А вообще, в последнее время Плещей смотрел на меня волком и при первой же возможности старался куда-нибудь отослать со всевозможными поручениями с глаз долой, поскольку языковая практика купца с учеником в моем лице его порядком достала еще во время августовского сплава к готам, а теперь, с момента отплытия, она продолжилась с новой силой. Мы теперь с ним в основном общались на готском, который я неплохо успел освоить и на сарматском, который я все еще активно изучал, так как в этом вопросе рассчитывать на память Дмитрия не приходилось, осетино-аланский язык в своем будущем он совершенно не знал.
Подхватив из лодок наши заплечные мешки и скинув их у места, где планировалось разбить лагерь на ночь, мы вшестером вооружившись топорами и ножами вошли в лес. Ну, я еще дополнительно прихватил арбалет, надеясь пристрелить какую-либо лесную живность, если попадется на глаза, хотя особо, с учетом издаваемого рубкой хвороста шума, на это было напрасно рассчитывать, если только кто попадется еще при входе в лес, до начала его заготовки. Поэтому-то я заранее и взвел арбалет, шествуя первым и посматривая по сторонам, буквально спиной чувствуя ехидные улыбки идущих сзади попутчиков.
Раздвинув ветви сделал пару шагов, вламываясь в подлесок, и с удивлением обнаружил, что в двадцати метрах слева имеется вполне себе хоженая тропинка, которая, по словам Недача как раз и вела к сарматскому поселению. Свернули на тропу, прошли не больше полсотни метров, как она стала довольно круто забирать вниз и где-то там, за зарослями изгибающейся тропы, до нас стало отчетливо доноситься журчание ручья. Переглянулся с Недачем, тот подтвердил, что там действительно течет ручей, а еще где-то через четыре сотни шагов лес заканчивается обширным полем, откуда и можно будет обозреть округу в целях разведки местности, а ну как там пасется целый сарматский табун всадников!? Выслушав его пояснения, продолжили спускаться дальше, а я все шарил глазами справа налево, слева направо, ища кого бы подстрелить.
Метров через двадцать тропа вильнула в сторону, как вдруг до нас донесся испуганный птичий щебет. Моя чуйка прямо завопила, что мы влипли в крупные неприятности!
— Быстро! По сторонам тропы! — скомандовал я первым на внезапно изменившуюся обстановку. — Я, Безпута, Шестой — отходим влево, Белех, Всемир, Недач — направо. Если что, вступаем в бой, после того, как я выпущу болт. Давайте живее!
Народ без каких-либо пререканий послушался и ломанулся в указанный им подлесок по обе стороны тропы.
Лег за кустами, уперев руки с взведенным арбалетом у выступающих из травы корневищ дерева. Только я успел расположиться, как отчетливо стал слышен грохочущий звук — лязг доспехов и топот конских копыт.
Кое-как переборов нахлынувшую на меня волну страха, стал пристально всматриваться в прорехи кустарника, лихорадочно думая про себя, сколько же всего конников и в какого по счету мне стрелять? Во второго, третьего или четвертого? И что дальше делать, перезаряжаться или же вступать в бой? А может и вовсе уносить ноги, если их там, скачущих, больше десятка? Послышался плеск воды в ручье, а я стал внимательно, на слух, считать переправляющихся на наш берег. Насчитал пять всадников. Ну, что же, не самая простая задача, особенно с нашим оружием, в отсутствии стрел и копий, но и топорами можно поработать, здесь все же лес, а не чистое, раздольное поле, где бы у нас шестерых с топорами наперевес вообще бы против катафрактариев не было бы шансов. А то, что это были сарматы, я прекрасно понял по лязгающим железным доспехам, готская конница была облачена куда как легче.
Попал четвертому всаднику точно в бок, пробив легкое, отчего тот с пузырящейся кровью и хрипом вырывающимся изо рта стал заваливаться с коня. Ждать конца этой мизансцены я не стал, отбросив арбалет и схватив топор, кинулся на замыкающего степняка. При этом, подбегая к пятому по счету наезднику, пытающегося в спешке развернуть ко мне головой своего жеребца, успел заметить, что первые три пропущенных мною вперед сармата уже подверглись атакам со стороны моих соплеменников.
Первый всадник, чей конь получил хорошо выверенный удар топором от Недача, и с криком завалился вместе с конем в кусты. Второй наездник успел среагировать на несшегося к нему с топором Шестого, сармат вздернул коня в воздух, поставив его на дыбы, и тут же жеребец всею своею тяжестью обрушился передними копытами на голову Шестого, череп его треснул и во все стороны полетели брызги крови.
