Это и хорошо, что ты бездельничаешь: тесто из ржаной муки — енто важно. Лежи и слушай, лодырь. Значится так…»* * *
Перед рассветом я проводил вдовушку (до двери) и всё же велел профессору закрыть для призрака мою спальню по примеру того, как сделали с пекарней и магазином. Понимал, что такой поворот не заставит мастера Потуса прекратить несвоевременные лекции. Но так я хотя бы перестану замечать голубоватое свечение радом с кроватью во время своих ночных развлечений с женщинами.
* * *
Утром я с опаской заглянул в магазин. Увидел, что очередь к прилавку не меньше вчерашней — хлеб покупали активно. Но дамочек с кувшинами молока не застал.
Продавщица словно прочла мои мысли.
— Не было никого, — сказала она. — Бочка мёда для вдов — многовато, господин хороший.
Посмотрела на меня… с осуждением во взгляде.
У меня похолодело в груди.
Испугал меня не взгляд Лошки.
А мысль о том, что стану делать, если кто-нибудь всё же принесёт мёд.
«… В любых расчётах рецептов хлеба количество других продуктов всегда сравнивают с количеством, етить её, муки, — продолжал вещать в моей голове голос мёртвого пекаря. — В опару обычно идёт…»
* * *
Мёд женщины не принесли и на следующий день.
Что меня слегка успокоило.
А ещё через пару дней я обнаружил, что почти не замечаю непрерывно бубнивший в моей голове голос мастера Потуса. Я уже понял, что старик мог рассказывать о работе пекарни бесконечно. И на протяжении нескольких суток его лекции регулярно обеспечивали мне головную боль.
Но потом я словно перешагнул невидимую грань: заметил, что на слова старого пекаря обращаю внимание не больше, чем на биение своего сердца. Это меня порадовало. Пусть профессор запоминает умные изречения мастера Потуса. У мэтра они не пропадут.
* * *
Хлеб продавался. Горы медной мелочи накапливались. Пара вдовушек являлась ко мне по вечерам в соответствии с расписанием.
Жизнь вкатилась в обыденное русло.
Но на пятый день после первого разговора с призраком старого пекаря я внезапно обнаружил: прогнило что-то в Датском королевстве.
* * *
На пятый день после начала лекций мастера Потуса, прогуливаясь утром по городскому рынку, я случайно подслушал разговор торговки молоком с покупательницами.
— … А про этого нового пекаря из Лисьего переулка ты слышала? — сказала одна из женщин за моей спиной.
Я в этот момент приценивался к творогу: решил разнообразить свой рацион.
— Про молодого-то? — уточнил другой голос.
— Того, что купил пекарню старого Потуса. Вот уж тот ходок был…
— Что-то слыхала.
— Того, что пользует вдов с Лесной улицы? — вклинилась в разговор третья женщина.
Я замер, прислушиваясь.
— Енто кого это?
— Та ладно! Не знаешь?! Весь город уже об ентом слышал!
Женщины хором захихикали.
— Сказывают: он с них берёт плату твоим молоком… ха-ха…
— За что енто?
— За свои… ха-ха… услуги.
— Какие-такие услуги?
Снова хохот.
— Дурёха, не понимаешь, что ли?!
— Мужиков-то у них с прошлого лета нету! Вот они к пекарю-то и бегают!
Услышал позади себя шумный вздох.
— Та ладно!
— Вот тебе и ладно.
— И… как он? Что бабы-то рассказывают?
— Ну…
— Скажи ей!
Я обратился в слух.
— Странный он, говорят. Ну… с причудами.
— Как это?
Кто-то толкнул меня в плечо, но я не позволил оттеснить меня от прилавка.
— Часто болтает сам с собой, сказывают. Шибко сильно он… это… учёный. Бубнит себе под нос что-то. Постоянно. Даже во время… этого.
«О!» — хором воскликнули сразу несколько голосов.
Я едва не обернулся.
— Та ладно?!
— Ага.
— Могёт, говорят, про печки свои говорить…
— Или про караваи! Бабы сказывали. А сам в это время… ну… это самое.
— Что… это самое?
— Не понимаешь, что ль, дурёха, зачем бабы к мужикам бегают?
— А! О! Прямо…
— Вот именно! Лёжа на ней сам с собой спорит о всяких там кулинарных штучках.
— Как так-то?
— Вот так.
— А… это? Как он? Ну, пекарь-то…
— Как мужик? Говорят: так себе. Вялый он, сказывают. И эти его чудачества… Но бабам-то деваться некуда. Кому они со своими махонькими жопами-то нужны? На таких тощих старух ни один городской мужик не позарится. Вот и бегают к пекарю. Так-то… Ты молоко-то брать будешь? Вон, очередь уже за тобой собралась…
* * *
«Разговариваю сам с собой? — спросил я. — Вслух? Это правда, мэтр?»
С рынка я ушёл с пустыми руками. После подслушанного разговора, покупать творог мне резко перехотелось. Обойдусь сегодня в обед снова хлебом и молоком. Или прогуляюсь до ближайшей таверны, если уж снова проснётся аппетит.
«Случается», — ответил профессор.
Я усмехнулся.
Вообразил, что думали обо мне вдовушки, когда я внезапно начинал спорить с призраком мастера Потуса… да ещё и в не очень подходящие для разговоров о кулинарии моменты.
Да уж… точно: вялый.
«Замечательно, — сказал я. — Представляю, как это выглядело со стороны. Крыша у меня, что ли, едет?»
«Так на вашем поведении сказываются частые лекции мастера Потуса, юноша, — сказал мэтр Рогов. — Вы нередко вступаете с лектором в споры: временами забываетесь и делаете это во всеуслышание. Я бы посоветовал вам на время прекратить занятия по пекарскому ремеслу…»
«Прекратить? Как?!»
«Я вам уже говорил, юноша…»
«Помню, мэтр! Те варианты мне не нравятся. Пусть поболтает ещё».
Я помолчал и добавил:
«Вялый. Я покажу им, какой я вялый!..»
* * *
— Случается, что и болтаете чего-то там, мастер Карп, — ответила Лошка. — Но я ж понимаю: вы учёный человек. Вы постоянно думаете о работе, придумываете новые рецепты.
