— Не вам меня судить! — взвизгнул Кауров.
Я знал, что мои слова его зацепят, заставят потерять хладнокровие, а, значит, и осторожность. В таком состоянии противник способен сболтнуть лишнее, однако Каурова не зря готовили в «Мужестве». Он быстро, слишком быстро взял себя в руки и успокоился.
— Бог с ним! — махнул рукой арестованный. — Ладно, ваша взяла. Не вижу смысла запираться. Да, моя фамилия Кауров, я — полковник русской армии. Вот уже пять лет как давлю красную нечисть и намерен делать это до самой смерти. Это последнее, что вы от меня услышите, граждане большевички… Даже если станете меня пытать!
На его устах появилась презрительная улыбка.
— Пытать?! Вас?! — Я сделал вид, что потрясён. — Да никогда в жизни!
Кауров торжествующе поднял нос.
И тут я вспомнил его панический страх перед Громом. На память сразу пришла сценка из «К-9 — Собачьей работы» — американского комедийного боевика с Джоном Белуши. Если слегка сымпровизировать, получится то, что надо.
— Константин Генрихович, — обратился я к Лаубе.
— Слушаю вас, Георгий Олегович, — с готовностью ответил тот.
— Прикажите, пожалуйста, вашему четвероногому другу взять в пасть хозяйство этого несговорчивого террориста. Пока деликатно, без зубок, но, если наш приятель заартачится, пусть Гром хорошенько сожмёт челюсти и оторвёт… кхм… мужское достоинство на хрен!
Лаубе усмехнулся.
— Как скажете, Генрих Олегович. Тем более сегодня Гром ещё не ужинал.
Он с видимым удовольствием подыгрывал мне.
Кауров побледнел.
— Вы… Вы не сделаете это! — почти простонал арестованный.
— Почему? — почти искренне удивился я.
— Это бесчеловечно! Нельзя так поступать с арестованными!
— Пф-ф-ф! — продолжил ухмыляться я. — Мы — большевики, красная нечисть, выражаясь вашими же словами. С какой стати нам быть гуманными к какому-то вшивому террористу, пускающему в расход мирных граждан? Лично мне кажется, что вы вполне заслужили такой кары. А пёс своего ужина.
Для морального давления я специально напирал на то, что считаю его террористом. В принципе, он и сам это понимал, просто пока артачился, изображая борца с режимом. Ничего, с помощью пса верну его с небес на землю, заставлю снять с башки терновый венец мученика.
Я кивнул Лаубе.
— Действуйте!
— Гром! — позвал старый сыщик.
Пёс навострил уши и зарычал. Он и без того не выглядел «мимимишным», а уж когда открыл пасть и обнажил клыки, эффект оказался впечатляющим.
Собака Баскервилей в сравнении с Громом казалась безобидной болонкой.
Даже мне слегка стало не по себе, а Каурова окончательно проняло.
— Хорошо, я всё расскажу, только уберите этого пса, — Будь его воля, он бы залез на потолок, но пока лишь заелозил ногами, стараясь оказаться как можно дальше от скалящейся собаки.
Я отвернулся в сторону, чтобы сдержать усмешку. Вот так порой и удаётся расколоть тех, кто мнит себя твёрдым орешком.
— Спасибо, Гром! — Я не удержался от соблазна погладить животное.
Из Грома вышел бы эффектный «детектор лжи».
— Предупреждаю, гражданин Кауров, если почувствую, что вы намеренно вводите нас в заблуждение, с огромным удовольствием натравлю на вас пса.
— Не надо собаки! Я же сказал, что расскажу всё! — простонал арестованный.
— А это мы сейчас проверим, — торжественно объявил я. — Итак, мой первый вопрос: кто прикрывает вас по линии ГПУ?
— А вы не боитесь последствий, если я вам отвечу? — ответил после короткой паузы Кауров.
— Давайте, я буду это решать. Повторяю вопрос: кто из сотрудников ГПУ работает на вас?
Допрос продлился почти до утра. Леонов и Лаубе по очереди писали протокол, пока я задавал вопросы. Информация из Каурова просто лилась рекой.
Чего-то я не знал, о чём-то догадывался, а что-то стало для меня сюрпризом. Всплыли крайне любопытные вещи по уволенному мной начальнику угро.
— Откуда вы знаете Филатова? — поинтересовался я.
