Я невольно скрипнул зубами — повторяется ситуация с вырезанными Сосенками. Повторяется — но не один в один! Тогда я обладал полнотой информации о положение веси и подходах к ней, тогда у меня была надежда, что загулеванившие черкасы не будут резать всех подряд. И потому принял стратегически правильное решение сберечь своих ратников, не бросая их в непродуманную атаку через поле…
А раз уж эти Озерки столь крупное поселение — то и открытой местности вокруг села еще больше. Ведь на большее число едоков нужна и большая площадь возделываемых полей…
Но! Ситуация кардинально изменилась — ибо во-первых, все без исключения вои в отряде знают, что от черкасов ждать пощады не следует, и что они устроят резню, не щадя ни старых, ни малых. А значит, если мы не придем на помощь, то гибель невинных будет и на нашей совести — надеяться больше не на кого… И что-то мне подсказывает, что Кожемяка, упрямо погнавший дозор вперед, не дожидаясь моих приказов, при случае не станет сторонним свидетелем истребления мирных жителей.
Во-вторых, в моем отряде уже следует пополнение из местных; без мужиков-крестьян мне не обойтись в будущем — но ведь я давал им гарантии защиты! И если мы вновь позволим врагу устроить бойню гражданских, все пополнение тут же разбежится из отряда… Ну и в-третьих, именно в Озерках я рассчитал увеличить отряд едва ли не вдвое, уповая на данное местным старостой обещание укомплектовать «дружину» мотивированными добровольцами.
Так что выходит, что сейчас разумнее рискнуть и дать бой неизвестному врагу, не считаясь с потерями — хотя бы попытаться! — чем остаться верным выжидательной тактике…
И слава Богу! Ибо у меня помимо командирских обязанностей и цели сберечь как можно больше своих воев, не допуская необдуманных потерь, есть еще и сердце, и совесть.
И оставшиеся в памяти картины жертв запорожцев в Сосенках…
— Вперед, братцы! Цепочкой по десяткам стройся, три в ряд — и на бегу не оставать! Стрельцы Малого — вперед, Долгого в середине, вои Захарова замыкают! Ну, с Богом, ратники… Скоро брани быть.
…Мы выбрались на лесную опушку в тот момент, когда первые языки пламени начали лизать сразу несколько крестьянских изб. А орущая, гомонящая толпа селян уже приблизилась к стене спасительных деревьев… В основном бегут бабы да дети, но виднеются и мужики, несущие на руках неспособных самостоятельно бежать малышей — да тянущие за собой сани с припасами.
Вот только вслед за ними устремилось не менее четырех десятков черкасов, азартно догоняющих беглецов. Еще десятка три всадников, не меньше, гоняют по селу не успевших бежать жителей, жгут дома и рубят последних мужиков, пытающихся сбить конных вилами и дрекольем… Какому-то смельчаку удалось всадить вилы в грудину лошади налетевшего на него черкаса — и свалить коня вместе с наездником! Но уже в следующий миг налетевший сзади вор размашистым ударом сабли развалил голову крестьянина…
Я скрипнул зубами от ненависти, успев восхититься смелостью мужика, способного стать отличным ратником — и в полной мере ощутив его потерю. После чего обернулся к стрельцам и рыкнул:
— Палите фитили, крепите в жаграх! Бить прицельно, всем разом! Разошлись в линию — и не мешкать! Огонь по моей команде… Казачки, вас тоже касается!
Сам я уже вскинул заранее заряженный карабин с колесцовым замком — и взял на мушку вырвавшегося вперед всадника. Разгоряченный, оскаливший рот в какой-то яростно-безумной ухмылке черкас лихо закрутил саблю в правой руке, настигая грузную, тяжело бегущую бабу, отставшую от селян… И несущую в руках завернутого в кулек пуховых платков младенца — притом вражине осталось доскакать до нее всего несколько шагов.
— Отставить разом! Бьем в разнобой, по готовности! Да цельтесь лучше!!!
Сам я покрепче упираю приклад карабина в плечо, максимально плотно его «утопив» — да свожу мушку с головой вражеской кобылы так, чтобы ствол ружья поверху оказался в единой плоскости. Ниже опускать мушку не надо, расстояние до черкасов менее полусотни шагов — а было бы оно больше, тогда даже и пытаться палить прицельно не пришлось бы! Но на такой невеликой дистанции все же стоит попробовать… Вдох, короткая задержка, чтобы выверить прицел — выдох… И одновременно с тем я нажимаю на спуск — в тот самый миг, когда запорожец уже занес саблю для удара!
