— Здоров Малой! — бросил Саня с порога.
— П-пельмень!
Сёма от радости аж подпрыгнул.
— Здорова, братан!
Саня достал из кармана шорт небольшой целлофановый пакетик, где лежали сливы — помятые правда слегка после пешей прогулки, но ниче. Не на выставку. Сливы Пельмень помимо прочего заказал соседке при походе на базар. Не идти же к другу с пустыми руками.
— Тебе, угощайся.
Сёма при виде слив рожу скорчил.
— Ты как мой п-папка, только тот апельсины приволок. Б-будешь?
Малой достал из шкафчика здоровенный апельсин и бросил Сане. Пельмень поймал.
— Не откажусь, — принялся апельсин чистить. Когда в следующий раз сожрешь? — Как ты вообще? Здоровье поправил?
Сёма растерянно пожал плечами.
— Вчера думал, что в-в-выблюю свои внутренности, а сегодня получше... — Малой замялся, запнулся и огляделся. — Ты м-м-мочканул цыгана, да?
Пельмень подмигнул.
— Своих в обиду не даём.
— Уважаю, — Саня пожал Пельменю руку, потряс.
— А ты откуда знаешь?
— Лежит в соседней п-палате — с утра, как меня увидел на завтраке, так свернул, с-сразу свинтил.
— А че сказал? — оживился Пельмень.
— Так ниче, у него голова п-п-перебинтована. И его на коляске возят.
— И где он сейчас? — заинтересовался Саня.
— В соседней палате, говорю ж, — Сёма кивнул на выход, видать показывал расположение палаты Васьки. — К нему приходил м-мент, такой странный. А он даже говорит не м-может.
Казанова что ли?
Саня припомнил свой недавний разговор с опером, поёжился. Этот сука такой уж, что мертвого поднимет и немого разговорит.
— А к тебе приходил? — уточнил Пельмень.
— Мент?
— Да.
— Угу, дважды уже.
— И че ты ему сказал? — напрягся Саня самую малость. Мало ли — Сему расколоть, как два пальца. Тем более пацанёнок разговорчивый и хвастливый.
— Ч-че, ниче! — заявил Малой. — Я пацан р-ровный и не мусорюсь. Все, как ты у-учил, Саня.
— Так ему и сказал? — хмыкнул Пельмень добродушно.
— Не, его п-папа ко мне не пустил. Наорал поначалу... а потом сказал, что сам разберётся.
— Ясно.
Видимо после вот этого «сам разберётся» Казанова и заявился к Сёме на хату, здесь не добившись ничего.
Как бы то ни было, Пельмень решил заглянуть в соседнюю палату и узнать, как дела у Васьки Цыгана. Почему нет? Раз пришёл, так почему не проведать «товарища»?
Пошли с Малым, Сёма вызывался показать другу, где лежит Васька. Саня с собой сливы прихватил. Ну типа угостить пострадавшего, все такое.
Цыган лежал на койке, как и сказал Сёма — с перебинтованной головой, челюстью и вообще всем, чем только можно. В отличии от Сёмы, у которого повязку сняли уже на следующей день, Цыгану повезло куда меньше.
— Вон он, вон он, — зашептал Малой. — Мерзавец... может это, Пельмень ещё мочканем? В м-морг сразу?
Сёма врезал кулаком по ладони и тут же поморщился — кукуха то ещё ныла. Не зря в невралгии лежит.
— Ща че нибудь придумаем, погоди, — пообещал Пельмень.
Понятно, что Цыган, лежавший на койке в позе мумии какого-то Тутанхамона, не видел друзей. Этим и хотел воспользоваться Саня.
Пельмень огляделся, дабы никто не видел, чем они занимаются. Санитара нет, бедолагам больным в коридоре до высеров молодежи дела нет.
Можно.
Саня приоткрыл дверцу в палату Цыгана.
— Чи-чи!
Васька заслышав этот звук напрягся. А потом в него полетела слива, запущенная Пельменем...
От страха Цыган с койки едва не выпал — перевернул стойку с капельницей. Сел на койке и завертел башкой.
Саня и Сёма заржали в голос.
Цыган завидел друзей, замычал что-то нечленораздельное. Начал водить большим пальцем у горла — типа: вам крышка. Но встать не мог — лежачий. Да если бы и мог — ничего не сделает.
Малой принялся корчить ему рожи.
За этим делом контору запалил санитар, выросший как черт из под земли — в руках таз, в тазу четыре огромных клизмы.
