тому подобное. Во втором подходе студента «закаляют» неудачами. С первого дня ему объясняют, что он «никто и звать его никак», ничего не знает, а о данном конкретном предмете имеет исключительно неправильное представление. Причем бьют по самолюбию больно, унижают. Чтобы студент, стиснув зубы, учился преодолевать трудности. Те, кто выживает, в конце концов делают это неплохо. Вот декан Гидаш, похоже, является сторонником второго подхода. Не берусь судить, что эффективнее, но, когда меня мешают с дерьмом, не люблю. Судя по напряженным лицам молодых магов, им это тоже не нравилось. А ведь они все аристократы, некоторые из очень знатных родов. Не от архимага подобного, пожалуй, и не стерпели бы. А тут — стоят, опустив глаза, матерят начальника про себя, но при этом думают, как бы в другой раз так не вляпаться. Ну, боги им в помощь.
Однако и до меня дело дошло:
— А вы, Ламашту, почему вмешались? Вам что было сказано делать?
— Совершенно ничего не было сказано.
— Вот. И не надо было ничего делать. Господа знающие далеко не все известные им средства борьбы с нежитью успели использовать.
— Не знаю, как вы, а я, если меня ни о чем конкретно не просили заранее, действую по своему усмотрению. — Кажется, декан хотел мне возразить, но я ему не дал: — Вы лучше скажите, что дальше с этой немертвой химерой делать? Если я ее просто отпущу, она намылилась двинуться в сторону деревни, где вы часть багажа оставили.
Упоминание деревни все-таки сбило его с мысли (или настроя):
— Хм… А дойдет?
— Дойдет.
— Но ведь раньше же не ходил?
Я скромно пожал плечами. Не рассказывать же ему, что все это благодаря моей подзарядке стало возможным. Кстати, если это стадо немертвых копытных некроэфиром подкачать, они тоже в деревню отправятся. Но я этого делать не стану. Народ там неприятный, но не настолько.
— Н-да… Вещи пропасть могут. И кареты… — Декан задумался о чем-то своем. — Ладно, пока держите эту немертвую химеру при себе. Если никакого более сильного экземпляра не попадется, приведете его в Академию.
Не скажу, что перспектива меня обрадовала. Здесь, в горах, проблем не будет. Прикажешь ему стоять — никуда ночью не денется. А вот в населенных местах от него не отойдешь. Приедут, пока я спать буду, в гостиницу какие-нибудь новые постояльцы, на которых я баффы наложить не успею, и никуда уже не уедут. Разве что в номер к себе «секача» заводить.
Своими сомнениями я попытался поделиться с архимагом, но тот отмахнулся от меня и занялся другими делами. Набежавшие монстры стали потихоньку расходиться, но на поляне и без них было достаточно неуютно. Так что все потихоньку собрались и двинулись дальше — искать место под новый лагерь.
Я шел в авангарде уже с двумя животными в поводу. С конем — в буквальном смысле этого слова, а немертвую химеру вел мысленно. Идти было неудобно. Приходилось не столько следить за своими ногами, сколько выбирать дорогу для «кабана». При этом осуществлять свое «радиоуправление» на максимальной дистанции. Обычных лошадей соседство такого монстра пугало. Но совсем далеко послать я его тоже не мог: попрет напрямую через кусты, может и деревья завалить остальным под ноги. Не лесных великанов, понятно, но и деревья со стволом сантиметров двадцать в диаметре своими кронами очень неплохую «засечную полосу» соорудить способны. Так что шел в напряжении, а тут еще и разговоры вести пришлось.
Пострадавшая Рахмай Шалиму если и не пришла в норму полностью, двинуться вместе со всеми ей это не помешало. И она сочла необходимым подойти ко мне:
— Божественный Ламашту, хочу выразить вам свою благодарность. Это был мужественный и благородный поступок. Не каждый может решиться вызвать на себя гнев архимага.
А то, что ее почти убили, это ничего? Или она так в местную медицину верит? И что ей ответить?
— Я как-то об этом не задумывался. Это был совершенно естественный поступок.
Рахмай что-то собиралась ответить, но ее опередил другой голос. Оказывается, с другой стороны от меня успела появиться Ирия:
— Чтобы такой поступок был «естественным», надо «всего лишь» иметь непрерывный ряд благородных предков на протяжении семи тысячелетий. Или больше?
Кажется, официальная история человечества тут как раз семь тысяч лет насчитывает. Как и на Земле. Или на Земле уже семь с половиной? Откуда такое летосчисление взялось? На Земле дата Сотворения мира приблизительно совпадает со временем изобретения письменности. Мне это казалось неслучайным. А здесь? Впрочем, лучше не умничать. Отвечу нейтрально:
— Поколений не так уж много. Маги вообще-то долгожители…
— Для кого-то и три поколения благородных предков уже повод себя к аристократам причислять. — Это вновь Ирия. При этом нехорошо смотрит на Рахмай. Мне только девичьих разборок рядом с собой не хватало!
Кстати, а ведь маленького Каштилиаша заставляли всех своих предков учить. Сколько же их было? Я не придумал ничего лучшего, чем начать перечислять имена вслух:
— Абзу, Архальбу, Никмепа, Аммистамру, Ибирану…
Больше четырех десятков набежало, однако. До самого Каштилиаша. А вот меня куда в этот список прилепить? Внаглую добавил сразу после старого некроманта. Я его, правда, своим дедом называл, причем двоюродным. Но мог же у него племянник быть с тем же именем. Почему бы нет? Типа Каштилиаш Младший. Если что, буду этой версии придерживаться.
К концу списка заскучала уже не только Рахмай, но и Ирия. Точнее, Рахмай скучала сначала, а увидав погрустневшую Ирию, вновь оживилась. Даже сказала что-то про то, что рядом с таким списком полторы дюжины не особо лучше семи выглядят. А три поколения назад ее предки блистательными стали.
К счастью, тут мы добрались до приличной поляны, совсем рядом с которой поблескивал небольшой ручей. Идеальное место для стоянки, о чем я и объявил. Так что разговоры сменила суета разбивки лагеря.
На следующий день декан никаких экспериментов над студентами не ставил. Зато вытащил какие-то артефакты, с помощью которых сначала сам, потом с Халой, а потом и со всеми студентами проводил измерение плотности эфира и его стихийной и некротической составляющих. Я тоже смотрел, но ничего не понял. То есть сами измерения понятны. Вливаешь в артефакт эфир и смотришь, как он светиться начинает. Оранжевый цвет — огонь, голубой — воздух, сине-зеленый (аквамарин) — вода, коричневый — земля, зеленый — жизнь. Для некроэфира — оттенки серого. Чем ярче свет (для некро — гуще темнота), тем больше плотность эфира. Ни стре́лок, ни тем более цифровых шкал нет, но маги на глаз довольно точно определяют. Думаю, ювелирам по глубине царапины, ими же проводимой, пробу определять сложнее. Но вот как сами артефакты сделаны, ни слова сказано не было. А ведь именно это — самое интересное.
Как я понял, фон стихийных составляющих эфира в пятне принципиально от других мест не отличался. А вот некроэфир
