Я бросил взгляд на девицу. Она уже слегка оклемалась, массируя затекшие руки, и теперь изучала нашу троицу, прикидывая, какие пакости ей стоит ожидать. Выглядела она не ахти — вся чумазая и побитая, одежда грязная и рваная, взгляд настороженный. И все же имелась в ней природная живость, которую ничем было не скрыть, и которая и стала причиной всех ее бед и неприятностей.
Фон Ремер покопался в одной из сумок и достал оттуда кусок сыра и ломоть хлеба, завернутые в тряпицу.
— Ешьте! Вам нужны силы! А потом умойтесь, у вас помои в волосах! — он почти насильно вручил сыр ведьме, глядя на нее безо всякой приязни, и рыжая это чувствовала, но сыр и хлеб взяла и тут же впилась зубами в угощение. Перед казнью ее явно забыли покормить.
Тевтонец тем временем подошел ко мне и заявил тоном, не предполагавшим возражений:
— Я вычту триста пистолей из вашей доли!
Вот ведь немец-перец-колбаса! Недаром слово «бухгалтер» пришло из немецкого языка. Первым делом считает деньги, нет бы порадоваться, что мы остались живы и здоровы.
— Вычтем их из доли шевалье д'Артаньяна, — предложил я в ответ. — В конце концов, это была его идея. Слышите, д'Артаньян, вы только что потеряли триста пистолей!
Гасконец подбежал к нам. Вот у него с настроением было все в порядке. Его глаза сияли чистой и незамутненной радостью.
— Триста пистолей? Какая мелочь, право слово! Вычитайте! Тем более, я все равно до сих пор не знаю, сколько мне причитается.
— Вы ему не сказали? — удивился фон Ремер.
— Не люблю делить шкуру еще неубитого медведя.
Д'Артаньян переводил взгляд с тевтонца на меня, но в итоге сказал совсем о другом:
— Вы видели, как я там все поджег? Думаю, огонь мог перекинуться и на соседние дома, а там, если повезет, весь городок запылает!
Я не мог слушать гасконца, это было выше моих сил.
— Что вы планируете делать с ведьмой? — тем временем деловито поинтересовался тевтонец. — Можно разложить ее прямо здесь на полянке, а потом отпустить. Мы ее спасли, в знак благодарности она обязана дать каждому хотя бы раза по три.
Вот еще на мою голову сексуальный террорист. Хотя нет, насильно он бы рыжую не завалил, но по всем писанным и неписанным законам, она должна была раздвинуть ноги перед спасителями. С нее, мол, не убудет.
— Вы не забыли, что у вас дома осталась невеста? — ехидно поинтересовался д'Артаньян. — Она вас ждет, вы должны быть ей верны!
— Измены в боевом походе за измены не считаются, — уверенно ответил фон Ремер, и глазом не моргнув. — Тем более это всего лишь ведьма, а значит не совсем женщина.
— А не боитесь, что она вас проклянет, и мужское достоинство перестанет работать? — я слегка припугнул излишне ретивого тевтонца.
Тот надолго задумался и замолчал. Надеюсь, он придет к правильным выводам и отбросит свои притязания на ведьму.
Рыжая как раз умылась в озере, очистившись, насколько возможно, от грязи и помоев. А так же непонятно каким образом, но сумела прикрыть все выступающие сквозь дыры в платье оголенные части тела. Выглядела она на удивление свежо и бодро. Одно слово, ведьма!
— Милостивые господа, — тон у нее был ласковый, голос нежный, а во рту не хватало левого клыка, — позвольте поблагодарить вас за чудесное избавление от смерти и узнать ваши планы касательно моей дальнейшей судьбы! Правда ли, что вы отвезете меня в Париж на личный суд кардинала?
На прямо вопрос положен столь же откровенный ответ. Я долго не раздумывал над словами:
— Сударыня, никто вас в Париж не повезет. В данный момент мы направляемся в прямо противоположную сторону. Можете с этого момента считать себя свободной во всех отношениях, но я бы не советовал вам возвращаться в тот городок. Прекрасно понимаю, что в данную минуты вы крайне стеснены в средствах, поэтому вот вам десяток пистолей — на первое время хватит.
Я достал кошелек и отсчитал монеты, но ведьма приняла их без воодушевления. Перспектива остаться одной у озера ее не прельщала.
