Дождь с каждым порывом ветра, беззастенчиво хозяйничавшим в комнате, всё сильнее заливал пол.
«Холодно… Как же холодно… в груди словно камень… душит… Я как в могиле… и внутри меня могила… Боги, я не хочу больше жить…»
Внезапно Лея вскочила с кресла, отбросила платок и, как была босиком, в длинной белой ночной рубахе, подбежала к распахнутому окну и, вскинув красивые руки с изящными ладонями, закричала налетевшему на неё из темноты ветру:
– Боги! Убейте меня! Я не хочу жить! Я не могу жить без Дартона! Вы убили его, мою любовь, мою жизнь – возьмите и меня! Я не могу жить без сердца! Боги! Будьте вы прокляты! За что??
Она кричала в чёрное небо, равнодушное ко всему живущему на земле, и только дождь, заливая её лицо тысячами холодных капель, старался смыть текущие из глаз слёзы.
Молния сверкнула, осветив дворцовый сад, растрёпанный и залитый потоками воды. Лея закрыла лицо руками, её тело задрожало от холода и нервного возбуждения.
– За что?? Будьте вы все прокляты! Все! Как же я вас всех ненавижу! – вода текла по волосам, лицу, рубашке, собираясь на полу вокруг её босых ног в большую лужу. – А больше всех я ненавижу тебя, отец! Боги, если вы есть, покарайте этого убийцу! Пусть он сдохнет в муках, в сто раз страшнее самых страшных мук моего любимого! Как он мог убить моего Дартона? За что?! По одному только домыслу Мустина Беркоста, этой гадюки в шкуре человека…
Бескровные губы Леи дрожали, глаза горели:
– А эта сука Кронария! Она переспала с половиной дворца, наградив папочку крепкими рогами! Любой из них мог стать отцом ублюдка. О-о-о, будь ты проклята, шлюха!
Новый порыв ветра хлестнул Лею мокрой шторой, но она не замечала ни ветра, ни дождя. Она снова вскинула руки и, сверля взглядом кого-то невидимого, прокричала в ночь, стараясь перекрыть шум дождя и ветра:
– Я, Лея из рода Корстаков, клянусь всем, что ещё осталось во мне живого, что отомщу тем, кто виновен в смерти моего любимого Дартона Орстера! Отомщу всем! И я не успокоюсь, пока последний из убийц не сдохнет, проклиная тот день и час, когда он делом или словом помог свершиться страшной несправедливости. Я клянусь, что только увидев могилу последнего врага, я приду к тебе, любимый мой… И мы будем вместе… Вечно…
Сзади распахнулась дверь, голые ноги быстро зашлёпали по залитому дождём полу. Млава, прислужница и верная подруга, кинулась к Лее и, громко крича, вцепилась мёртвой хваткой в её плечо:
– Нет, нет! Госпожа, не надо! Прошу вас! Ой, только не умирайте! Не надо, всё пройдёт, госпожа! Вы же такая молодая и красивая, ой-ой, только не прыгайте! Нет! Вы должны жить!
Лея, смахнув с лица капли дождя, повернулась и, вымученно улыбнувшись, впервые за последние недели тихо произнесла, глядя в выпученные от страха глаза:
– Что это ты придумала? Глупость какая… Я встала закрыть окно. Видишь, дождь хлещет, на полу уже лужа. А ты спишь, как курица безмозглая.
И обхватив себя мокрыми руками и зябко поежившись, пошла к своему креслу. Млава ошарашено смотрела ей вслед. С момента казни Дартона, после недели беспамятства, когда Лея металась в бреду по своей кровати, выкрикивая только одно имя, это были первые произнесённые ею слова.
Всё это время Лея не выходила из своей комнаты и никого не желала видеть, только иногда принимая из рук своей прислужницы чуть-чуть еды и воды. Она осунулась и похудела, глаза ввалились, их окружили тёмные тени, а в углах рта появились горестные морщинки. Часами она сидела в своём любимом кресле, обитом мягкой синей тканью, подобрав под себя ноги и кутаясь в старый тёплый платок – подарок её кормилицы.
Палий приходил дважды, оба раза топтался на пороге, шумно вздыхая, но так и не решился заговорить. Лея даже не повернула в его сторону голову, и Повелитель, вытирая пот с красного лица, молча уходил, тихонько притворив дверь. Великий салвин Эстран также посчитал своим долгом утешить девушку, но его приторно-фальшивая речь быстро увязла в ответном мёртвом молчании.
Млава почти всё время сидела рядом с каким-нибудь рукоделием в руках, стараясь уловить малейшее желание своей госпожи, но Лея была безучастна ко всему. Первые дни Млава пыталась развлекать госпожу, рассказывая ей всякие дворцовые сплетни, но встретив однажды полный слёз, боли и скорби взгляд, запнулась на полуслове, и теперь только тяжело вздыхала, когда замечала, как слёзы опять начинали течь из глаз девушки.
