– Лады. Как скажете. Ну, давайте вот хоть с акваблока и начнем. Заходите. Вот тут у нас, значит, три рабочих места «холодных». И два «горячих». Обратите внимание: сливы, пол – метлахская плитка на цементе. Два слоя, так что нигде не течем-с, аккуратно и культурненько. Первое «холодное», это, так сказать, классический римский «как-кап», – ротмистр весело рассмеялся, глядя на явное смятение чувств, отразившееся на лице его нового знакомого. – Вы как инженер должны оценить простоту и, я бы сказал даже, гениальность этого устройства более чем тысячелетней давности. Вот этими ремнями клиент фиксируется на сиденье так, что шевелиться не может. Тем более головой трясти. Волосы на темени мы ему бреем, как у ксендза католического. На этой стойке, вот тут, крепится десятилитровая водяная емкость. И, заметьте, высота падения капли варьируется, как и, соответственно, сила удара ее. Частота – вот этим вот крантиком. Оптимальные режимы еще предстоит подобрать, но на максимале, полагаю, уровень полной откровенности часов через пять-шесть процедуры – гарантирован. Сутки – полное душевное помешательство. На выходе – пожизненный идиот. Тихий или буйный – это уже вопрос индивидуальности. Но повторюсь, это теоретически. Требует проверки практикой для набора статистики.
Далее у нас – «бочка». Тут тоже не все столь примитивно, как при царе Горохе. Наш клиент фиксируется ногами на ее дне, после чего мы начинаем заполнение емкости. Температуру настраиваем этими двумя кранами. Водонагреватель на двести литров, этого более чем достаточно. Скорость залива регулируем вот этим краником. А здесь – слив в нескольких режимах. Так что захлебываться в ней можно часами. Ну, а вот тут будет наше самое хитрое! Моя идея. «Электрический бассейн». Хотели сперва совместить с «бочкой». Для экономии места и средств. Но потом я убедил Василия Александровича, что располагать тело в горизонтальной плоскости удобнее. Как раз здесь вы мне и понадобитесь, Николай Генрихович. Чтобы сразу не лишить сознания нашего клиента, нужно правильно рассчитать подаваемые напряжения, силу тока и оптимально выбрать места подключения. И регулировок. Вот смотрите, – Павлов склонился над кафельным бортиком емкости. – Идите-ка сюда…
И в этот момент за спиной «лектора» раздался грохот.
– Что с вами?! Господи! Василий Александрович, а вы куда смотрели?! Ведь он же головой ударился!
– Странно. Вроде крепкий мужик. И полвойны на «Варяге», Чемульпо, Кадзима… Жив?
– Дышит. Я побежал доктора искать… Вы побудете с ним?
– Конечно, только халат чистый дайте, если бинтов нет еще в хозяйстве, надо скорее кровь остановить.
– Да есть и бинты. Вот держите. Я скоро!
– Да уж, постарайтесь, Владимир Игоревич.
– Ох, нам конфуз-то такой некстати…
– Или, наоборот, в самую дындочку, – промурлыкал себе под нос Балк, когда дверь за Павловым, опрометью бросившимся за подмогой, захлопнулась. – Ну, а что? Уже вполне играемый вариант вырисовывается, пожалуй. Ладно, займемся медициной, а то течет с него… ну, вот так. Не чалма, но тоже неплохо.
– Что? Никак очнулся? Замечательно, дорогуша. Не смей трогать повязку! Лежи и не шевелись. Барышня кисейная. Игорич за докторами побежал, так что мы пока тут одни. Молчи и слушай…
– Ох, голова…
– Приложился ты очень качественно. Почти виском, об угол кафельный. До кости прошиб, шрам-красавец обеспечен, но жить будешь. Кровь я уже практически остановил, вода холодная. Короче, Бог тебя либо шибко любит, либо молился ты ему очень хорошо, господин несостоявшийся дезертир-перебежчик, но…
– Я…
– Молчать, сказал. И тупо выполнять что прикажу, если пожить хочешь. Долго и счастливо. Понял меня?
– Да. Но как это я…
– Что? Увидел, как это, и в аут? Ну-ка, попробуй еще чирикни мне, мля, о правах человека и гуманности. Мы на войне, понял. А с волками жить, по-волчьи выть. Знаешь такую поговорку? Ну и умница. Теперь еще одну запомни: мы не волки позорные, а санитары леса. И заруби себе на носу: это – наш лес. И все, что в нем выросло, а это и твой мосх, в частности, тоже наше, российское. Кто нам нужен и полезен там, с тем, может, и поделимся, но ни Эдисон, ни Вестингауз в их число не входят. Все понял?