Мы порядком устали к тому моменту, как я задал этот вопрос. Лаубе заклевал носом, и его положили спать.
— Нас свёл один общий знакомый. Его фамилия Соболев, он нэпман, держит лавку скобяных товаров. Филатов вымогал у него взятку. Я попросил Соболева свести нас, поскольку понял, что такой человек в органах, падкий на деньги, может оказаться полезным. Я договорился о встрече с Филатовым в ресторане, угостил его ужином. В итоге мы быстро нашли общий язык.
— И Филатов согласился сотрудничать с контрреволюционным подпольем?
— Этот человек продаст за деньги даже родную мать. Я ему хорошо платил, он за это снабжал меня сведениями.
— Только сведениями?
— Ну, почему… Иногда он выполнял для меня некоторые деликатные поручения.
— Например?
Кауров заёрзал.
— Давайте, не стесняйтесь. Вы и без того наговорили довольно много, — произнёс я и для убедительности покосился на мирно спящего возле хозяина Грома.
— Скажем, не так давно я дал ему задание устранить вас, — с трудом выдавил из себя Кауров.
Он явно опасался моей реакции, однако я флегматично уточнил:
— Это было первое его задание такого рода?
Арестованный, увидев, что я совершенно спокоен, облегчённо выдохнул:
— От меня — да. Однако, как выяснилось, убивать начальников милиции ему не в новинку.
— Что вы хотите этим сказать? — насторожился я.
Леонов тоже оторвал голову от бумаги и внимательно всмотрелся в Каурова.
— Филатов и его помощник… не помню его фамилию… Знаю лишь, что он тоже работал в уголовном розыске.
— Случайно, не Митрохин? — догадался я.
— Точно! Митрохин! — подтвердил Кауров. — Так вот, Филатов и Митрохин убили прошлого начальника милиции — Токмакова.
Я чуть не подпрыгнул. Просто охренеть! Все считали, что смерть Токмакова — дело рук Алмаза. А тут вдруг такой крутой поворот. Есть с чего открыть рот от удивления…
— Откуда вам это известно?
— Филатов сам сказал. Похвастался во время одной из наших встреч. Он тогда порядком нализался и не контролировал себя.
Кауров спохватился:
— Прошу отметить в протоколе: приказа устранить Токмакова я Филатову не отдавал. Он действовал исключительно по личной инициативе. Более того, это никоим образом не было связано с действиями организации «Мужество», отделением которой я руковожу.
— Обязательно отметим. А Филатов не сообщил вам, что заставило его пойти на это преступление? — Я посмотрел на разом взмокшего Леонова.
Парень даже схватился за воротник гимнастёрки, словно та его душила.
Он только-только оправился после известия о том, кто стоял за спиной у Каурова, а тут ещё одна, ставящая всё с ног на голову, новость.
Я и сам находился почти в шоковом состоянии. И ведь непохоже, что беляк врёт. Какой смысл ему наговаривать на Филатова?
— Токмаков узнал о его тёмных делишках. Филатов испугался, что всё вскроется, включая нашу связь. Делом могло заинтересоваться местное ГПУ, и тогда всё бы пропало. Высшая мера социальной справедливости или как там ещё у вас называется расстрел?
Я промолчал, и Кауров продолжил:
— Филатов, конечно, жадный, но далеко не дурак. Обставил всё так, чтобы подозрение упало на бандитов. Тем более Алмаз давно мечтал свести с Токмаковым счёты. В итоге все поверили в эту версию.
Это точно. Даже Смушко был убеждён в ней на сто процентов и эту же уверенность передал мне. Ну а я вместо того, чтобы копнуть историю поглубже, занялся хитрым планом по истреблению шайки Алмаза.
Хороший урок на будущее, товарищ начальник милиции! Нельзя принимать на веру даже то, что всем кажется незыблемой вещью.
— Да, ему удалось всех провести, — с горечью признал я. — А вы знаете, что погиб не только Токмаков? Была убита и вся его семья. Жену и дочь Бориса изнасиловали на глазах у мужа.
— Лес рубят, щепки летят, — поморщился Кауров, а я ощутил желание как следует врезать ему по поганой морде.
Нужно быть последней сволочью, чтобы так считать. Неужели, Кауров окончательно превратился в какого-то выродка? А ведь когда-то это был блестящий офицер…
