На яркий луч света азартно реагируют местные кобели, заливаясь лаем. Степанов послушно выключает фонарь, и вскоре они замолкают.
В ранних рассветных сумерках, когда все расстояния искажены и всё вокруг кажется плоским и двухмерным, мы подходим к воротам. Самому себе кажусь героем какого-то древнего чёрно-белого кино. «Сельский детектив», угу. Участковый Аниськин ведёт расследование.
— Погоди, — останавливаю уже занёсшего кулак Степанова. — А если он железо перепрячет?
— В смысле? — удивляется он.
— Да в прямом. По идее, ты без понятых и всего остального зайти сюда не сможешь, — говорю. — А он под шумок упрячет куда-нибудь добро, так что хрен найдёшь. Хозяйство у него большое. Доказательств никаких не будет. След этот до первого дождика просуществует. Да и мало ли, может, мы его сами начертили. Как ты эту хрень с металлом сопоставишь вообще?
Обсудив диспозицию, у самых ворот мы разделяемся. Николай остаётся у входа, а я прохожу вдоль ограды до самого леса. А затем, стараясь не слишком шуметь, пробираюсь через валежник к тому участку изгороди, где она становится совсем уже номинальной. Местные псы на меня, конечно, реагируют, но теперь это не имеет никакого значения.
Найдя в ограде щель, я ныряю внутрь. Главное, чтобы у него собаки по двору не бегали — приходит в голову умная, а главное, своевременная мысль. Хотя у него же здесь вроде живность. Или он живность на ночь запирает, а собак выпускает? Отличный вариант.
Серёга, правда, до своей цели всё-таки добрался, так что, может быть, и запирает собак…
Какой-то тёмный комок выскакивает у меня из-под ног.
Бе-е-е-е!
Чёрт! Это коза. С трудом воздерживаюсь от крика и унимаю колотящееся сердце.
Они что, у него так и ночуют на улице? Тоже мне животновод года. Хотя становится понятно, как Серёга едва не провернул трюк с похищением козла. На улице его было отловить куда проще, нежели в запертом сарае. Где-то впереди горит фонарь, его блёклым светом освещены хозяйственные постройки.
Солидно тут всё у мужика отстроено. Два больших и длинных сарая. Погреб, похожий сразу и на землянку, и на жилище хоббита, — этакий холм, сложенный из известняковых плит и поросший сверху весёлой зелёной травкой.
Известняка в районе много. Его раньше использовали вместо кирпичей. Кое-где можно встретить целые дома, сложенные из известняка. А уж сараи — так каждый второй.
Вдалеке слышу разговор. Иду на звуки голосов, которые становятся всё отчётливее.
— Павел Михайлович, — слышу я голос Николая. — Ну что вы отпираетесь? Следы ведут сюда.
— Какие такие следы? — активно идёт в несознанку мужик. — Не знаю я никаких следов! Мало ли кто куда ходил. Не видел я никакого металла. Сплю я!
Так… Далеко железо спрятать он не мог. Металл — это тебе не пачка купюр или какая-нибудь шкатулка с драгоценностями. Его просто так не спрячешь.
В сарай такое не влезет, разве что в гаражные ворота, но их я поблизости не вижу. Да и вряд ли он станет этим заниматься. Такое расстояние с этаким грузом отмахал! Донёс до дома, да и бросил где-нибудь под защитой высокого забора.
— Павел Михайлович, — убеждает Николай. — Так вы меня внутрь пустите, убедиться, что нет ничего.
— Не могу, — говорит тот, — у меня кобель не привязан. Где я его тебе здесь сейчас ночью ловить буду. А он сторожевой, только меня признаёт. Покусает тебя, а мне потом отвечай!
Брешет ведь, как Троцкий. Вон он, кобель, возле будки на цепи бесится. Кажется, ещё и меня учуял, и теперь не знает, в какую сторону ему лаять — на Николая или в мою.
Я стою за спиной у ворюги-хозяина, метрах в десяти, и оттуда оглядываю двор. Да вот же они листы моей оцинковки, сложены стопочкой возле колодца. Бинго!
— Коля, — кричу. — Заходи! Нашли.
Николай отодвигает плечом как-то вдруг сдувшегося и посмурневшего хозяина.
— Это мой металл, — заявляет тот совершенно непоследовательно. — Приобрёл на прошлой неделе.
Николай совершенно искренне закатывается хохотом.
