монеты.
— Кидай! — сказал первое, что взбрело в голову. Хотя, на самом деле, возвращаясь домой, я придумал, как обернуть Катин перфоманс в нашу сторону и сделать всё так, чтобы мы не выглядели идиотами. Подставила она меня, конечно, но не сильно.
Катя швырнула мне телефон со второго этажа, и я ловко поймал его, встав на диван ногами. Лютый, увидев, что я сделал, с удивлением раскрыл пасть и получил от Няшки по морде лапой. Послышались громкий визг и уже довольно громкий, протяжный лай. Няшка была вынуждена ретироваться на потолок, где волчонок не мог её достать. А он пытался, прыгая на месте и клацая пастью. Но не по размеру он выбрал себе занятие. Потолки в гостиной почти пятиметровые, куда уж ему с такой высотой тягаться, когда у самого в холке и метра нет.
Сев обратно на диван, я прокашлялся и ответил на звонок. В трубке послышался хриплый мужской голос. Впервые слышу голос Щуки, и какой же он у него противный. Он будто курит с десяти лет и при этом вечно его надрывает. По ушам режет, как гвоздём по стеклу.
— Я подумал над твоим предложением и решил, что мы выпустим Егеря, — Щука перешёл сразу к делу, но я молчал, улыбаясь и ожидая, когда он скажет нужную фразу. Терпения ему хватило ровно на пять секунд тишины. — Алло!
— Хером по лбу не дало? — я рассмеялся. Сработало, как надо!
— Что? Кто это⁈ — кажется, Щуке очень не понравилось такое приветствие. — Так это ты⁈
— Да, а кто ещё? Ты зачем моей невесте звонишь, хрыч старый? — решил добить его. — Неужели ты один из тех, кто заводится от того, что дышит красивым девушкам в трубку? Не пробовал изменить подход? Иначе встреться ты с такой в реальной жизни, может уже и не встать. А такой шанс тебе может выпасть один раз в жизни.
— Мудила, да я тебя на куски порублю! — Щука закричал так, что у меня динамик в телефоне затрещал. — Молись, чтобы я до тебя не добрался! Оглядывайся!
— Воу-воу! — я продолжил смеяться. — Ты чего такой злой? Не с той ноги встал? Знаешь, я слышал, что в таких делах хорошо помогает настойка пустырника. Староват ты уже, чтобы с молодёжью так разговаривать. Нервы могут не выдержать, глядишь, помрёшь раньше времени, всё веселье испортишь. Не хочу, чтобы сердечный приступ забрал у меня всю славу.
— Какую ещё славу, сопляк⁈
— Как, какую? Хочу стать тем, кто избавит этот город от раковой опухоли в твоём лице. Слышал, что волков называют санитарами леса? А знаешь почему? — я сделал театральную паузу. — Из-за того, что они избавляют лес от тех, кто может разносить заразу. Чтобы другие животные не померли. Вот и ты — зараза, Щукин. А я, стало быть, волк.
— Я не понял, что ты собрался делать? — не знаю, переживает он или просто интересуется, но компромат я использую иначе, нежели так, как придумала Катя. — Я думал, мы с твоей подстилкой договорились обо всём! Ты отдаёшь мне компромат, я выпускаю Егеря!
— Да? — я сделал вид, что удивился. — А со мной ты ни о чём не договаривался! Лично я считаю, что Егеря смогу вытащить сам и ты мне для этого не нужен. Что касается компромата, я использую его в своих целях. «Сталь-Юн» ты уже потерял, готовься потерять и всё остальное. Я не намерен прощать тех, кто пытается меня убить. Да и если бы ты хотел выйти со мной на мирную тропу, ты бы точно не стал называть мою невесту так, как ты её назвал. Аривидерчи, Щука!
Я сбросил звонок и широко улыбнулся. Разговор прошёл именно так, как я и планировал. Не хочу я с ним мириться, вот не хочу и всё. Я уже положил глаз на его склады. Да и что-то мне подсказывает, что подлянку он мне устроит, это точно, даже если скажет, что вопрос мы утрясли. Не верю я таким типам и никогда не стану верить. Они хитрые, ушлые и во всём ищут себе выгоду. Он и согласился только потому, что у меня на него компромат есть.