Едва успеваю зажмурить глаза, чтобы вспышка пороха на полке их не опалила — ощутив при этом чувствительный толчок в плечо на отдаче. Но ничего, толчок — это не удар приклада, способный осушить руку неопытному стрелку! Пороховая завеса на несколько мгновений закрывает обзор — и в тоже время справа и слева начинают греметь выстрелы стрельцов, сливающиеся практически в единый залп… Да тонко, практически неслышно в общем грохоте звенят тетивы казачьих луков, отправляющих в полет татарские срезни.
Ничего, ни на одном из черкасов я кольчужных «пансырей» не увидел — так что и срезни пустят ворам кровь!
— Свои мы, сво-о-о-о-и!!! К нам бегите, в лес!!!
Заслышав грохнувшие впереди себя выстрелы, многие бабы попадали наземь, отчаянно завизжав — застопорились и прочие озерские крестьяне. И только услышав мой яростный вопль, они возобновили свой спасительный бег к лесу…
— Перезаряжай!!!
Я командую стрельцам, одновременно с тем засыпая порох в ствол карабина и трамбуя новую пулю шомполом. Дым после выстрела уже чуть развеялся, и я с мстительной радостью убедился, что попал — увидев лишь оставшуюся без всадника лошадь подстреленного мной черкаса… Но есть и плохие новости — примерно половина воров остались в седлах после залпа. Все же допотопные фитильные мушкеты моих стрельцов дают невысокую точность боя — а кто-то из воев наверняка выбрал одну и ту же цель вместе с товарищем! И осадившие было скакунов черкасы, ошарашенные первыми выстрелами, уже вновь послали их вперед, убедившись, что внезапно проявивший себя враг не столь многочислен. Отчаянные воры — рискнули проскочить оставшиеся сажени до леса прежде, чем мы успеем перезарядить пищали!
Кроме того, в нашу сторону устремились и озорующие до того в селе всадники…
— Уходите в лес, дальше, быстрее! Там обоз, и еще ратники есть! Никола — уводи людей, помоги им добраться до Митрофана и его воев!!!
Горнист, привычно держащийся рядом, только скривился — но приказа не ослушался. Да и то: бегущие прямо на нас жители Озерок, вопящие и плачущие, причитающие и всхлипывающие на ходу, здорово мешают, отвлекают. Некоторые, не разбирая дороги врезаются прямо в служивых — иные же падают прямо у наших ног, поверив, что УЖЕ обрели спасение… Так, рядом с березкой, за которой я замер, перезаряжая карабин, без сил рухнула запыхавшаяся от стремительного бегства, раскрасневшаяся девчушка лет семи-восьми, потерявшая где-то платок. Ее густые русые волосы распластались прямо по снегу — и мне осталось лишь вновь скрипнуть зубами, да сделать шаг вперед, закрывая ребенка: сейчас ее уже не поднять.
Может, успеет убежать, когда поймет, что еще ничего не окончено — и если мне сейчас не повезет…
— Цельсь!!!
Опыту и сноровке «Орла» остается только позавидовать — я одним из первых успел взвести замок карабина и изготовить его к бою. И самую важную роль в этом сыграла мышечная память предка… Я вновь утопил приклад карабина в плечо — и тут же выбрал цель: несущегося во весь опор вора, на моих глазах сбившего конем мужика, тянущего сани, да срубившего на ходу пожилую крестьянку. Женщину из последних сил тащила за собой молодая девка (видать внучка), от неожиданности рухнувшая в снег рядом с залитой кровью бабулькой…
— Пали!!!
Во второй раз громко бахнул карабин, посылая пулю во врага — и «дружески» боднув меня в плечо… А мгновением спустя вслед за моим выстрелом хлопнул жидкий залп чуть более дюжины пищалей.
Не густо…
Так или иначе, я попал. До летящего во весь опор черкаса оставалось едва ли с десяток шагов — и в последний миг я опустил прицел ниже, выстрелив в грудь коня. В противном случае он бы продолжил бег, стоптав и меня, и ребенка… Но сейчас лошадь лишь истошно заржала — и словно налетев на стенку, с разбега рухнула на снег, придавив наездника, не успевшего выбраться из седла!
