большего.
Николов подмигнул:
- Скажу вам по секрету, ротмистр: офицеры в полку переживают за вашу судьбу, а подполковник Али Кули Мирза уже все уши прожужжал моему начальству, грозился дойти аж до самого государя!
Я невольно закашлялся. Приятно, блин, когда тебя настолько ценят! Правда, это не спасает от губы, но… чего там переживать из-за пустяков.
Оно, конечно, слушать бы в свой адрес дифирамбы и слушать, однако я вспоминаю о более важном на текущий момент.
- Господин полковник, помните, я разговаривал с вами о ловушке, которую японцы могут устроить для нашего флота в Цусимском проливе?
- Безусловно, - мрачнеет Николов.
- Моя информация… подтвердилась? – с замиранием сердца спрашиваю я, а сам молюсь, чтобы этого не произошло, и наш флот остался цел.
- Эскадра ещё в пути, - поясняет Николов. – Я, конечно, воспользовался кое-какими своими связями, чтобы о ваших соображениях донесли адмиралу Рожественскому, но, как понимаете, флот есть флот… Боюсь, к моим словам там не отнеслись в полной мере серьёзно, тем более, особо их подкрепить нечем.
Это да, учебника истории из будущего под рукой у меня нет, так что предвидения какого-то сухопутного штабс-ротмистра в глазах мореманов не стоят и выеденного яйца. Но надежда умирает последней. Вдруг Рожественский примет хоть какие-то меры предосторожности?
В то, что удастся разбить японцев на море, я не верю, их флот на голову выше нашего, что, собственно, и покажет Цусима, однако, если часть кораблей какими-то кривулями сможет дойти до Порта-Артура, многое в его обороне изменится, и зимой 1904-го крепость не падёт.
- Разрешите поделиться с вами ещё одним предчувствием? – спрашиваю я.
Подполковник догадывается, что ничего хорошего из моих уст не услышит и мрачно кивает:
- Безусловно.
- Я очень переживаю за судьбу Порт-Артура…
- А что с ним? Гарнизон сражается и весьма неплохо.
- Так и есть, но японцы готовят решающую атаку. В общем, есть вероятность, что в декабре этого года они его возьмут.
- Вы с ума сошли! – вскидывается Николов.
- Больше всего на свете я бы хотел, чтобы это было именно так. Но, если мы ничего не изменим, Порт-Артур падёт через несколько месяцев. И это неприятный, но факт, - говорить правду, вроде, легко и просто, но у меня аж душа наизнанку выворачивается.
Собеседник чувствует, что я не вру, окидывает меня задумчивым взглядом.
- Вы очень необычный молодой человек, не зря так мне приглянулись в прошлый раз.
Поскольку не знаю, что ответить, предпочитаю промолчать.
Николов смотрит в окно.
- Не возражаете, если мы продолжим наш разговор по дороге?
- Какой дороге? – не понимаю я.
- Вы ведь не откажете мне в любезности сопроводить меня в поездке? Пусть ротмистра Дзатоев тут разгребает свои дела, а мне пора к себе, в штаб контрразведки.
- На улице темно. Вы собираетесь ехать на ночь? На дорогах может быть неспокойно.
- Поэтому я и хочу, чтобы вы помогли нам добраться без происшествий. Ваше начальство не будет возражать, - улыбается он.
Догадываюсь, что это ему не вожжа под хвост попала, а, действительно, необходимо возвращаться.
- Служба-с, - вздыхает Николов.
Выбора у меня точно нет (а ну, попробуй, откажи контрразведке?), поэтому щёлкаю каблуками (эх, пропали моя ванная, душ и какава с чаём!) и склоняю подбородок:
- Сочту за честь!
- Прекрасно. Ваша лошадь ждёт вас на коновязи у дверей штаба, - сообщает хорошую новость контрразведка. – Но мы поедем в моём авто.
В авто, так в авто. Хоть кое-какие навыки прошлого владельца тела ко мне вернулись, бравым наездником я себя не считаю.
Выходим на улицу. Темень такая, что не видно ни зги, пусть я и понятия не имею, что это за штука такая – «зга». Не видно и всё тут.
Вот и знакомая машина, и водитель-вампир на месте. Пусть он, вроде, и на нашей стороне, всё равно мне как-то не по себе, особенно после той сцены, когда он пил кровь из японцев. Вроде и увидел лишь краем глаза, а всё равно… бр!
Вместе с полковником садимся на заднее виденье, коняшку привязываем к машине, эта «Антилопа Гну» быстро не бегает, так что ещё не известно, кто быстрее устанет: чудо техники начала двадцатого века или прекрасное животное.
Насколько понимаю, вампиры прекрасно видят в темноте, так что вряд ли угодим в аварию. Правда, на сей раз вольноопределяющийся Кузьмин снял очки-консервы, и его глаза стали походить на кошачьи.
Мерно затарахтел двигатель, автомобиль пару раз дёрнулся и сдвинулся с места.
- Хорошо на свободе? – заходит с дежурного вопроса Николов.
- Спрашиваете! – усмехаюсь я. – На свободе и дышится иначе. Полной грудью…
- Признаюсь, я неспроста попросил вас разделить дорогу со мной… Задали вы мне задачку.
- Не понимаю вас, господин полковник.
- Попрошу без чинов, Николай Михалыч.
- Как скажете, Сергей Красенович.
Он ненадолго замолкает.
- Я не первый год живу на свете, многое повидал, причём, такого, что врагу не пожелаешь. Так что меня сложно удивить. Но вы, Николай Михалыч, просто какой-то ходячий набор вопросов, причём, без ответов.
Разговор явно ведётся неспроста. Пожимаю плечами:
- Попробуйте спросить, может, я смогу дать вам ответ.
- Кто вы такой?
- Э… Штабс-ротмистр Николай Гордеев, выпускник Тверского кавалерийского училища.
У Николова кривится лицо.
- Пожалуйста, не надо врать, Николай Михалыч или как вас там зовут на самом деле… Неважно. Главное другое - на вас офицерский мундир, не срамите погоны, - задевает за святое он.
- А вам точно нужно знать правду, Сергей Красенович? – смотрю на него и прикидываю возможный ход действий.
- Работа у меня такая – узнавать правду. – вздыхает он. – Вы умный человек, должны понимать, что я не с бухты-барахты затеял этот разговор.
- Разве я в чём-то прокололся?
- Теперь это так называется среди молодёжи? Не знал… Знаете, внешне вы всё тот же Гордеев, каким были до госпиталя – мать родная не отличит. И при этом путаетесь в собственном прошлом, не знаете элементарных вещей, а эта история с амнезией… Даже не смешно, Николай Михалыч. Звучит, конечно, правдоподобно, но до поры до времени, пока вами не займётся настоящий специалист. А у нас есть такие спецы, уж поверьте мне на слово.
- Верю…
Если станет совсем жарко, боюсь, подполковника придётся убрать, пусть он и вызывает у меня искреннюю симпатию. Нормальный мужик, но
