Я наблюдал сверху, как на входе в ущелье кружились Ми-8е и подошедшая к ним пара Ми-24. А затем, как они уходили в сторону района рассредоточения техники.
— 203й, я Купол, вашей группе уход на базу. Связь с Окабом.
— Купол, понял вас. Группа, переходим на стартовый канал.
По прилёту я не знал, за что переживать больше. Судьба командира неизвестна, как отработали наши экипажи тоже, что произошло с авианаводчиком просто непонятно. Хотя… зачем себя обманывать и тешить надеждами, что в таких мясорубках у передового авианаводчика ПАНа есть шанс выжить. Но, всё же, эта штука «надежда» всегда умирает последней.
— Чего задумался, Сергеич? — спросил у меня Дубок, когда я снимал шлем, сидя в кабине.
— Чего там говорят про пехоту в ущелье?
— Ничего не говорят. Тишина, а это, сам понимаешь, что значит, — сказал Елисеевич и протянул мне свою «именную» конфету.
— Не лезет чего-то, — сказал я, вылезая на лестницу.
— Традиции нарушать нельзя. Бери. Пока только говорю, — с серьёзным видом сказал Дубок и повторно протянул мне конфетку.
— Тебе откажешь! Спасибо, Елисеич.
— Командира уже везут на вертолёте сюда, — сказал Дубок, помогая мне снять подвесную. — Алексеевич живой. А вот хенерал этот, с пятачком вместо носа, ходит тут и жалуется, чего так долго.
— А он-то куда торопится? — спросил я, отстёгивая наколенный планшет.
— Да пёс его поймёт, Сергеич! — воскликнул Дубок. — Отдыхай, а я тут пока поработаю, — похлопал он меня по плечу.
После таких прикосновений моего техника я обычно потом разминаю плечо. Рука-то у него тяжёлая!
На посадочном курсе показались пара Ми-8. На самой стоянке столпилось много народу, в том числе и медиков. Оля, нервно прохаживалась из стороны в сторону. Увидев меня, она, как я заметил, с трудом поборола желание подбежать ко мне. Не совру, что я бы этого очень хотел, но пока мы соблюдаем конспирацию.
Бажанян, который тоже был на месте, сказал, что прикрывать Томина пришлось долго.
— Там всё хорошо. Мамой мне поклялись вертикальные, что командир в порядке. Говорят, матерится только много, но это он может, — сказал Араратович, который уже снял всё своё снаряжение и надел фуражку.
— А где наш бравый организатор? — спросил Валера.
— Да лучше бы его не было. Мне кажется, что сейчас скандала не избежать, — ответил Бажанян.
— Тигран Араратович, так что ж там было? Как получилось, что сбили командира? — спросил я.
Зам по лётной рассказал, что отработали по цели конкретно. Камня на камне не оставили.
— Только вот командир сомневался, стоит ли бомбить. Слишком мирной выглядела цель, — сказал Гнётов, который шёл в паре с Томиным. — А этот Хреков в эфир орёт, мол, под суд отдаст.
— Короче, отработали, — сказал Буянов. — А когда пошли на обратный, нас вперёд пропустили, а по командиру, как по замыкающему, отработали. И удачно.
— Духи через минут десять начали сбегаться с холмов. Небольшими группами, — продолжил рассказ Гнётов, у которого немного тряслись руки. — Я уже и на сверхзвуке пролетел, и всю пушку отстрелял, а они всё прут.
— Но вертушки быстро подошли, — махнул в сторону вертолётов Бажанян. — Пришлось им пострелять знатно.
Вертолёт зашёл на посадку прямо на стоянку. К нему устремились несколько человек в белых халатах, наша бригада и несколько техников. Боковая дверь открылась, и на бетонку спрыгнул Томин.
Весь в пыли, лицо разодрано, шлема нет и очень злое выражение лица.
— Давайте-ка, грузим парня, — показал он руками и потянулся в кабину.
На брезенте лежало израненное тело бортового техника, а следом за ним из грузовой кабины вынесли ещё одного. В нём я узнал одного из фельдшеров с медсанбата. Они частенько летают на эвакуацию, чтобы сразу оказывать помощь. А тут, он сам попал под пулю.
Командир что-то сказал докторам и захлопнул за ними двери УАЗика «таблетки».
К нему начали подходить с докладами, но он только отмахивался и говорил подойти позже. Отряхиваясь, Томин подошёл к нам и попросил сигарету.