– Понял. Значит, вы еще там все… И вы меня сразу не…
– Я все твои компы лучше тебя знал. В той части, которая меня интересовала. Я там хлебушек-то даром не кушал. Даже анатомовский. Да и здесь ничьей дармовщинкой не пробавляюсь. А что сразу тут не завалил… ну, извини, появилась задумка одна на твой счет. Которую ты своей глупостью чуть псу под хвост не пустил. Теперь так… ты ничего не помнишь и никого не узнаешь. Ни-ко-го. Ясно? Хорошо. И до тех пор, пока я к тебе прямо не обращаюсь наедине, ты эту роль играешь. Это ясно? Еще лучше. Тыкс… слышишь? Похоже, Игорич возвращается.
Итак, у нас травматическая амнезия. Типа сэр Генри после знакомства с собакой Баскервилей. И никаких чтоб мне глупостей. А я к председателю. Начнем тебя, кызла самодеятельная, отмазывать. Ох, грехи мои тяжкие… Но чтоб такие совпадения, блин?! Поживешь тут с вами, глядишь, действительно в Бога верить начнешь.
* * *
Сегодня он первый раз шел со службы домой. К себе домой. Туда, где его ждет единственная и неповторимая, его любимая женщина. Но где всё, кроме света ее глаз, тепла ее рук и волшебной музыки ее голоса, пока – совершенно чужое и незнакомое. Всё, это в смысле: почти совсем всё. За исключением их мелких пожитков с Дальнего Востока, целиком помещавшихся в трех чемоданах. «Такая вот, панимаишь, загогулина… – Балк внезапно рассмеялся, непроизвольно сбиваясь с привычного ритма шага. – И именно с теми, памятными ельцинскими интонациями и тоном. Или как там еще было, по киношной классике, а? Хороший дом, хорошая жена! Что еще нужно, чтобы встретить старость?»
Совещание у председателя закончилось в девять, и Батюшин хотел подбросить его домой на моторе, но Василий решил немного пройтись. Вернее – продышаться, поскольку оказалось, что его новое общество нещадно курило, не исключая и самого Зубатова.
Но главное, ему хотелось побыть «наедине с собою». Спокойно подумать о последних событиях, отягощенных попыткой побега «дяди Фрида», рискованным, попахивающим опасностью провала, вояжем Вадика в компании кайзера и явно обозначившимся намерением эсеровских отморозков развернуть в стране Большой террор.
А о чем ином могут свидетельствовать два практически одновременных покушения на старика Победоносцева и великого князя Сергея? А благополучно предотвращенная попытка организовать взрыв в Мариинке, во время прибытия туда царя и кайзера? Хвала Евно Азефу, как говорится. Слава богу, что программу приема немецкого императора подкорректировали, а Красина со всей гоп-компанией Зубатов и Дурново решили брать сразу, не дожидаясь возможных осложнений. И то сказать, – не заболело бы у Вильгельма ухо, что бы еще эти деятели придумали?
Если взглянуть на ситуацию без эмоций, лучшего варианта рассорить нас с немцами, чем убийство кайзера в русской столице, трудно было найти. Так что, как вынужденный экспресс-ответ на происходящее со стороны истинных кукловодов нашего радикального подполья, покушение на экселенца было вполне логичным и более чем вероятным ходом.
Здорово беспокоил и вопрос охраны государя во время поездки на восток. Хоть он и навязал Спиридовичу пятерых своих лучших «волкодавов» – морпехов с тщательно проинструктированным умницей Костей Унковским, еще у Артура демонстрировавшим Василию блестящие задатки будущего матерого группера, на душе было беспокойно.
А вдобавок ко всем этим «радостям» бытия – «аттракцион невиданной щедрости» от Мишкина. Тот, в котором им с Верочкой теперь предстоит жить…
Тяжелые хлопья мокрого снега, словно соскальзывая с невидимых нитей, валились на город с мутного низкого неба. Зима в этом году упрямо не желала сдаваться. Уже бессильная днем, она вторые сутки подряд сердито подсыпала под ноги снежно-водяной жижи в сумерках. Но мокрые потуги сварливой старушенции, не желающей уступать место под солнцем юной красавице, не волновали неторопливо идущего вдоль ограды Летнего сада офицера: длинный плащ с пелериной и капюшоном поверх шинели, позаимствованный из гардероба морских офицеров для формы ИССП по настоянию Балка, вполне оправдывал свое предназначение. От базового образца его отличало одно: вместо львиных голов в роли декора застежек, которыми так гордились флотские, у рыцарей плаща и кинжала цепочку держали две оскалившиеся волчьи…
