Легкие броневики пытались съехать с дороги, чтобы укрыться, но имея большой радиус поворота, не могли это сделать за один прием, а пока маневрировали, их разбивали. А зенитные автоматы своими тридцатисемимиллиметровыми снарядами, да в упор! Организованного сопротивления практически не было на протяжении всего боя, только пару раз из некоторых мест открывался ответный огонь и тут же его давили.
Конечно, немецкая пехота была обучена, сразу же посыпалась из кузовов, залегла и сделала несколько попыток открытия огня. Но шквал огня из пушек, пулеметов, из всех видов стрелкового оружия, практически в упор, не давал ни одного шанса уцелеть, или оказать сопротивления. Эсэсовцы попытались отходить к черно-зеленому лесу и тоже мины, только противопехотки забухали. Мины! Спасения нет!!!
Около трех десятков немцев из машин двигавшихся в начале колонны, энергично подгоняемые офицером, направились в нашу сторону, очевидно намериваясь зайти в тыл и попытаться уничтожить орудийные расчеты. С собой они тащили четыре пулемета МГ-34. По их поведению сразу было видно опытных вояк. Рассредоточившись, короткими перебежками, они шустро приближались к реке. Нельзя было допустить, чтоб они заняли удобные позиции на берегу. Тогда они смогут спокойно обстреливать взвод управления и КНП из своих пулеметов и карабинов, ведь огонь из ППД, которыми вооружены наши на этой дистанции, будет мало эффективен!
Я с ужасом сообразил какую ошибку допустил взводный! Размещая солдат, он по привычке сделал это так, как будто они по — прежнему вооружены АК-74. Нужно было что то срочно предпринимать! Вызвав по рации Нечволодова, я объяснил ему ситуацию. Он врубился моментально и уже через несколько секунд от КНП солидно застучали сразу пара ДШК. Еще их поддержали пулеметы БТРа затаившегося рядом на опушке. Этот огонь был настолько сильным и неожиданным, что потеряв десятка два солдат, и бросив пулеметы, немцы быстренько попрятались по кустам, открыв в нашу сторону лишь редкий огонь из карабинов. Но это уже было не так страшно.
Едва я выдохнул, как в прицел я увидел, что за рекой, километрах в двух от моста, пытается развернуться немецкий артдивизион 105-мм гаубиц. Это была уже реальная опасность. К счастью, эту попытку немцев заметил не только я. Хотя «Гвоздики» и имели только противопульную броню, но она хорошо могла защитить расчеты и орудия от действия осколков немецких снарядов, ведь именно от осколков несли наибольшие потери расчеты полевых орудий. Прямые попадания в орудие, все-таки были довольно редки, а вот снаряд, разорвавшийся рядом, мог осколками уничтожить весь расчет. Орудия самоходного дивизиона открыли сосредоточенный огонь по немецким артиллеристам. В результате обстрела, там загорелось несколько тягачей а часть орудий была попросту разбита.
Головные танки, из остановившейся на противоположном берегу части колонны, в ответ открыли огонь по нашим самоходкам, остальные стали съезжать с насыпи дороги, занимая более удобное положение для стрельбы. Хотя это были легкие танки Т-II и снаряды их 20-ти миллиметровых пушек могли нанести вред САУ только при прямом попадании, им просто не дали развернуться и пристреляться.
Разрывы снарядов добрались до группы бензовозов. Из пробитых осколками цистерн стал разливаться горящий бензин. Увидев это, немецкие солдаты, бросая технику, стали убегать. Вскоре один из бензовозов взорвался, облив струями горящего бензина все, что оказалось поблизости. Через время, глухо бухнув и выбросив вверх грибовидный столб, взорвался второй бензовоз. Дорогу окончательно заволокло черным дымом. Немцам уже стало окончательно не до нас.
Через пять минут, когда на дороге уже не осталось ни одного целого танка, наш дивизион, довернув вправо, совместно с обеими дивизионами укрепрайона стали обстреливать продолжение колонны за мостом, постепенно перенося огонь вдоль дороги. Вскоре и там загорелось несколько машин. Было четко видно, как тяжелые снаряды гаубиц, разрываясь рядом с легким танком, срывали гусеницы и разбивали катки, приводя его ходовую часть в полную негодность.
Поскольку у находившихся в этой части колонны было больше времени оценить обстановку, они начали разбегаться, стараясь убежать как можно дальше от дороги и укрыться в кустарнике.