Третий всадник, слегка наклонившись в седле, широко взмахнул своим мечом и снес голову Безпуте. Обезглавленное, лишенное головы тело разбрызгивая струи крови из шеи, рухнуло наземь вслед за отлетевший головой, но сам сармат, громко при убийстве Безпуты прооравший «марра!», получил неожиданный для себя удар топором в спину от Белеха, залегшего изначально с правой стороны тропы. Второй наездник, разбивший голову Шестому копытами своего коня, в это время уже доставал лук и накладывал стрелу, нацелившись на Всемира.
Последние фрагменты развернувшегося боя я уже не видел, единственное, что услышал, так это крик раненного стрелой Всемира, а чуть позже, когда я уже добивал своего поверженного наземь противника, услышал еще и предсмертные крики последнего выжившего, второго по счету наездника.
Раненного стрелой Всемира оставили здесь же, на месте боя, а сами, втроем, побежали к своим. Я дополнительно вооружился не только прихваченным с собой арбалетом, но и сарматским мечом и шлемом для защиты головы, тоже самое проделали и Белех с Недачем, вооружившись куда как более удобными для боя сарматскими мечами. Градислав мне давал уроки обращения со своим мечом, поэтому этим оружием я более-менее владел, по словам брата, неплохо, но и не очень чтобы хорошо, но все же меч был намного предпочтительней тяжелого и неуклюжего топора. Еще и Яробуд меня гонял своей клюкой против моей деревянной палки.
А на месте нашей стоянки уже вовсю гремел бой. Над некогда мирной, тихой полянке, разверзся ад. Пешие, легковооруженные и бездоспешные сарматы яростно сражались с драговитами. Прежде, чем ринуться в бой, снял болтом одного из двух сарматских воинов насевших на нашего одинокого воина. Нас сразу заметили.
Встопорщив ветвь, у моего виска мелькнула стрела, а через мгновение сзади раздался глухой звук. Недач, видать, успел закрыться от стрелы щитом, в отличие от меня, поскольку вынырнула она совершенно неожиданно из-за дерева, и ее полет я никак не мог отследить. Разозлившись, по-звериному зарычал и кинулся на врага, держа в левой руке щит, а правой сильно сжимая трофейный меч. Не я один понесся вперед, наплевав в лицо смерти. Недач и Белех с громкими боевыми кличами «— Смерть!», «Перун!» опередили меня и врубились в ряды неприятеля. Ругательства, ор и стоны смешались с грохотом металла. На влажную после недавнего дождя траву полилась кровь.
Как в замедленной съемке я пробивался в самую гущу схватки. Не слыша творящееся вокруг безумие, впав в боевой транс, я концентрировался только на мелькающем вокруг оружии. Приняв направленный в мою голову удар копья на щит, правой рукой я резко вогнал меч в подмышку еще одного противника замахивающегося на меня топором и тут же высвободив из заваливающегося тела меч, качнувшись в сторону и разворачиваясь боком к копейщику рубанул того по руке. За свой тыл в эту секунду я был спокоен, потому как в тот момент, когда я упокоевал первого вражеского воина, краем сознания зафиксировал, как щит находящегося справа от меня Мирослава врезается в челюсть его визави, а мечом, чуть согнувшись в коленях, он подрезает вражескому щитовику неприкрытые ноги. Раненный копейщик, дико заорав, отшатнулся, а я уже нацеливался на сражающегося слева от меня неприятеля с оголившимся, беззащитным левым боком. Подскок, короткий удар, и вот мы уже вдвоем с Жилом быстро вращая глазами и головой, определяем следующие цели для приложения своих ратных сил.
Казалось, что бойня длится целую вечность, хотя не прошло и получаса. Силы мои стремительно таяли, во рту ощущался солоноватый привкус крови. Расправившись с очередным врагом на секунду замер, оценивая ситуацию вокруг. Первым делом освободил левую руку от своего щита, точнее говоря от его обломков — погнутого металлического обода, скреплявшего жалкие остатки расщепленного дерева. Оглянулся на шум. Чуть правее и впереди могучий Веретей, хоть и раненый в ногу, но сохраняющий подвижность, нанес своим пока еще относительно целым щитом сокрушительный удар, да так, что противник не удержался на ногах, а затем наотмашь рубанул прямо в шею второго подбегающего к нему врага, забившие из шеи несчастного кровавые брызги оросили правую руку и русую бороду Веретея.