— Спасибо, мужики. Прикрыли. И вертолётчикам спасибо, — сказал командир, прогибаясь в спине. — Зажали там конкретно. Да и вообще — нас там ждали. Чётко отработали по ведомому… и группы своих бандитов отправили ко мне незамедлительно.
— И вряд ли это крестьяне, так? — спросил Валера.
— Подтвердил. Вообще, ни разу не крестьяне. Я выстрелил всё. Две гранаты только осталось и магазин в Стечкине.
Взвизгнув тормозами, рядом с нашей толпой остановился командирский автомобиль, из которого вышли Хреков и тот самый полковник, которому не нравилось наше недовольство построением.
— Доложите, полковник Томин! — официально заявил Хреков, подойдя к нам.
Немного подумав, мы неохотно выстроились в линию. Всё-таки, генерал! Командир же продолжал стоять на своём месте и курить.
— Почему не прибыли на КП для доклада?
Томин внимательно взглянул на генерала, сделал пару затяжек и отвернулся от него, выпустив дым в другую сторону.
— Я жду, Томин! — повысил голос Хреков.
Валерий Алексеевич поправил форму, немного утёр лицо и вновь повернулся к отвратительной физиономии.
— Я обо всём доложу, товарищ генерал, да только не вам.
Хреков побагровел, задёргался и стал угрожать какими-то разбирательствами, увольнениями, комиссиями и всем в этом роде. Как же мерзок, этот хмырь! Из всех хреновых людей в этом времени, этот генерал возглавляет топ подобных персонажей.
— Вы меня поняли, товарищ полковник? — спросил Хреков, на что Томин молча кивнул. — А теперь, я слушаю ваш доклад и побыстрее. У меня вылет скоро в Кабул.
Томин повернулся к нам, слегка посмеялся и снова обратил свой взор на Хрекова.
— Пошёл в жопу, козёл. Вот вам мой доклад, товарищ генерал, — сказал Томин и, пожав каждому из нас руку, не замечая криков Хрекова, пошёл к своему УАЗику.
Глава 21
Нас Хреков не отпускал ещё минут десять, разбирая с нами каждую деталь полёта. Был он недоволен всем — от качества связи до быстроты реагирования экипажа поисково-спасательного обеспечения. Не знаю, авиационный он генерал или «кабинетный», но в тонкостях этого вида обеспечения боевых действий он явно не смыслит. Ни один из вертолётов не дежурил в это время в воздухе, хотя при каждом ударе они, как правило, висят в воздухе, готовые как можно быстрее прийти на выручку своим.
Зато всё, что ему не понравилось, записал его помощник.
— Подполковник Бажанян, на каком основании вы не вернулись на аэродром посадки в назначенное время? Сожгли керосин, между прочим! — прочитал Хреков одно из замечаний.
— Мы осуществляли прикрытие сбитого лётчика, как это предписано моральными нормами, — объяснил Араратович.
— Моральные нормы? Вы так пытаетесь оправдать своё самоуправство? В каких это вы документах по ведению боевых действий нашли словосочетание «руководствоваться моральными нормами»? — вступил в разговор помощник генерала. — Ответьте, будьте так любезны.
Ох, я бы сейчас ему ответил! Почему же на нас выпало, что эти ребятки приехали в наш полк, а не куда-нибудь в Хост, где духи буквально тебе «будь здоров» со всех сторон, когда ты чихнёшь?
— Вы, товарищи офицеры, хотите и войну выиграть, и по закону воевать, — ответил Бажанян. — Не получится так и получаться не будет. Почему же мы не получили сведений о засаде? Вы доводили, что по данным разведки, противодействия там не будет.
— Не надо сейчас искать виновных, — замахал руками генерал. Сам-то он чем сейчас занимается, поросёнок песочный?
— А вот вы мне и скажите — почему его сбили? — ткнул пальцем в грудь Араратовича Хреков. — Как так получилось, что вы, как ведущий группы в тот момент не контролировали наземную обстановку и вывели всех на засаду?
С каждым своим новым вопросом Хреков всё больше рискует не улететь с этой базы. Насколько нужно быть придурком, чтобы предъявлять такие претензии Бажаняну?
— Если вы спрашиваете напрямую, товарищ генерал, то о засаде я не знал. На то она и засада, — спокойно сказал Бажанян и сделал пару шагов из строя в направлении генерала. — А вот почему в нашем залёте не участвовали вертолёты, которые должны были дежурить в воздухе на такой вот случай, это уже ваше упущение, — тихо произнёс Араратович.
