— Неужели Верховная Жрица позволила вам уйти?
И тут я почувствовал заминку. Да, лишь на мгновение, и да, голос Креоны ни капли не дрогнул, но я почуял ложь.
— По её велению мы и отправились на поиски наставницы.
— Что же вы делали в Камнеломе? Ведь это, согласись, намного восточнее Раздорожья.
Креона кивнула. Дальше она снова говорила правду:
— В Раздорожье нас с Тиарой принял магистр Гордей, и он сообщил нам, что наставница отправилась на восток.
Наместник замолчал. На барда он смотрел с равнодушием, Креону же пожирал похотливым взглядом, и во мне проснулась ревность. Старый хрыч не на ту послушницу положил взгляд.
Мне пришлось умерить злость, чтобы маг не прочёл мои мысли. А наместник как раз перевёл взгляд на меня.
— Ну и, наконец, самый интересный наш гость в этот вечер.
Я прищурился. Это он на что намекает?
— Святолиственник, чудом спасшийся из каравана работорговцев, — с улыбкой кивнул своим мыслям Вайкул, — Проповедник, который должен учить нас праведной жизни.
Говорил он чуть громче, чем следовало.
— Да, так и есть, господин Вайкул, — ровно ответил я, — Зовут меня Малуш, да осветит вас Лиственный Свет.
Старик вежливо кивнул мне, потом продолжил.
— Но ты — бросс, в руках у тебя топорище, а в мешке целый кошель с монетами?
Я сдержанно кивнул. Кто-то в дружине весело хохотнул.
— Ну, так скажи мне, лиственник Малуш. Почему я не должен думать, что ты — ищейка царского двора Раздорожья?
Тут я едва не поперхнулся, покосившись на слегка удивлённого барда.
Глава 15
Пусть Вайкул и застал меня врасплох этим неожиданным вопросом, именно в этот момент я почувствовал былую уверенность. Да не будь я Десятым, если не воспользуюсь таким подарком судьбы.
Этот самоуверенный маг допустил большую ошибку. Он слишком привык к своей силе, и это сыграет с ним плохую шутку. Уж я, изрыгни меня Бездна, постараюсь.
Накатило спокойствие. О, да, смердящий свет, теперь я в своей лодке. Передо мной сильный противник, и я должен солгать ему, чтобы самому стать сильнее.
Правда всегда сильнее лжи, а ещё ложь — отличное оружие только против тех, кто слабее. Обмануть того, кто сильнее, намного сложнее, это лишь умножит проблемы и приблизит поражение, это знает любой Тёмный Жрец.
Но победа над сильным противником даст многое. Очень многое… Упускать такой момент было бы глупо, он сам сделал полдела — это ведь не моя ложь. Оппонент сам поверил в то, что говорит.
Я мог бы подставить барда, но нас уже связывала тонкая нить. Возможно, это была дружба… Что это такое, я забыл на долгие восемнадцать лет, но в новой жизни она была мне нужна. Да и Отец-Небо наверняка осудил бы такой поступок.
Я едва сдержал улыбку. Ну, что ж, начнём, пожалуй…
* * *
— Господин старший маг, — сказал я, — Путешествую я по Троецарии давно, и всего лишь пытаюсь пролить истину Лиственного Света в каждом её уголке. Здесь, я чувствую, тоже нужна правда…
— Дерзец! — Вайкул не выдержал, — Мало того, что вынюхиваешь, так ещё и смеёшься надо мной?
— И в мыслях моих такого не было, — я сложил ладони на груди, чуть склонив голову, — Прошу простить, удивление затмило мне разум.
— Удивление? — бровь мага подпрыгнула, — О чём ты? О том, что я тебя так легко раскусил?
— Нет, что вы, — я улыбнулся, — В каждом городе, где видят бросса с дубиной и с деньгами, проповедующего единую правду о Древе, выдумывают всякое. Но то, что творится в Солебреге, воистину меня печалит.
Вайкул нервно коснулся подбородка, непроизвольно прикрыв рот. Его взгляд заметно потемнел.
— О чём говорит этот дылда⁈ — рявкнул десятник Платон за моей спиной, — Кнез правит справедливо, и никто не усомнится в процветании Солебрега!
Его дружина одобрительно загудела, даже люди сотника Мирона подхватили, закивали. Вайкул улыбнулся, считая это хорошим знаком.
Рано радуешься, глупец. Я только размялся.
— Тогда, значит, дела плохи в Моредаре? — небрежно вырвалось у меня.
