрял поднявшийся на ноги Оболенский. – Предлагаю взять крепость Пиллау!
Нависло молчание, кто-то тяжко вздохнул, после чего все взгляды оказались прикованы к полковнику, присутствие которого здесь казалось формальным. Однако Самсосонов никогда не приглашал случайных людей на советы.
***
Сутками позже. Ночь. Берег залива Кёнигсберга.
– Орлы, мои ясные соколы! Сколько раз вы проходили со мной через ад?! – Смоленко шагал мимо строя своей роты, лишённой восьмидесяти процентов личного состава. – Как же вас мало осталось. Я вижу только двух ветеранов, с которыми воевал ещё до восточно-прусской операции. Но не меньше я уважаю и своих новых товарищей. Некоторые, вон, уже и скачок по карьерной лестнице сделали.
Смоленко ухмыльнулся, глядя на меня. Некоторое время он ещё постоял напротив, поизучал мой новый экзоскелет, для сборки которого командование расширило доступ к ресурсам. Не будет ошибкой сказать если моя новая броня даже лучше, чем у самого Смоленко, который также не мог этого не признать и возможно немного завидовал, хотя скорее капитан просто думал, как бы выжать из меня и моего снаряжения максимум.
Рядом со мной стоял вполне живой Миша, тоже повышенный до ефрейтора после боёв в Алленштейне. Когда прапорщика ранили, то без сомнений Миша взял на себя командование и повёл людей в отчаянный штурм, за что лишился левого глаза.
Выжили и Сергей с Ваней, пусть и тоже получили в тот день ранения. Один лишился пальцев на левой руке, а второго контузило. Но в строй обоих вернули. После битвы за Алленштейн вопрос с личным составом встал ребром, на войну мобилизуют ещё сотни тысяч, но и с ранеными теперь никто просто так не расставался. Все понимали, что война будет долгой, суровой и беспощадной. Из людей выжмут всё.
– Каждый из вас уже является героем! – продолжал говорить Смоленко, но голос его вдруг начал слабеть. – Как и все те, кто когда стоял раньше в этом строю. Пока кто-то трусливо прячется в траншеях, за спинами товарищами, просто в штабе, в первых рядах в атаку идём мы, беря пули на грудь. Потому что у остальных кишка тонка, они боятся, сомневаются, хотят жить, а вы… многие из вас тоже хотят жить, но всё же вы делаете то, что надо. Не просите наград, не знаете сожаления ни к себе, ни к врагу, просто делаете, пока кто-то другой собирает все лавры.
Смоленко дошёл до середины, после чего остановился и повернулся к нам лицом. За его спиной находился залив, а где-то дальше за ним расположилась песчаная коса, отделяющаяся залив Кёнигсберга от Данцигской бухты. Там же стоял грозный форт Пиллау, кость в горле русской императорской армии.
– В моей роте врать не принято, поэтому скажу прямо. Начало войны выдалось тяжёлым. Наши потери зашкаливают, трупов настолько много, что генералитет усомнился в неисчерпаемости людских ресурсов нашей необъятной державы. Боевой дух затрещал, неспокойно и в наших домах, ведь война истощает наши ресурсы, заставляет переключаться промышленность с гражданских направлений на военные. Предатели, воры и дураки уже начали этим пользоваться.
Мои глаза непроизвольно расширились, да и многие другие солдаты, простые безродные мужики знатно удивились услышанному. И пугала не столько сама информация, сколько откровенность и открытость Смоленко, которого за длинный язык могут и расстрелять. Подобные заявления, тем более публичные, легко могут счесть за разжигание мятежных настроений.
– Капитан Смоленко! – внезапно к берегу подошло отделение с гербами на броне, но капитан даже не повернулся в их сторону, продолжая смотреть на лица своих солдат.
– Поэтому Кёнигсберг необходимо взять любой ценой! – речь Смоленко продолжалась, а голос его снова начал становиться громче и увереннее. – Успех всей восточно-прусской операции поставлен под сомнение! Если мы не покажем результат, то позор станет первой искрой гражданской войны! Не успеете оглянуться, как наша империя будет разорвана на части изнутри, а немец пойдёт до самого Петрограда, после чего заставит нас подписать мир на самых унизительных условиях!
– Капитан… – снова что-то попытался сказать дворянин.
– Так давайте покажем нашу силу, несокрушимость и упорство! Развеем сомнения в возможности нашей победы! Пусть весь мир содрогнётся! Заставим захлебнуться врагов в крови! – Смоленко кричал так громко, что казалось его слышали даже в самом Кёнигсберге, а затем он отдал приказ. – Закрыть забрала! Проверить трубки! Приготовится к началу операции!
– Капитан! – закричал игнорируемый дворянин и подошёл в упор к Смоленко.
– Чего ещё? – не поворачиваясь лицом к члену рода Морозовых, спросил Смоленко.
– Нас отправили к вам для поддержки.
– Ваша помощь не нужна.
– Как это не нужна? – удивился дворянин, после чего посмотрел на проверяющих герметичное снаряжение солдат. – У вас же даже одарённых толком нет, а те вон вообще бывшие крестьяне. Как вы собираетесь…
– Эти бывшие крестьяне сделали для нашей державы куда больше, чем весь твой род! – зло рявкнул Смоленко.
И воцарилась тишина. Смоленко был безродным и за подобное оскорбление он мог жестоко поплатиться. Однако капитан совсем не боялся ни самого дворянина, ни его элитную охрану с гербом рода Морозовых: щит, разделённые на две половины, слева воин с копьём, а справа стоящий на задних лапах лев, с ледяной короной на голове.
– Мне прекрасно известно о вашей неприязни к дворянам, – сдержанно ответил дворянин, хотя губы его поджались
