Ноги чуть-чуть сдвинулись, и болото сразу же выпустило новый пузырь газа, освобождая внутри себя место для барахтающегося тела. Топь чавкнула, кочка дернулась и подло сбросила с себя надоевшую удавку. Мерк ухнул в воду, сразу скрывшую его по грудь. И тут он закричал.
Никита ничком лежал на жёсткой траве. От навалившейся жуткой усталости не хотелось даже думать. День только-только перевалил за середину – до ночного отдыха было очень далеко. А значит, ещё несколько часов им предстоит идти по ужасному болоту по колено в холодной мерзкой жиже. Ладони горели и саднили, но хуже всего было то, что в спину как будто забили кол, и она нестерпимо болела.
Тётка Таны, прощаясь с ними ранним утром на краю берёзовой рощицы, за которой начинались земли болотного лана, долго стояла, глядя, как их небольшой отряд двинулся в путь к столице Болотных Пустошей. Она заверила, что этой тропинкой ходили многие, и что путь туда занимает не больше пяти дней. Но это если налегке, а не с больным лекарем, которого нужно было нести. Ладно, хорошо хоть дали с собой хлеба, немного сухого сыра, вяленого мяса и пшена, да приодели в старые, но вполне крепкие вещи.
Тана накануне весь вечер и полночи потратила на уговоры своей родни, но те категорически отказались приютить беглецов даже на несколько дней, требовавшихся для лечения Бракара. За день до их появления в этой Богами забытой деревушке, к старшине поселения прискакали пять пёстро одетых мужчин, вооружённых мечами. Грязно ругаясь, они ткнули в лицо быстро моргавшему от страха старшине, сроду не умевшему читать, приказ о поимке преступников – лекаря Бракара и его помощника Мерка Утопленника, убивших достойного и мирного жителя Сентории Выгу.
Увидев, как загорелись от жадности глаза старшины, услышавшего о награде в 10 литов за поимку и выдачу беглецов, командир отряда добавил, что их укрывательство будет жестоко наказано. Про себя командир решил, что мог бы этого и не говорить – мужик мать родную продаст за такие деньги, не то что каких-то сваргов.
Глядя на измученных беглецов, тётка долго плакала, утирая глаза и громко сморкаясь в фартук сомнительной свежести. Дядька сначала хмуро молчал, а потом заявил, что их счастье, что они пришли уже в темноте, а дом стоит на отшибе, а то бы он и на порог не пустил таких гостей. А так как они с женой люди честные, то им этих шальных денег не надо, но и страдать, не пойми за кого, они не собираются… Поэтому уйти они должны ещё до рассвета, пока добрые соседи чего не пронюхали.
Ник вздохнул и перевернулся на спину. День разгулялся, утренний моросящий туман давно рассеялся, и на открытом месте даже припекало. Зажмурившись, Ник подставил лицо солнцу и лёгкому ветерку. Рула, всю дорогу тащившая котелок и сильно похудевший мешок с остатками продуктов, принесла несколько веток к месту будущего костра, напевая себе под нос какую-то песенку.
Эта девчонка обладала добрым весёлым характером и на первом же привале, едва отойдя от нервного потрясения, с ещё полными слёз глазами, предложила быть в их отряде кухаркой… «как тётя Суза». И вполне прилично варила им нехитрую кашу.
Костёр, поупрямившись, всё же решил разгореться. Котелок был вытащен из мешка, и Рула отправилась с ним к пятну довольно чистой воды, когда из-за чахлых деревьев, густо покрывавших островок, донёсся истошный вопль.
Ник от неожиданности резко сел и завертел головой во все стороны. Тван с Дартом, заснувшим, как только его голова коснулась земли, заворочались и тоже сели, ошалело оглядываясь.
За всё время пути им не попалось ни одной живой души, даже зверьё в этих краях, похоже, не водилось. Крик повторился, но кто это кричал – человек или зверь – они так и не поняли. Тван встал, подхватил брошенный на землю меч и пошёл на звук. Ник двинулся следом.
Островок оказался неожиданно большим – метров сто в ширину. В центре него росли вполне приличные деревца, попалось даже несколько елей, наполнявших местный бледно-зелёный пейзаж своим насыщенным цветом. Настороженно глядя по сторонам, ребята медленно продвигались, пытаясь определить, откуда шёл звук.
Островок закончился, и перед глазами до самого горизонта опять заблестела болотистая равнина. Однообразная и бесконечная Болотная Пустошь. Ник уныло смотрел на нерадостную картину, когда уголком глаза вдруг заметил какое-то шевеление. Повернув голову, он увидел в ярком пятне болотной зелени чёрный лохматый комок, из которого на него смотрели круглые от ужаса глаза.
– Мерк… – Никита с испугом выдохнул и сразу заорал: – Тван, Мерк тонет! Быстрей!