Над лесом взлетели красная и зеленая ракеты, что означало — пора отходить. Очень жаль, что моим танкистам не довелось сделать ни одного выстрела. Но кто я такой, что бы нарушать приказ?
Сидевшая ближе к берегу, и до этого не обнаружившая себя группа гранатометчиков, стала ползком и короткими перебежками оттягиваться к лесу, соединяясь с остальными. Заметив это, залегшие в кустах на берегу реки, фрицы усилили огонь. Их пулемет на какое то время прижал наших солдат к земле, но вцепившиеся в него ДШК, быстро заткнули немца.
У каждого дивизиона, принимавшего участие в засаде был свой маршрут отхода, и лишь в глубине леса, на широкой просеке, все мы должны были собраться в общую колонну. Мы, бригада Москаленко и уровские артиллеристы.
Соблюдая маскировку и прикрывая друг друга, мы организованно оттянулись к лесу, и пристроившись за последним орудием третьей батареи, скрылись в лесу. У всех было приподнятое настроение. Сегодня мы воочию увидели всю мощь нашего оружия. Сегодняшний бой, когда за пять минут было уничтожено больше полутора сотен ста единиц вражеской техники, — это было НЕЧТО!
Когда вся колонна уже вытянулась на широкой просеке, в воздухе показался самолет — разведчик «Рама», а вскоре появилась девятка Ю-87. Вероятно, кто-то из разгромленной колонны успел сообщить о нападении и немцы решили уничтожить наглецов, сделавших им такую «каку».
Приказав всем укрыться в танках, я через приоткрытый люк продолжил наблюдение. Привыкшие к полному отсутствию средств ПВО у наших войск, «Юнкерсы» не спеша становились в круг, готовясь к бомбометанию. Снизу за их маневрами чутко следили тонкие стволы наших «Шилок». Когда ведущий сделал крен, собираясь перейти в пикирование на цель, все ЗСУшки открыли огонь.
Вероятно, цели у них были распределены, потому что трассы впились в фюзеляжи сразу шести самолетов. Висевшие на внешней подвеске бомбы, у одного из них, взорвались, превращая бомбардировщик в огненный шар. Две машины отдельными фрагментами падали на землю, а за тремя потянулись черные хвосты дыма. Остальные самолеты шарахнулись в стороны, но им не удалось уйти. Последовал еще один залп «Шилок», еще два огненных цветка распустилось в небе, а один самолет чадно дымя, клюнул носом и устремился к земле.
Сообразив, что сейчас на нас посыплются осколки взорвавшихся самолетов, я захлопнул люк. По броне несколько раз сильно ударило и с крышки люка, которую я только что закрыл, посыпалась мне лицо металлическая пыль. Увидев ее, заряжающий заметил:
— Вовремя Вы голову убрали, товарищ капитан!
— Да, а кое кто, когда я всех загонял внутрь, ворчал, что не даю им посмотреть! Было б вам сейчас кино, железякой по башке!
Когда от мощных взрывов вздрогнула земля, я успокаивающе сказал:
— Сбитые «Юнкерсы» врезались в землю и взорвались!
Выждав еще немного, я выглянул из люка. Вокруг танков валялись мелкие и крупные остатки самолетов, на броне было несколько небольших вмятин и царапин, однако, ни приборы наблюдения, ни пулеметы не пострадали.
Не ушел от расплаты и самолет разведчик. Покончив с «Юнкерсами», ЗСУшки ударили по нему. Конечно, это выглядело не так эффектно, он просто выпустил шлейф дыма из горящих двигателей, упал с лес и взорвался. Удивительно, но никто из летчиков не выпрыгнул с парашютом. Скорее всего, от «Шилок» досталось не только самолетам, но и экипажам.
Общая колонна успела пройти уже около пятнадцати километров, несколько раз меняя направление движения, и замаскироваться в лесу, дожидаясь темноты, когда высоко в небе опять загудел самолет разведчик. Боясь опуститься ниже, он нарезал круги, пытаясь обнаружить тех, кто сегодня так сильно обидел доблестную немецкую армию и знатно пощипал героев «Люфтваффе». Через время, видя, что по нему не стреляют, он опустился ниже, но все его попытки нас обнаружить были тщетны, мы растворились в лесу, как кусок сахара в стакане горячего чая.