— А не могла бы я еще немного попутешествовать с вами. Я прекрасно езжу верхом, а у вас несколько заводных лошадей. Хотя бы до ближайшего крупного города, а там я избавлю вас от обузы в моем лице… Если желаете, могу отблагодарить вас прямо здесь и сейчас в том виде, в коем женщина может отблагодарить мужчину. Всех разом или каждого по отдельности!
Фон Ремер встрепенулся.
— Я же говорил!
Я остановил его взмахом руки.
— Сударыня, вы можете и дальше ехать с нами, но, как видите, на лошадях нет дамских седел. Что же по поводу вашего щедрого предложения, вынужден отказаться от лица всех. Мы не смогли проехать мимо вашей беды, и требовать за это награду было бы не по-мужски.
Ведьма нахмурилась, и я быстро добавил, примерно представляя, как работает женский разум:
— Не сочтите это за оскорбление! Вы прекрасны! Но это против законов чести…
Фон Ремер в очередной раз тяжело вздохнул, окончательно сообразив, что в этот раз ему ничего не обломится. Д'Артаньян же откровенно забавлялся, слушая наш разговор, но никак в него не вступая.
Черты лица ведьмы разгладились. Она впервые улыбнулась и присела в глубоком книксене.
— Меня зовут Лулу, и я с благодарностью принимаю ваше предложение, милостивый господин!
Глава 17
Прибавление в команде нисколько не замедлило наше продвижение вперед. Ведьма Лулу сидела в седле уверенно, по-мужски, с лошадьми обходилась ласково.
Еще помогало то, что теперь мы могли менять лошадей прямо в пути, поэтому остановки наши сократились, и животные не так сильно уставали. Пару раз нам все же пришлось заехать на постоялые дворы, накормить лошадок и дать им напиться, да и нам самим требовался хотя бы минимальный отдых. Но теперь мы выбирали самые отдаленные, и прежде внимательно изучали обстановку вокруг.
Только д'Артаньян, железный человек, постоянно рвался вперед. Дай ему волю, он бы мчался вовсе без остановок. Казалось, этот человек не знал усталости. Даже фон Ремер, для которого наше путешествие значило столь многое, удивленно качал головой, глядя на гасконца.
И не только тевтонец бросал в сторону д'Артаньяна многозначительные взгляды. Лулу, каким-то образом узнавшая, что именно он настоял на ее спасении, теперь старалась держаться поближе к гасконцу. На стоянках она ему первому несла кружку с вином или тарелку с кашей, а во время пути ехала прямо за д'Артаньяном.
Но тот вряд ли замечал эти знаки внимания, а если и замечал, то игнорировал их. Он спас девицу не за спасибо, а по велению сердца. А как спас, тут же позабыл про нее. Широкая душа. На такую душу девиц не напасешься.
День близился к закату, когда тевтонец поравнял со мной свою лошадь и спросил:
— Где вы планируете остановиться на ночь, шевалье?
Само собой получилось так, что руководство экспедицией легло на мои плечи, и это никто не оспаривал. Д'Артаньян в принципе было плевать, кто главный, его больше занимала сама дорога, чем цель, о которой он толком ничего и не знал. А фон Ремер чудным образом переложил ответственность на меня.
— Я бы предпочел вновь переночевать под открытым небом, но нашим лошадям требуется уход. Придется вновь рискнуть и заехать на какой-нибудь постоялый двор. Надеюсь, у ваших врагов не такие длинные руки, чтобы дотянуться до каждого отеля на всем пути!
— Знаете, я был бы рад ошибаться, но уже ни в чем не уверен. Лошадям надо дать хорошенько отдохнуть, вы совершенно правы. Иначе, мы не доберемся у завтрашнему вечеру до Гавра. Корабль с грузом должен прибыть в порт послезавтра после обеда, если все пройдет по плану, и в этот момент мы уже должны быть на месте.
— Должны — значит, будем! — согласился я.
Теоретически, времени вполне хватало. Несмотря на задержки в пути, за два дня мы преодолели большую часть расстояния, находясь сейчас в окрестностях Руана. Даже если к следующему вечеру мы не доберемся до цели, то уж к послезавтрашнему полудню успеем сто процентов. При условии, что нас ничто не задержит в пути.