Лея укуталась в платок, минуту постояла, раздумывая, а потом вдруг улеглась в свою кровать, натянула на голову тёплое меховое одеяло и, к удивлению Млавы, приводившей комнату в порядок, через несколько минут уже крепко спала.
Утро с удивлением разглядывало учинённый ночью погром. Все дорожки в саду были завалены сорванными листьями, обломанными ветками и поздними плодами. Цветники за эту ночь растеряли всю свою красоту, и садовники с самого рассвета трудились над тем, что ещё можно было спасти. Умытое солнце радостно заглядывало в каждую лужицу на плитах двора и радужно искрилось в каждой капле.
Мраморные пастушки на балконе прихорашивались, готовясь принимать восхищенные взоры мраморных пастушков. А те, сияя чистыми лицами, уже вовсю ловили лукавые взгляды своих соседок. Птицы звонко щебетали, делясь друг с другом великой радостью – страшная ночь миновала, все они живы и могут дальше порхать, петь и восхищаться светом, солнцем и этим миром.
Лея сладко потянулась, прогоняя последние остатки сна и, откинув одеяло, села. Солнце заливало комнату, но о ночном урагане ещё напоминал мокрый ковёр на полу да неряшливо висевшие занавески. Девушка встала и распахнула окно. В комнату ворвался свежий морской ветерок, весело пробежавший по её лицу, груди и сразу забравшийся под лёгкую рубашку. Лея поёжилась.
– Млава, засоня! Я долго ещё буду тут голая стоять?
Дверь сразу же открылась, и Млава, протирая удивлённые глаза, появилась на пороге комнаты. Копна рыжих волос сползла набок, весёлое круглое лицо с россыпью неистребимых веснушек на курносом носу припухло ото сна. И вся она, такая мягкая и тёплая, ещё совершенно не проснулась и вообще не понимала, что здесь происходит.
Лея расхохоталась. Млава вздрогнула от неожиданности, уставилась на госпожу и, смахнув волосы на другую сторону, вдруг упёрла крепкие руки в крутые бока и тоже захохотала звонким заливистым смехом.
– Отлично! – Едва выдавила через смех Лея. – Прислужница встаёт позже госпожи! Может, прикажешь мне ещё и твой горшок выносить?
Млава икнула и, совсем растерявшись, открыла рот. Это ещё больше развеселило Лею, и она завертелась по комнате, хохоча и выделывая разные танцевальные па:
– Шевелись же, чудо мое! Или ты хочешь, чтобы я умерла с голоду?
Через полчаса, тщательно одетая и причёсанная, Лея в сопровождении прислужницы спустилась в обеденную залу, где уже собрались домочадцы. Младшие сестры мигом замолкли и вытаращились на неё, как на ожившее приведение. Няньки и прислужники учтиво кланялись ей, сразу же начиная шептаться за её спиной.
После завтрака Лея отправилась в сад. Она шла по знакомым дорожкам, провожаемая удивлёнными, любопытными или сочувствующими взглядами попадавшихся ей навстречу людей. Никто не пытался с ней заговорить, она почти не различала их лиц и не старалась вспомнить их имен – сейчас для неё это было совершенно не важно.
Дорожка привела её в дальний конец сада, где у маленького прудика прислонилась к скале небольшая беседка, сплошь увитая розами. Только знающий глаз мог разглядеть в зарослях узкий проход, нырнув в который он оказывался в уютной полутьме, скрытой от всего мира душистым покрывалом. В этом месте, знакомом ей с раннего детства, они с Дартоном проводили свои нечастые тайные встречи.
Лея присела на скамеечку. Почти у самых её ног плескались золотые рыбки, ждущие от своей хозяйки чего-нибудь вкусненького. Как же Лея могла забыть о них!
С грустью девушка оглядела беседку. Её внимание привлёк какой-то предмет, лежащий на земле. Она наклонилась и подняла его. На узкой ладони блестел клочок серебряной бумаги, в которую когда-то была завернута конфета – недавно появившееся необыкновенно вкусное лакомство, которое Дартон где-то раздобыл и принёс ей на последнее свидание.
Глаза наполнились слезами, но Лея до боли стиснула зубы и упрямо мотнула головой. Она крепко зажала бумажку в кулаке. Время слёз прошло. Она знала, что ей нужно делать.
Наступившее утро было холодным и туманным. Туман полз с болота грязными серыми клочками, постепенно поглощая островок. Мелеста поёжилась под шерстяным плащом и, зевнув, потёрла глаза. Пора вставать. Вчерашние ужасные события всех настолько потрясли, что они долго не могли прийти в себя. Они даже не разожгли костер, никто и не вспомнил об ужине.
