Ну и в четвертых по списку, но не по значению, наше главное оружие, а именно пушки и боевые запасы. Главным образом порох. Слава богу, ничего не отсырело или хуже того не пересохло, но все это следовало проверить. Несмотря на захваченные османские арсеналы, свой порох следует беречь. Его качества мы знаем, а вот с турецким еще разбираться и разбираться.
Впрочем, для всех этих забот у меня есть Ян Петерсон. Я крепко надеюсь на этого старого морского волка, но все же стараюсь держать ситуацию под контролем.
Между тем, к нам прибыли первые подкрепления. Караван, ушедший на Большую землю с трофеями, вернулся не пустым. Как выяснилось, тульский воевода Иван Бобрищев-Пушкин не стал ждать распоряжений из Разрядного приказа и сразу же собрал вокруг себя сколько мог ратных людей и пришел с ними в Азов. Отряд вроде и не большой, всего четыреста боярских детей с боевыми холопами, но нам сейчас и они на вес золота.
Половина ратников осталась в спешно восстанавливаемой крепости, гарнизон которой я очень уж оголил, а вторая во главе с воеводой прибыла в Кафу.
— Спасибо тебе великий государь, что дочь мою из плена освободил, — с чувством сказал он. — Отныне и довеку буду за тебя бога молить!
— Не за что, — отозвался я. — Надеюсь, боярышня здорова?
— Слава богу.
— Вот и хорошо. Полагаю, ты ее домой отправил?
— Покуда в Азове оставил с несколькими холопами. Так уж случилось, что дом мой пустым стоит. Жена померла еще в тот год, как Аленушку татары утащили. Сыновья выросли и разлетелись кто куда. До сей поры один я как перст жил. Грешным делом, думал в последний поход иду, чтобы честную смерть принять, а оно вон как обернулось. Стало быть, поживу еще. Есть зачем.
— Не торопись, — похлопал я по плечу старого вояку. — Туда всегда успеем. Будешь дочку замуж выдавать, не забудь на свадьбу позвать.
— Где уж теперь, — помрачнел воевода, заставив меня спешно сменить тему для разговора.
— Теперь к делу. Я так понимаю, ты бойцов пешими привез?
— Истинно так, государь. Я рассудил, что ладьи не больно для лошадок подходят, и велел оставить их у наших. Единственно, велел седла с упряжью с собой взять.
— А вот это правильно! Коней тут в большом избытке, так что безлошадными не останетесь. Я распоряжусь, чтобы вам лучших дали. Что с доспехами?
— По-разному, — уклончиво отвечал Иван Гаврилович, — панцири мало у кого есть, все больше тягиляи, а кто и вовсе в овчинке…
— Этого добра у нас тоже хватает. Возьмете в арсенале, и чтобы снарядились не хуже, чем моя избранная тысяча. Тоже касается сабель и луков. Кто умеет — пусть берут. С пистолетами тут похуже, но тоже есть.
— Благодарствую государь, — поклонился обрадованный воевода. — Ото всех наших ратных.
Понять его можно. Хороший доспех из кольчуги и шлема, плюс булатная сабля да боевой конь в придачу, стоят как иная деревенька. Так что даже если откликнувшиеся на зов дворяне больше ничего в походе не добудут и то не зря сходили. А добычи ожидается немало.
— Пойдете в корволант, сиречь ертаул [1] к Михальскому. Ему приказано собрать здесь, в Кафе летучий полк не меньше чем в тысячу сабель, лучше — конечно больше, но тут уж как получится. Всех кого сможем туда пихаем и драгун, и рейтар, и казаков, и черкесов. Вот и ты сам и твои две сотни к нему под начало встанете.
Воевода, было, дернулся, желая начать судить, нет ли тут порухи его чести, но заметив, как мгновенно потяжелел мой взгляд, тут же вспомнил о запрете местничества. Выдохнул и молча склонил голову.
— Мастера копейного конного боя среди твоих дворян есть?
— Пара удальцов найдется, — как-то не очень уверено отозвался Бобрищев-Пушкин.
— Этих выдели особо и Михальскому доложи. Коней им выдать самых сильных да резвых. Пусть остальных обучат по мере возможности. Надобно хоть несколько десятков копейщиков для первой линии собрать, крепко бить смогут.
— Понял, государь. Спроворим. Я ино в старопрежние года и сам на копейцах в поле бился.
