Конечно, система не идеальная, но хоть какую-то преемственность и последовательность в управлении она даст. Страна растет, надо совершенствовать административный аппарат!
Перед самым уходом в капсулу, я не утерпел и еще раз вышел в город, посмотреть как строятся новые кварталы — для скиров, исаваров и других фар. Город вырастет сразу в 3 раза, вмещая в себя пригороды, а городская стена будет переноситься на новое место. Жаль,что опять все происходит в мое отсутствие и без плана — опять получится хаотичное скопление хижин вместо нормальных улиц и проспектов.
С культом Богини я пока не буду делать ничего. Веротерпимость — это один из принципов жизни этого общества. Тут смешалось столько народов с самыми разными верованиями, и никто не оспаривает авторитет чужих богов — это чревато серьезнейшими конфликтами. Но что будет дальше — покажет лишь время.
Впрочем, будем решать вопросы по мере поступления. Лучшее, как говорится, враг хорошего. Спокойного сна, Костя.
Глава 14
Ход 8
Прошло 160 лет
Пробуждение прошло, как обычно.
На следующий день был устроен доклад жрецов о событиях за истекшие 20 лет. Реформа фар в целом оказалась успешной. Количество столкновений и убийств между разными племенами сократилось в несколько раз. Появились обычаи, устанавливающие связи между братствами. Так, вступать в брак теперь стали только с лицом из другой фары. Знатные люди часто отдавали своих детей 7–8 лет воспитываться в другие фары — считалось, что они узнают много нового в других племенах, укрепят деловые связи, ну и выберут себе со временем супругу. В общем, жизнь, можно сказать, налаживается.
Наше храмовое хозяйство процветает. Каждый год весной Станубис разливается и затапливает обширные поля. Вода стоит две-три недели, а с ее уходом сразу начинается высев ячменя, причем на большей части полей не требуется даже вспашки — зерно просто раскидывается и заделывается в почву бороной.
При желании можно получить и второй урожай — для этого надо выполнить второй предпосевный полив. Особого смысла в этом пока нет — свободной земли достаточно, можно просто посадить весной больше. Но, думаю, в недалеком будущем это может измениться.
Для охраны полей мы набрали стражу. В основном — купили крепких и смышленых рабов, выдали им дубинки и приказали охранять — и поля от набегов, и остальных рабов, чтобы не убегали. Конечно же, им дают повышенную пайку, разрешили строить свои дома, жениться. Так мы получаем стражников и одновременно — избавляемся от потенциальных бунтовщиков среди рабов. Конечно, стоят эти ребята прилично, и никакого продукта сами не производят, но безопасность стоит того.
Наконец-то заработала система сбора зерна в общественный амбар. Теперь каждая фара вносила установленное количество из очередного урожая. Амбар был полностью наполнен после нового цветения бамбоо. Теперь же зерно только обновлялось — новое зерно клали в амбар, а старое забирали — так получалось обновлять запасы, чтобы зерно не портилось,и при этом не опустошать амбар совсем.
Но была и плохая, просто прескверная новость. Мне сообщили, что регион к югу от Адажиона отказался войти в фару исаваров и принять власть своего фарраха. У мятежников был свой лидер, которого они и считали своей властью. Но важно даже не это — они отказались поклоняться в моем храме! Богиня плодородия для них была выше каких-то там Небесных богов.
Почти 20 лет в Адажионе ждали моего появления, чтобы узнать, как поступить с мятежниками. Армия на случай войны уже была собрана.
Отряды воинов располагались на пастбище рядом с городом. Они стояли пятью лагерями — по одному для каждой фары. Армия тоже формируется по принципу «братств». Каждая фара выставляет свой отряд. Только исаваров не было в этот раз — они не пошли против единоплеменников.
* * *
Я побывал во всех лагерях, начав с адаже. Воины, примерно две сотни, сидели у костров или занимались своими делами. Увидев нас, они подошли и окружили нас толпой.
