Ох, тело! Опять оно тут всё напутало! Опять всё придется в ручном режиме править и моделировать. Ну, не смотри на меня глазками столь печальным! Прорвемся! И не с таким пиздецом выживал! Дай только... попить нормально, а! Прошу! Ну... чего тебе стоит? Спа... ах, тыж! Издеваешься!? Я ведь еще припомню тебе подобное! Так и знай, припомню! Найду, зарежу... а, нет — резать не буду. Но всё равно отомщу!
Мне, что б с «онемением» совладать, часа два понадобится! Еще один на нервы, да... да, часов через пять — к полуночи — углядел я краем глаза клонящееся к закату солнце — я уже свисну эту банку со стола! Вот увидишь!
Не увидел. Уйдя, баночку с собою прихватил. Гад! Заботливый.
— арр! — простонал я, пытаясь размяться, ведь подняться с кровати не смог и к утру.
Разве что — приподняться. Начать хоть как-то хоть чем-то шевелить! Сумел ближе к рассвету и утреннему обходу — больницы! Я опять угодил в лечебницу! Это стало ясно сразу, как носу, как органу наиболее близкому к голове, вернулась чувствительность, и я сумел различить соответствующие, специфические запахи.
Еще до того, как я сумел разглядеть окружающий меня «пейзаж» в деталях — белые стены. Кроватку, на которой покоиться моё бренное тело, определить по характерному «хрусту» — панцирь-сетка. Бельё, распробовать на вкус — беленькое, хлопковое, стиранное, хм, чистое. И собственно заметить капельницу, из которой в меня по капле уныло что-то капает.
Больничка... Хотя чего я еще ожидал при своих то травмах? Не в морге — и ладно! Хотя подозреваю что-то, что меня могли и закопать. Метра на два! Но думаю, смерть тела при ремонте души я бы уж не прозевал.
В принципе, физические травмы вшивые! Можно сказать даже — плевые! Вопрос одного месяца реабилитации. Но крендец котенку! Контролю. И задача его вернуть — действительно большая. Я просто перестал чувствовать тело! Отслоился, утратил контроль.
Не понимаю даже, что именно у меня болит! Толи нос, толи хвост, несуществующий — или уже пришили? С них же станется! И что отсутствует из органов. Не чувствую, не знаю, и... словно в деревянном бандаже. Словно в гипсе целиком, словно в теле, что онемело, как после долгого пребывания в жутко неудобной позе. Ничего не чувствую, и даже то, что пальцы вроде как шевелятся, определяю только визуально.
У меня что, позвоночник поврежден? Да, похоже... нет! Опять-таки беда вся не физическая! И я как поселенец в собственном же теле. Оно орет, блажит, зовёт меня! Всё так же слушается! А слышу я, лишь отголоски. Эхо...
Пора подъёма, и, учитывая по-прежнему наличие на мне бинтов, хотя по идее уже не должно было быть — я наверняка не один месяц провалялся! Трубочки, идущей сквозь них куда-то внутрь — не ясно толком куда, и зачем она вообще нужна — пуста и девственно чиста. И от того, что врач-мед брат, сомнительно все же, чтобы это был лично ОН, с дипломом, а не обслуга, столь аккуратненько меня поил... мне лучше не являть честному персоналу мгновенную регенерацию почти что инвалида.
Обход, делегация врачей, ввалившееся ко мне, в подозрительно одиночную палату минуя все палаты прочие, как к ВИП персоне! Как к высокому гостью. Но процедуры... до безобразия стандартны. Замера пульса , давления, проверка рефлексов, что как ни странно, в норме. Реакции на свет. Вопросы про два пальца.
— Доктор, я вижу тут только два, но понятия не имею, сколько вы там держите за своей спиной.
Врач, немного опешивший от подобного, вынул руку из-за спины, которой до этого придерживался за поясницу, и задумчиво глядя на пятерню, пошевелил пальцами, напомнившими мне сардельки и будящие звериный аппетит просыпающего от долго сна зверя — человеческого тела! Жрать хочу! — желудок, я тоже рад тебя слышать!
Перевел взгляд на остальных людей в халатах — какие суровые дядьки! И только одна тетка, стоящая в сторонке. И по их рожам видно, что они с чего-то думают, что это всё шутка. Вот только смеяться что-то никого не тянет! Срезные какие, прям смешно.