Тван от неожиданности подпрыгнул и завертел головой. Никита уже бежал к тому месту, где метрах в десяти от островка, в болотной жиже торчала голова Мерка. Его рот уже был в воде, и он судорожно крутил головой, стараясь удержать над поверхностью нос. Ник уже вбегал в воду, когда его остановила и отбросила назад рука Твана, в три прыжка догнавшего друга.
– Стой! Нельзя без палки, затянет!
Ник закрутился, ища подходящую палку, но под руки попадались только мелкие прутики и гнилушки. Он кинулся к ближайшему дереву и попытался вырвать его из земли, но дерево явно не планировало так скоро заканчивать свою жизнь. Никита остервенело дергал его, оглядываясь на Мерка и завывая от ужаса. Нос мальчика уже скрылся в жиже, и на поверхности оставались только полные отчаянья и немой мольбы глаза.
Первым к Мерку добрался Тван, срубивший крепкое деревце. Проскочив несколько метров, он упал на живот и протянул его Мерку:
– Хватай, сильнее хватай! Я тащу! Ник, еще палок надо! Давай, Мерк, хватайся!
В глазах Мерка мелькнула надежда. Он дёрнул головой, стараясь вдохнуть хоть немножко воздуха, но трясина была неумолима. Последним усилием, уже с закатывающимися от неимоверного напряжения глазами, Мерк смог вырвать из топи правую руку и ухватиться за протянутую ему палку. Тван потянул, но топь держала крепко. Тван дёрнул сильнее, и пальцы Мерка в липкой тине вдруг заскользили по стволу, цепляясь из последних сил.
– Мерк, держи, не отпускай! Я тяну!
Ник в ужасе застыл на берегу. Тван потянул ещё раз, но пальцы совсем ослабели и соскользнули с палки. Тван подтолкнул палку ближе, сам почти наползая на край топи, но Мерк его уже не видел – вода залила глаза. Рука шарила около ствола деревца, потом пальцы в последний раз скользнули по его коре и, судорожно сжавшись, застыли. Тван в отчаянье заколотил бесполезной уже палкой по воде, но всё было кончено. Ещё несколько мгновений, и трясина поглотила последний клочок непослушных волос.
– Мерк! – Никита завыл от ужаса. Его колотила крупная дрожь, зубы громко стучали. Он не мог поверить, что его друг, его лучший друг, мёртв. Проглочен подлой тварью, умер страшно и бессмысленно. Ещё полчаса назад они вместе петляли в этом болоте, а теперь его не стало. И он, Никита, ничего не смог сделать. Он заорал, швыряя в болото попавшиеся под руки ветки:
– Ты тварь, тварь вонючая, быстро отдай Мерка! Я убью тебя! Гадина! Тварь! Тварь! Мерк…
Тван, вылезший из жижи, грязный, размазывающий по щекам злые слёзы, взглянул на Ника и устало опустился на землю.
Из-за деревьев, тяжело дыша, выбежали девушки и Дарт, прихвативший по дороге на всякий случай увесистую палку. Мелеста, с одного взгляда поняв, что здесь случилось что-то страшное, подошла к Нику и попыталась его обнять, но мальчишка вырвался и, заливаясь слезами, кинулся в глубь островка.
Рула, не понимая причины такого поведения, кинулась следом, выполняя безмолвный приказ своей госпожи.
Окно с треском распахнулось, и порыв ветра, запутавшись в шторе, начал яростно её трепать. Лея нехотя шевельнулась в кресле, в котором она теперь обычно проводила ночи, и плотнее завернулась в старый шерстяной платок. Ветер с наслаждением рвал занавес, щедро обдавая её брызгами холодного дождя.
Шторм, начавшийся после заката, не думал утихать. Небо пронзила яркая вспышка молнии, гром оглушительно прогрохотал где-то совсем рядом. Лея зажала уши руками и, как в детстве, натянула на голову платок. Гроза всегда пугала её своей необъяснимостью и фантастической мощью. «Гнев Богов!» – так говорила её кормилица Тасина, задёргивая плотнее шторы и укрывая девочку мягким тёплым одеялом. – «Но если ты не грешила, госпожа Лея, то и бояться тебе нечего».
В чём же она согрешила теперь? Чем прогневала и кого из Богов, если её прекрасная жизнь в один миг рухнула, раскололась, как это чёрное небо, перечёркнутое бело-голубой молнией? Комнату вновь залил мертвенный свет, и Лея сжалась в кресле в ожидании скорого удара грома.
«Вот так и моя жизнь – яркая короткая вспышка, озарившая все вокруг счастьем и… страшный удар… Только, в отличие от грома, я его совершенно не ожидала», – слёзы наполнили глаза и привычно заструились по бледным щекам.