Катя всё же молодец. Правильно поступила, сделав тот звонок. Теперь Щука, преисполненный надежд, что всё будет хорошо, трясётся где-то там, в своём логове и злится, что я его опрокинул. И до чего же я всё-таки люблю выводить людей из себя. Мания у меня какая-то, что ли? Будь я обычным человеком, точно записался бы к психологу, но я ведь пересмешник! Может, это у меня в крови? Ха-ха! Надеюсь, что так.
В любом случае, вывести противника из себя — это основа-основ. Гнев поглощает рассудок, и человек хуже мыслит, а значит, у меня уже появилось перед ним преимущество. Но Егеря нужно как можно быстрее вытаскивать. Хорошо, что, пока я ехал сюда, я уже этим озаботился и набрал Покровскому. Когда он услышал про компромат, который я нарыл на Потёмкина, он тут же загорелся идеей засадить его куда подальше и наподольше.
Мы сошлись на том, что единственным моим условием будет освобождение Егеря. И он обещал мне этим заняться в ближайшее время. Зная Гришу и его ненависть к Потёмкину, он точно сделает всё, чтобы освободить Егеря, а там уже никто не сможет мне помешать созданию сильного, чрезвычайно влиятельного рода!
Тюрьма для особо опасных преступников.
Одиночная камера №27.
Громкий стук в металлическую дверь разбудил мужчину, лежащего на твёрдом камне, играющим роль кровати. Даже простыню не подложили, изверги. Но оно и понятно, ведь в этой тюрьме держат убийц и всех тех, кому не хватило статей на смертную казнь, но они были к этому очень близки. Отбросы общества, отщепенцы, маньяки и просто те, кому не повезло оказаться не в том месте, не в то время.
— Ершов, на выход! — дверь открылась и на пороге появился одетый в бирюзовую камуфляжную форму конвоир. — Ты свободен, собирай монатки и проваливай отсюда.
— Что? — не поверив своим ушам, Ершов поднял взгляд на конвоира. — Сегодня первое апреля? Не смешная шутка, командир. Дай поспать хоть, а? У вас, итак, условия скотские.
— Проваливай, я сказал! Тебя освободили досрочно! Два раза повторять не буду. Если хочешь здесь остаться, пожалуйста, но мне нужно камеру освободить. Таких, как ты, у нас ещё целый лагерь!
— Ты сейчас серьёзно, что ли? — Ершов подскочил с кровати и вдруг схватился за ослепший глаз. Так всегда бывает, когда он слишком нервничает. Глаз начинает зудеть. Фантомные боли, недуг, которым он часто страдает. — Я могу идти?
— Можешь и не задерживайся. Тебя ожидают.
— Кто?
— Не знаю, аристо какой-то, — мужчина выдохнул. — Давай, ждать больше не намерен. Проваливай, и надеюсь, больше не увидимся.
Руки Ершова задрожали. Схватив со стены старый снимок своей дочери, он пошёл на выход. Больше у него при себе ничего не было, кроме тюремной робы. Все вещи забрали и, вероятнее всего, сожгли. До сегодняшнего дня Ершов был уверен, что его закрыли здесь навсегда. Ведь те, кто его подставил, точно не хотят, чтобы их посадили вместо него. Его подставили, скинув смерть командира отряда на него самого. Но он точно знал, что не делал этого, хоть все улики, пускай и косвенные, вели к нему.
Щука… это точно был он. Урод, каких поискать. И его командир, тоже мудила ещё тот. Связался с бандитами, за что и поплатился. Никогда ему не нравился. И как же удачно всё сложилось для тех, кто его прикончил. Ведь буквально всю свою службу Ершов цапался с командиром, и все прекрасно знали, что отношения у них ни к чёрту. Мотив нашли быстро, а из-за отсутствия алиби, оправдаться он не смог. Да и немного он зарабатывал, почти все деньги спуская на дочь, которая живёт в другой стране. Вот и не смог он нанять себе хорошего адвоката.
— Не прощу… — спрятав фото дочери в карман, Ершов впервые за долгое время вышел из этого места. Оказавшись на улице, он прикрыл лицо руками. Яркий свет солнца ударил ему в глаз, а тёплый ветер дунул в лицо. Перед ним кто-то стоял, но он не мог разглядеть улыбающегося, высокого мужчину в военной форме. Кто это?
— Так вот ты какой, Егерь! — судя по голосу, ещё пацан. — Рад встрече. Как себя чувствуешь? Спина не болит?
— Хорошо, — ответил Егерь и проморгался. Тогда-то