Впрочем, один смешнявенький тут есть, как видно самый молодой, вон, еле сдерживается.
— Сколько я была без сознания? Какое сейчас число? Доктор? — пошел я в наступление, раз взрослые сами делится не хотят.
— Второе марта. — после недолгой паузы, решился просветить самый юморной, и я невольно присвистнул, возвращая голову на подушку.
Нехило я поспал! А парнишке, сболтнувшего лишнего, походу достанется! Вон как на него остальные смотрят.
— Саша, что последнее ты помнишь? — присела ко мне на кровать единственная женщина коллектива коллегии докторов-мужчин, до сели участия в осмотре не принимавшая.
Психолог? Мозгоправ? Настраивает на доверительный лад? Вон, как смотри, улыбается! На коечку присела с краюшку, аккуратненько, тип мы уже подруги... да ну тебя, мымкра крашенная! Когда только успела заштукатурится, сейчас ведь часов шесть утра!
— Ничего хорошего. — отвел я взгляд от этой крали, чтоб не бесила лишний раз голодного человека своею штукатуркой — Мужчин... кровь... подвал. Мне обязательно это вспоминать? — вернул я взгляд на леди, и приподнял бровь.
— Кхм. — кашлянул как видно главный, что в основном и проводил осмотр, и пальцы сардельки демонстрировал — еда!
Правда до пальцев, осматривал сугубо как бревно. Ворочил, крутил, ничего не говорил и всё делал сам, игнорируя мои потуги и недоуменное хлопанье глазами. Что в прочем, правильно — яж коматозхник! Был...
— А где папа? И мама? С ними все хорошо?
— Конечно! Не волнуйся, мы их позовем, и они скоро к тебе придут — улыбнулась тётенька психолог, и группа врачей, начала потихоньку переползать к выходу, как видно решив, что их работа на сегодня окончена.
— Так, возьмите срочно анализ крови, мочи, кала... всё, в общем, полный круг — услышал я тихую речь главного уже из коридора.
— Да, сделаем. — ответили ему.
— Саша, ты чего-нибудь хочешь? — влезла психолог.
— Пить, — обозначил я свое желание для психолога. — Очень хочу пить.
Тетушка, почему-то помрачнела. Ну... могу и не пить! Не столь это важно! Увесистая капельница не зря всю ночь на мозги своими каплями давила! А я так и не смог придумать, как до неё дотянуться или иголку выдернув, кровяки себе не пустив.
Все же, без контроля над телом — я почти обычный человек! Пусть и с дико завышенной регенерации. И гематомы от внутренних кровоизлияний мне не нужны, пусть и рассосутся они за денек другой от силы. Ну а желание попить... следствие того, что почки пытаются хоть как-то достучатся до мозгов. Наверное. Можно и потерпеть — не суть важно. Просто пользуюсь тем, что тетка сама заговорила о том «что я хочу».
— В чем дело? — поинтересовался я, видя, что она так и не рвется за стаканом.
— Тебе нельзя много пить.
— Ну я много и не прошу! Литра два и хватит! — растянул рот в белозубой улыбки, а крашенная модама кажется стала еще чернея.
— Тогда тебе нельзя будет капельницу...
— Ну и не надо! Кушать я уже и сама могу, так что не проблема.
— Я поговорю с Гавриилом, подожди немного — буркнула она, и тоже упорхнула.
Но все же странно — подумал я, провожая даму взглядом — я, коматозник, в больнице, в обычной палате, но маленькой, и совсем один! С какого... такая щедрость. И где родители? Напрягает меня все это! Ой как напрягает! А вот и за кровушкой моей прибыла медсестричка. Ну ка, родимые, стро... а кому я приказываю?
Впрочем, то, что я не слышу ответа, не означает, что они не слышат меня! Пальцы же вон шевелятся! А значит надо просто делать тоже, что и всегда, только как бы с закрытыми глазами. Эх, надо было почаще подобным заниматься! Поистереть что ли?
— Нет! Не трогайте! Не надо! НЕЕЕТ!
А, ну да, санитары, транквилизатор... быстро прискакали, козлы! Как будь то за дверью поджидали! И только и ждали...
— Убийцы... — прошипел я, оседая на кровати и вырубился.
Новое пробуждение пришло от того, что меня кто-то щупал. Чувство возвращаются! А вот то, что меня пока я дрых, распеленали, и теперь осматривают швы... в которых трубки всунуты — не очень.
