В общем — засмотрелся. Точно — нужна подруга, вопрос стоит ребром, можно сказать. Кристина — девушка приятная, но она дала понять четко и недвусмысленно: серьезные отношения с уруком ее не интересуют. А то, что между нами было…
— Куда прешь, скотина⁈ — раздался возмущенный голос откуда-то из района моей грудной клетки.
Я от неожиданности даже шаг назад сделал, освобождая себе оперативный простор и осматриваясь. Однако! Какой-то тип в университетской форме смотрел на меня горящими от ненависти глазами, сжав кулаки и оскалившись.
— Ты кто, бестолочь? — спросил его я. — Откуда взялся?
— Я-а-а-а? — задохнулся парень, подпуская петуха в голосе.
— Ну, не я же! Я в библиотеку иду, а ты мне под ноги кидаешься и обзываешься. Соответственно, бестолочь — ты!
Бестолочь выглядел как восемнадцати- или двадцатилетний молодой человек, с лицом породистым, но испорченным то ли употреблением спиртного или иных дурманящих веществ, то ли многократно сбитым режимом труда и отдыха.
— В библиотеку⁈ — студент вдруг щелкнул пальцами и один из них — большой — окутался пламенем. — Урук идет в библиотеку, неслыханно! Нет, это неслыханно!
Вокруг нас собралась уже небольшая толпа — те самые эльфийки с придворными, несколько ребят из ЧГУ и стайка белых халатов. Ситуация вырисовывалась идиотская. Отчасти я и сам вроде как виноват — задумался о всяких юбочках-беретиках, ножках и попках, вот и едва не наступил на этого шкета. Не нужно было мне наступать на шкета, нужно было по ближайшей лестнице подниматься к библиотеке и не задерживаться. Потому я вежливо поинтересовался:
— А из жопы огонь пускать умеешь?
Парень вдруг начал сильно краснеть так, что мне показалось, будто его сейчас хватит удар, что для его возраста в общем-то нехарактерно. Он дулся и пыжился, и из носа у него натуральным образом пошел дым и из ушей — тоже, и я вправду подумал, что сейчас он перданет пламенем и улетит на Марс, но нет — огнем окуталась всего лишь вся его пятерня.
— Не обжегся? Хочешь, я подую? — участливо спросил я.
Вокруг уже откровенно ржали. Я, правда, не до конца понял — над чем, но попасть в библиотеку правда хотелось, поэтому я просто взял студента за плечи, отставил в стороночку и двинулся вверх по ступеням туда, где виднелась белоснежная колоннада Сан-Себастьянской сокровищницы книжного знания.
Сзади вдруг полыхнуло, спину ожгло злыми кусачими искорками, народ заверещал… Обернувшись и тут же уходя в перекат, я обалдело констатировал: бестолочь-то теперь напоминал огненный столб! Под ним плавились ступени, одежда давно сгорела, парень сам, похоже, не ожидал такой напасти и теперь бегал туда-сюда и орал внутри пламени, совершенно ничего не соображая.
Полыхал уже павильон остановки общественного транспорта, занялись огнем пальмы, высаженные вдоль тротуара… Черт знает что! Думать было некогда: этот болван сейчас спалит всё вокруг! Прикинув расстояние до ближайшего фонтанчика, я с диким ревом «Я-А-А-А-АТЬ!!!» рванул вниз по ступенькам, вломил плечом поддых огненному мальчику, чувствуя, как горят волосы и припекается к коже одежда, в десять огромных прыжков пересек отделяющее от спасительной воды расстояние и плюхнулся туда вместе с парнишей. Шипенье поднялось адово, золотые рыбки, очевидно, сварились, на предплечье у меня полыхала золотом татау с атомарной моделью, воняло паленой псиной, всё вокруг было в пару и дыму, завывали сирены аварийных служб, орали студенты…
Пацан подо мной плакал навзрыд. Я с кряхтеньем и матерщиной приподнялся, откатился с его тушки в сторону, выпутал из значительно укоротившихся волос парочку вареных рыб, а потом глянул на студентика. Совсем голый и ни разу не обгорелый, он сидел и рыдал самозабвенно и в голос. Я протянул руку и похлопал его по щеке:
— Не расстраивайся!
