какая-то хищная тварь.
Вроде бы обошлось для Беккера, но не совсем. Старик придумал для новоявленного сородича новую пытку. Видимо этому палачу племени и впрямь больше заняться было нечем, поэтому и придумывал разного рода кровавые зрелища, на которое собрался посмотреть весь здешний род уродов.
Беккер оказался в окружении дикарей, и все смотрели с придыханием на действия старика.
«Что ещё придумал выживший из ума питекантроп?» — никак не мог взять в толк Беккер.
Как вдруг обнаружил на шкуре инструмент для пыток. Там лежали острые костяшки — отборные клыки и когти, кои надлежало натыкать в рожу новоиспечённому дикарю.
— Не-ат… — захныкал Беккер. — Не надо-о-о…
Взвыл, когда старик ухватил его за подбородок и воткнул меж ноздрей загнутый полукругом коготь.
Было больно — и это ещё мягко сказано. Беккер к тому же не привык к виду крови, а собственной и подавно боялся. Она засочилась у него из носа на уста. Губы обагрились густой солоноватой консистенцией и…
Старик смахнул кровь, а затем растёр у Беккера по лицу, нанося какую-то кровавую маску.
Дикари зашлись в неистовом оре, приветствуя будущего воина, а пока что Беккер не мог считаться даже охотником. Для этого ему следовало проколоть уши, чего он не заслужил, а точнее наполовину.
Иной коготь старик воткнул ему в левое ухо. После чего выдал складной нож с топором и указал на выход из пещеры — словно прогонял.
Беккер был уже ни рад данному повороту событий, решил уточнить, как ему быть — себя вести.
Старик коротко объяснил.
— Ням-ням…
Стало очевидно: он требовал от Беккера еды — добыть охотничий трофей для племени.
Ничего не поделаешь — пришлось уступить, лишь бы старик отстал со своей пыткой, поскольку нос распух, и ухо саднило.
А тут при выходе на глаза попалась небольшая лужица. Он кинулся к ней и умылся, а затем, когда успокоилась водная гладь, взглянул на себя и недовольно сморщился. С кислым выражением лица и подался прочь от стойбища дикарей.
Однако старик не думал бросать новичка без присмотра, отправил за ним кое-кого, кто должен был следить, не спуская глаз. И не воина, даже охотника не пустил. Сейчас он, как и они, были заняты другим важным делом, нежели Нямом — высматривали чужаков, изучая их быт и выясняя точное количество. А требовалось ещё собрать достойную силу, поскольку в одиночку одним племенем не справиться со столь сильным и грозным врагом.
Опасения старика подтвердились, когда явился один из лазутчиков посланных им в лагерь геодезистов-практикантов. Сообщение было неутешительным — с одной стороны, а с иной…
Там имелись женщины, и людоед истекал слюнями при воспоминании о них, что и подтверждал порноснимок, выпавший у Беккера, когда одна из дикарок осмелилась заглянуть ему в трусы.
Старик показал вояке цветную картинку «богини» и тот утвердительно закивал головой.
— У… У… У…
— У-у-у… — затянул старик. У него самого при виде фото вздымалась плоть, а если при живом трофее, то и вовсе не прочь был пожить как Хью Хефнер с гаремом горемык.
Ему не терпелось раздавить ватагу чудаков, ради чего он замыслил собрать воедино род, поскольку являлся старейшиной не только в этом племени, но и в других имел права голоса.
Оставалось дождаться трофея от чужака-соплеменника и… отправить с дарами посыльных по иным стойбищам долины скал. Если всё получиться, как он задумал, то уже завтра сможет повторить набег на лагерь чужаков, и при этом сам возглавит поход против них, объявив войну священной. Соответственно часть даров будет принадлежать ему боевыми трофеями для ритуального обряда восхваления кровожадных духов Огня и Земли.
Из пещеры вылетел довольный вопль старика, чего давно не случалось с ним, и по причине чего на него уставились все те соплеменники-дикари, кто так же, как и он находились здесь же. Даже великий воин — в прошлом — отошёл от бреда и ран, сейчас косился в недоумении на старейшину рода племени.
Недолго думая, старик отправил лазутчика отыскать Няма, наказав поторопить того, а заодно и его соглядатая. Время близилось к полудню, а от парочки ни слуху, ни духу — это не нравилось в первую очередь старику, хотя он заявил: дескать, духам-покровителям их рода-племени.
Дикарь выскочил, и быстро прочитав следы, нашёл нужные, подался по ним искать пропажу.
* * *
Теряя остатки сознания от голода и боли, Беккер задумал осуществить привал, опустился на камень, нисколько не обращая внимания на посторонние шумы и шорохи, даже не думал шарахаться от них. Он ещё не привык к здешним реалиям суровой жизни, и ему казалось: страшнее дикарей-людоедов уже никто и ничто не может быть. Ошибка цивилизованного человека очевидна, а после того, что содеял, больше не ощущал себя им. Руки и ноги дрожали, зубы и вовсе стучали. Его трясло, как при лихорадке. Он сильно потел. Крупные капли стекали с него в три ручья и все как одна холодные.
Он проклинал всё и всех на свете, не забывая про себя, что было чревато и чем — осознал лишь чуть погодя, когда шорохи стали приближаться и стали подобны на рыки. В его направлении двигался хищник скал.
Как Беккер вскочил практически на отвесный участок небольшого и невысокого шпиля с его-то грузной и томной комплекцией, осталась загадкой для самого, а и того, кто следил и также открылся, присоединившись к нему.
— А-а-ай… — поначалу не обрадовался данному соседству Беккер. Но быстро опомнился, когда внизу под ними всего в каких-то пяти-шести метрах возникла хищная зверюга, и, зашипев, оскалилась, выставляя напоказ клыки, а и когтями передних лап шаркнула по мху с лишайником, сбивая с отвесной каменной стены.
Оба беглеца прильнули один к одному и обнялись в страхе, держась друг за дружку. Внутри Беккера что-то всколыхнулось. Дикарём оказалась совсем юная дикарка, её твёрдые и длинные соски едва не проткнули его не совсем мужскую грудь.
Но тварь вернула его в реальность, совершив неудачную попытку добраться до них. У неё не получилось вскарабкаться по выступам