— Ты что творишь, громада⁈ — зашипел бард.
О, да, реакция была предсказуема. Сразу же взорвался Мирон, выскочив вперёд сидящего мага — он даже отбросил копьё и потянул меч из ножен.
— Да как ты смеешь, северное посмешище! Я всегда знал, что ваша обезьянья религия — это пища для пустобрёхов!
Вайкул тоже встал. Вид у него был оскорблённый.
— Северный невежда, ты смеешь разевать свой рот на честь Нереуса Моредарского?
— И в мыслях не было! — я сделал испуганное лицо, — Но что я должен был подумать, если вы все боитесь подсылов⁈ Кто тогда замышляет против царя Раздорожья, что сразу хочет убить его сыщиков?
Вайкул уже поднял свой посох, намереваясь каким-то образом меня наказать. Мирон шёл ко мне с обнажённым клинком.
Ладно хоть, мой трубный голос было слышно в каждой точке нашего сборища. Мои слова дошли до них спустя пару мгновений, и Мирон чуть не споткнулся, застыв на полпути.
— О чём ты… кхм… лиственник Малуш? — с лёгкой хрипотцой спросил сотник.
— И вправду, — вдруг подал голос бард, уловивший правила моей игры, — Да нет, святоша, тебе показалось. Никто тут и не замышляет!
По дружине прокатился ропот. Неуверенный, растерянный. Одно дело, защищать честь своих царя и кнеза, а другое — порочить её своим поведением.
Вообще, я рисковал. Если бы тут и вправду все замышляли против Раздорожья, то они бы только посмеялись и прирезали меня, как свидетеля. Но конфликт между людьми кнеза и царя был не просто так.
Вайкул со стуком опустил посох и несколько секунд раздумывал над ответом. Он сам загнал себя в западню, и пришлось ему помочь.
— Если господин старший маг позволит, я бы хотел пролить истину и в его сердце. Лиственный Свет всегда готов согреть любое сердце, открывшееся ему, — и я просто кивнул в сторону, приглашая отойти.
— Истину, говоришь? — недовольно буркнул наместник, но уже гораздо тише, — Так ты и вправду подсыл?
Надо отдать должное барду, он ничем не выдал своего изумления. Нет, он так и таращил на меня глаза, но Креона делала то же самое, и всем вокруг казалось, что спутники удивлены моему разоблачению.
А меня уже доконало тугодумие Вайкула. Ох, вестник тупости, неужели придётся прямо ему говорить?
— Быть может, настало время проповеди наедине? — я снова выразительно кивнул в сторону, — Все знают, что великие дела любят тишину.
— У меня нет секретов от моей дружины, — проревел сотник Мирон, только-только вернувшийся за спину Вайкула.
— И у меня! — рявкнул позади нас Платон.
Я едва сдержал улыбку. Наивные. Сразу видно, что это воины — замутнённые своей слепой верой в честь и достоинство, где любой спор решается примитивнейшей силой.
Вайкул поднял руки. Его посох вспыхнул белым пламенем, озарив лица воинов, и в глазах замерцали грозные молнии. Синяя мантия окрасилась в багровый цвет, всполохи пламени едва не раскрыли грозовые крылья за спиной мага, и вся дружина, ахнув, отошла на шаг.
В этот момент Вайкул больше напоминал небесного воителя, испускающего гром и молнии, повелевающего ветром, и способного уничтожить любого, кто усомнится в его правде. Неужели маг воздуха?
Его голос рокотал, словно громовой раскат:
— Властью, данной мне Нереусом Моредарским, — он обвёл всех взглядом, — приказываю готовиться к ночлегу!
Эффектный образ исчез, и Вайкул повернулся к хмурому Мирону.
— Сотник, сделай так, чтобы к нам никто не подошёл.
— Слушаюсь, ваше ветрочарие, — недовольно буркнул тот, а потом, повернувшись, рыком стал раздавать приказы, — Чего стоим⁈ Живо разворачивать палатки! Бабы ледяной не видели?
Ага, ветрочарие. Значит, и вправду маг воздуха. А если в этом мире есть ещё и бог ветров, то умножаем его силу, и получаем грозного противника. Ну, это если наместник владеет боевыми заклинаниями.
Я обернулся. Десятник Платон стискивал рукоять булавы побелевшими пальцами, но молчал. Он служил своему кнезу, правителю Солебрега, и ему не нравилось, что их ни во что не ставили.