Вооружены воины адаже были всем подряд — топорами, кирками, заступами, ножами, — теми предметами, которые сделаны из железа. Меж тем, железа у нас мало, и становится все меньше — ведь его не умеют выплавлять, только перековывают тот металлолом, который чудом сохранился после Сдвига.Два военных вождя адаже имели кожаные панцири, и больше ничего — никакого оборонительного вооружения, даже щитов, у адаже не было. Не было и луков — сами луки адаже знали, но только как детские игрушки; взрослые ими совершенно не пользовались. Видимо, после Сдвига не осталось никого, кто умел по-настоящему пользоваться луком, и тем более — никого, кто умел их делать. При этом особой потребности в луках у адаже не было — основные продукты давало земледелие и скотоводство, а охотились они загоном — выходили в саванну широкой цепью, загоняли антилоп — газелей в реку или болото, там били их копьями. Еще они охотились на диких быков — и тут лук вообще бесполезен. Но зато у них на вооружении много метательных копий, и есть пращи.
В других лагерях была похожая картина, только воинов было еще меньше — у траусилов всего 60, и те почти без оружия.
Обходя лагеря, я не мог не обратить внимание на внешние различия мужчин из разных племен. Адаже и скиры были в целом европейского типа; доратии и ретии — с высокими скулами, чуть раскосыми глазами, смуглой кожей, напоминали жителей Передней Азии, а во внешности траусилов, по-моему было что-то кавказское. Отсутствовавшие в нашей армии, но многочисленные исавары выглядели иначе — смуглые, волоокие, с толстыми губами и носами, в большинстве своем они явно вели родство от народов Ближнего Востока.
В поход мы выступили на рассвете следующего дня. Меня сопровождал «военный жрец» — потомок Симмурга, по имени Отти, и несколько служителей храма, управлявших повозкой и помогавших в дороге. Шли мы до полудня, растянувшись по полю нестройной толпой. Потом отдыхали до вечера, готовили еду на кострах.
Я обратил внимание, что воины у костров нередко начинали какие-то споры, собирались в «круг» по отрядам, и что-то постоянно обсуждали,
— Что они там делают? — спросил я Отти, жевавшего шейку цесарки.
— Они выбирают командиров для предстоящего боя.
— У них что, еще нет командиров?
— Раньше командовали вожди племен. Теперь, когда нас разделили на фары и города, этот обычай нарушился.
Я не военный человек, но идея выбирать командиров прямо перед боем — и вообще, идея выбирать командиров — мне показалась очень сомнительной. Да и вообще, глядя на бардак в нашем лагере, невольно начали закрадываться сомнения в успехе похода.
Вечером, когда солнце стало не таким жарким, прошли еще пару фарсангов и остановились на ночлег.
На следующий день к полудню мы достигли мятежной деревни.
Тут я впервые и увидел, как они «сражаются». Какое же жалкое зрелище! Две толпы с самым разным оружием, но в основном — дубинками и топорами — сближаются и начинают с разбега швырять друг в друга дротиками и камнями; швырнув дротик, метатель должен быстро возвратиться назад, в толпу «своих», пока не получил дубинкой по башке. Иногда слишком увлекшихся метателей ловят оппоненты и начинается локальная рукопашная стычка, к попавшему в беду спешат на помощь «свои», к противнику тоже сбегаются самые смелые с топорами и копьями. В итоге короткой стычки одна сторона бежит, ее недолго преследуют,одно — два тела остаются на земле. Длиться это может долго, но обычно минут через 10–15 у одной из сторон сдают нервы. Убитых от такого боя немного, а вот ранения камнями и дротиками — обычное дело.
Прямо во время боя воины ходят за водой — берут мех, идут к ближайшему источнику,наполняют его, потом ходят по отряду своей фары и дают воинам напиться. Если у источника встречают воинов врага — на них не нападают. Патриархальные нравы, нечего сказать.
К исходу дня битва осталась нерешенной. Поорав напоследок друг другу разные оскорбления, противники разошлись. Отойдя от деревни на фарсанг, мы разместились на ночь на холме неподалеку.