— Молодые люди, у нас в этой палате лежачие, не шумите, им нужны тишина и покой.
— А к-клизмы вам зачем? — захихикал Малой.
— У больных настало время процедур.
Какая процедура Аркадий Степаныч не сказал, но клизма в тазу с огромной пластиковой насадкой все сказала вместо него.
У Цыгана округлились глаза при виде санитара с клизмами, и при понимании, что все это видят два его злейших врага. На лице Васьки застыло выражение безысходности. Самое стремное для пацана, что только может быть — манипуляции, связанные с пятой точкой. Как клизма в заднице, но ещё стремнее, когда за манипуляциями с жопой могут наблюдать Саня и Сёма!
Пацаны переглянулась и заржали.
Санитар зашёл в палату к Цыгану и захлопнул да собой дверь.
А потом из палаты начали доносится неприятные звуки.
— Пойдём?
Вернулись в палату. По пути хихикая.
— Сань, а Сань, чем бы ты этому придурку челюсть проломил? — поинтересовался Сёма.
Пельмень достал и показал Малому кастет, которым нанёс удар. Надел кастет на руку, сжал кулак.
— Вот этим.
— Ни фига себе... — Сёма выпучил глаза и присвистнул. — Блатата, дай подержать, а?
— Бери че, только не поранься.
Пельмень снял кастет, сунул Сёме. Тот с трепетом надел железяку на себя. Довольно закивал, замахнулся. Кастет, конечно, ему малость не по размерчику.
— Уть... а мне такой подгонишь? Ну п-пожалуйста!
— Разберёмся.
Саня забрал кастет у Сёмы, который уже начал им беспорядочно размахивать, в своём воображении кроша челюсти шпаны.
— Короче Малой, я че надумал.
— Че?
— Хреново мы с тобой живем. Бабок нет, тачки нет... не жизнь, а лажа полная.
— Бабы таким лошкам не дают, — вздохнул Малой.
— Это тоже, — согласился Саня. — Короче, братец, как очухаешься, предлагаю нам свою банду сколотить. И начать заниматься реальными делами. Сдюжишь?
— Я то, — Сёма нахорохорился. — Спрашиваешь!
— Давай короче сколотим банду, как у Лехи Грузовика и заживем она полную катушку. А?
— Крутяк! Трупов возить будем... слышь, Пельмень, я тачку у бати могут взять, надо? Она у него без дела в гараже стоит.
— Ну трупов возить я так то не планирую, — покачал головой Саня. — А вот тачка может понадобиться в самое ближайшее время.
— А погоняло мне поменяем, Пельмень? — с надеждой спросил Сёма.
— Ну погоняло к тебе уже пристало, походишь пока так.
Понятно, что банда о которой говорил Пельмень — вещь условная, но подельник Сане нужен заправду.
— И какие первые дела, П-пельмень? — спросил Сёма.
— Выписывайся из больнички и узнаешь.
— П-понедельник выпишут!
— Договор.
На этом разошлись.
Сёма, если так по хорошему, по прежнему чувствовал себя не важнецки. Но к послезавтрашнему дню вполне мог окончательно прийти в себя.
Попрощались и Саня пошёл из больницы вон, тем более к Сёме в палату уже дважды заглядывал санитар и демонстративно кашлял в кулак. Мол — гостям любезным пора и честь знать. А Сему настало время процедуры делать, благо не клизму в задницу.
Собственно, все что хотел, Пельмень сделал. Сёма в порядке, Васька Цыган тоже жить будет. Все целы и почти здоровы.
Однако выходя из палаты Сёма столкнулся с неожиданностью — в коридоре стояло четверо цыган. Те самые дядья Васьки, коих довелось видеть у дома. Они о чем то переговаривались на своём языке. Злые такие, раздражённые. Один из них пошёл в палату, за Васькой, дабы выкатить его на кресле каталке в коридор.
Пельмень быстро смекнул, что отсюда надо валить пока ходят параходы.
Правда на выходе из лифта Саню ждал ещё один сюрприз — на первом этаже он увидел уже хорошо знакомого опера Казанову, вертевшегося неподалёку от входа. Он изучал или делал вид, что изучает информацию на стендах рядом с неработающей сегодня регистратурой.
Вот мудила то, только его здесь не хватало.
Мимо опера Пельменю удалось проскочить незамеченным. Но напрягся Саня жутко.