Это ведь так работает? Скажешь — не нервничай, он и перестанет. Попросишь не расстраиваться — и всё, веселья, ять, полные штаны! Но, надеюсь, прозвучало участливо. По крайней мере, я старался. Человек-факел диковато глянул на меня и снова разрыдался. Я стянул с себя пропаленную во многих местах футболку с уцелевшей тупейшей надписью и протянул ее пареньку:
— Мудя-то прикрой. Срамно! — и заржал, осознав на секунду абсурдность ситуации.
Какой-то прыщавый малолетний пиромант, какие-то варёные золотые рыбки… Кто еще мог так тупо влететь, как не я? И кто мог бы уцелеть в таком сраном переплете? Я примерно представлял, что произошло на самом деле, но высказать соображения не успел — всё завертелось со страшной силой.
— Участковый пристав Скворешня, р-р-разрешите поинтересоваться, КОЙ ХРЕН ТУТ ПРОИСХОДИТ? — мне понадобились неимоверные усилия, чтобы не скатиться в новый приступ гомерического хохота: у местной полиции что, все фамилии птичьи? Перепелка, Скворешня… Дичь какая!
Но Скворешня выглядел люто: висячие усы, огромный рост — как и у Перепелки — вместо ног — сверкающие протезы, форменный китель блестит целым иконостасом наградных значков и медалей, в глазах — абсолютная решимость «тащить и не пущать».
— Отставить, господин обер-вахмистр! — раздался хорошо поставленный знакомый голос.
И когда только светлейший князь успел… А! Действительно — он ведь мастер оказываться там, где нужно и тогда, когда нужно… Георгий Михайлович Воронцов шагал по обгорелой площади, а опричники носились целым табуном там и сям и поливали из огнетушителей очаги возгорания.
— Филипп Абрамович Текели, я полагаю? — произнес его сиятельство. — Поздравляю, это инициация второго порядка. Я уже сообщил вашему папеньке, то-то он обрадуется!
— П-правда? — Филипп Абрамович поднял свои заплаканные глаза. — А вот это вот всё… А как я теперь… А что папенька…
— А вот это всё мы возместим из спецфонда Собрания магов Сан-Себастьянского сервитута, — сделал небрежный жест его светлость. — Талалихин! Срочно раздобудь его благородию какую-нибудь соответствующую одежду! Козинец — свяжитесь с университетом, сообщите, что Филипп Текели на занятия сегодня не явится, его взял на поруки князь Воронцов… Так. А это у нас кто?
— Это я, ваша светлость! — я помахал ему рукой. — А можно и мне что-то из одежды, а то тут такая вот бяка получилась…
— Бабай Сархан собственной персоной! — светлейший князь улыбнулся, в его глазах плясали задорные искорки. — То есть, наследник рода баронов Текели теперь обязан жизнью и магией небезызвестному уруку-полукровке! Какой, однако, пердюмонокль! Филипп Абрамович, вы слышали? Вы теперь должник господина Бабая Сархана. Господин обер-вахмистр, у вас же есть доступ к камерам, верно? Что здесь произошло?
Грозный полицейский с хромированными ногами замер на секунду. У него не было кибермонокля, как у Перепелки, зато имелись очки дополненной реальности, и теперь обер-вахмистр, видимо, просматривал запись последних событий.
— Так это, ваша светлость… Всё как вы сказали. Эти двое столкнулись, что-то говорили, его благородие серчал и из пальца огонь выпустил, а потом этот убл… уро… Этот Бабай Сархан взял — и переставил его с места на место и пошел своей дорогой. Тут его благородие и полыхнул, стало быть, как и полагается — инициация второго порядка.
— Ай-яй-яй, — погрозил голому Филлипу пальцем светлейший князь и поцыкал зубом. — Нехорошо, Филиппушко, народ магическими способностями пугать. Ну что бы вы сделали черному уруку вашим костерком-с-ноготок? Эпиляцию бровей? Это Бабай Сархан, ресторатор с Маяка, убийца чудовищ и звезда Сети. Он делает из таких, как ты эту, как ее… Мясное блюдо! И заворачивает в тонкие лепешки.
— Шаурму, — сказал я. — Но из колдунятины у меня донера пока не было. Из говядины был, из курятины был, из свинятины — тоже. Из волшебнятины — нет. Я вообще идейный противник каннибализма, если честно!
— Вот! — воздел палец к небу князь Воронцов. — Идейный противник каннибализма. Считай — тебе повезло.
Филипп Абрамович сидел ни жив, ни мертв. Наконец объявился Талалихин с добытыми где-то шмотками, закованной в броню рукой протянул юному пироманту шорты и футболку, а мне — безразмерную черную кофту с капюшоном.