— И где ж ты его прикупил, мил человек? На рынке, что ли?
— На базе, — ещё сильнее суровеет тот.
— Накладные покажи, если на базе купил. Нету? А вот у этого гражданина есть.
Николай тычет в меня пальцем.
— И странное дело. Сегодня у него металл пропал, а у тебя появился. А след прямиком к тебе ведёт. Прямо от самого его дома к этому.
— Да что за след-то? — не понимает мужик.
— А ты выйди погляди, дурилка, — веселится Николай.
Тот выглядывает за ворота, смотрит на дорогу, освещённую мощным светом Степановского фонаря, и хватается за голову.
— Ну что, оформляем? — говорит Коля. — Алик, ты пригляди за ним. А я за понятыми схожу. Будем протокол писать.
— Не губите, — мужик бухается вдруг на колени. — Ей-богу, бес попутал! У меня мать пенсионерка. Инвалид. Неходячая. Как же она без меня, а?
По всем позициям мужику светит кража. Тут и вправду административкой дело не обойдётся. Лишение свободы его ждёт. Здесь он прав полностью.
— Ты объясни сначала, как ты в одиночку такую тяжесть волок? — спрашиваю я из чистого любопытства.
— Так вот, на тачке же, — охотно показывает он. — Сложил всё, да и повёз.
— С применением технических средств, — не то цитирует, не то сам выдумывает из головы Николай.
Мужик снова бухается на колени.
— Не губите…
Из рассказа вороватого хуторянина вырисовывается следующая картина:
Вчера вечером, зайдя к нему в очередной раз за самогоном, студенты, разговаривая между собой, упомянули разгрузку железа. Похвастались друг перед другом трудовыми подвигами, выясняя, кто из них больше устал, а кто и не устал совсем.
Хозяин, нащупав золотую жилу, начал задавать наводящие вопросы, после чего наивные археологи не только выложили ему, что разгрузили целый грузовик с металлом, но и указали точный адрес, где это богатство в данный момент лежит.
— Брешешь, — перебивает его Николай. — Ну ладно про железо они тебе рассказали, а адрес-то зачем сообщать?
— Так жестянщик я, — говорит мужик, — Двадцать пять лет в Стройтресте отработал. Вот я им и сказал, что завтра приду к хозяину свои услуги предложить.
— Жестянщик? — хватаюсь за знакомое слово. — То есть ты хочешь сказать, что ты и гнуть, и фальцевать умеешь, и монтировать?
— Умею, — быстро-быстро кивает мужик. — Я ж говорю, я двадцать пять лет проработал. Чего мы только не строили: и дома, и коровники, и цеха…
— Слушай, Коль, — говорю, — а может, без протокола обойдёмся? Пускай товарищ сам свою вину искупит? Не кровью, так потом?
— Как так? — сомневается Николай. — Да тут состав преступления налицо! Что значит, без протокола?
Вижу, как он выбирает момент, когда мужик не смотрит на него, и едва заметно мне подмигивает.
— Ну, если он обратно всё перетащит, то можно считать, что и не было никакой кражи. Металл-то вернули, — намекаю. — Будем считать, обознался он. Неправильно понял ситуацию.
— Там на крышу листов слишком много, — демонстрирует мужик удивительное знание предмета. — Могу ещё сарайчик покрыть.
— Сарайчик — это хорошо, — задумчиво кивает Николай. — Это пригодится. Тогда ещё забор ему поправишь, а то ты разворотил его весь, пока металл тырил.
Хуторянин выглядит удивлённым, но кивает в знак согласия. Забор возле нашего с мамой дома действительно оставляет желать лучшего, но пришёл он в такое состояние задолго до сегодняшнего дня.
— И ещё одно дело, — мстительно улыбается лейтенант Степанов. — Тут у меня в сортире яма переполнилась. Хотел уже ассенизаторов звать, чтобы откачали. Но теперь думаю, к чему мне им платить? Ты же справишься?
Похититель морщится, нервно сглатывает, но держит удар.
— Со всем нашим удовольствием, — говорит он.
— Да хоть и без удовольствия, — усмехается Николай и добавляет: — Всё лучше, чем в Мордовии лес валить. Ну что, лишенец, давай показывай, как ты хищение произвёл.
Охая и вздыхая, хуторянин грузит железо на тачку. В какой-то момент мне становится его жалко, вроде как пожилой человек.