— Тем лучше. Тогда сам и возьмись. Вернусь из похода, лично спрошу! Не оплошай!
Еще одним сюрпризом стало появление Первушки Анцыферова, робко выглядывающего из-за спины остальных прибывших.
— Ты только посмотри, какие люди к нам пожаловали?! — воскликнул я, когда дошла очередь до дьяка.
— Виноват, ваше величество! — без лишних прелюдий рухнул на колени бывший наставник царевича. — Вели меня казнить, ибо мне жизнь не мила!
— Легко хочешь отделаться! — строго посмотрел я на согнувшегося в три погибели Первака.
— Все приму, дыбу, плаху, узилище, токмо не вашу немилость!
— Угу, но желательно в июле и желательно в Крыму! — не смог удержаться я от усмешки.
— Так август же? — немного приподнял голову дьяк.
— Ты мне лучше вот что расскажи, как ты, сукин сын, ухитрился царевича проворонить?
— Виноват я кругом, — повинился Анцыферов. — Думал, что государь Дмитрий Иоаннович умаялся да спать лег, да и сам прикорнул ненароком. А как проснулся, их с Петькой и след простыл. Кинулся в погоню, да где там! Караван ваш ушел уже.
— И что же ты делать стал?
— Да что ж тут поделаешь. Отписал боярину Вельяминову, что приключилось, да и отправил. А сам подумал, пока меня в железа не заковали, что двум смертям не бывать, нашел лодочку малую, да и поплыл следом за вашей царской милостью.
— Ишь ты!
— Рассказать не смею, — продолжил приободрившийся Первушка, — сколько горестей я на сем пути претерпел. Глад, холод, а пуще всего муки совести. Денно и нощно молился я пресвятой богородице, чтобы помиловала меня грешного!
— И как?
— Трижды грабили меня лихие люди, дважды хотели похолопить, из ества было лишь то, что Христа ради пожалуют…
— Понятно. Дальше, что делать думаешь?
— Чтобы ваше величество не повелели, за все возьмусь!
— Ладно. Найдется тебе дело. Найдешь боярского сына Михаила Рожкова. Под его опекой находятся дети из полона освобожденные. Примешь их у него, будешь за них отвечать. Накормишь, напоишь, обогреешь. И помни, случится, что с ними, спрошу за все сразу!
— Все сделаю, — часто-часто закивал дьяк. — Жизни не пожалею!
— Ладно, ступай. Хотя погоди… шахматы потерял, поди?
— Нет! — расплылся в улыбке Анцыферов. — Уберег! Как меня не били — не отдал!
— Ну, иди уже. Дети ждут, — махнул я рукой, после чего обернулся к Михальскому, — как ты думаешь, сильно врет?
— В меру, — пожал плечами телохранитель.
— Тогда, ладно. Блин, все-таки хорошо, что я дочку воеводы отослал. Не представляю, как бы я ему в глаза смотрел, если бы…
На это Корнилий ничего мне не ответил, лишь высоко поднял брови, как бы показывая, что в этот раз господь отвел.
Еще одним крайне необходимым мероприятием стало торжественное богослужение в честь Успения Пресвятой Богородицы, который по моему приказу все же провел здешний митрополит Серафим, а вместе с ним, все священники которых только смогли собрать люди Михальского. Получилось, может, и не так благолепно, как в Московских храмах, но большинство из присутствующих и такого не видели, а потому прошло все весьма благолепно.
Потом как водится, был пир, но перед тем выплата наградных. Все имевшиеся на лицо ратники, от казаков, до матросов и даже только что прибывшие тульские дворяне получили по рублю и двенадцать алтын серебром. Местными монетами, разумеется. По весу. Начальным людям, конечно, больше в зависимости от чина и звания.
Стоит ли говорить, что подобная щедрость пришлась моим воякам по вкусу, куда больше чем молитва. Почти одновременно на площадь выкатили несколько бочек вина, из которых тут же вышибли днища. И каждый получивший награду, тут же подходил к бочке, где профосы под наблюдением офицеров, тут же щедро наливали каждому в свою посудину десятериковый ковш [11] местного красного вина, которого мы в Кафе взяли куда как много, так что нечего скаредничать, иной раз надо войско повеселить!
Тут же на широких столах разложили и свежеиспеченный хлеб, и вареную говядину, и запеченную на углях баранину, и распаренную кашу, куда уж без нее, щедро сдобренную маслом, изюмом, курагой и черносливом.
