Продавщица нас прекрасно видела, но сделала вид, что занята, черкая что-то в тетрадке. Мы и сами понимали, что её дело важное, не то что наша глупость, и не торопили мадам.
– Кассета всего одна, – признался я.
– Я знаю где купить, – отмахнулся парень. – Дам сто пятьдесят рублей.
Я размышлял, не подстава ли это, после кагэбешника «Антона» и кагэбешника Виктора Николаевича я всех подозреваю. Что-то много их около меня стало крутиться. И если вы такие бдительные, как вы страну-то просохатили? Да непохоже, вон, сколько эта «толстячка» успела слопать, они тут минут тридцать сидят, не меньше, снежок на их одежде растаял, а на моей пока нет. А что я сюда зайду, я и сам не знал. Парень моё молчание и раздумье истолковал по-своему.
– Двести двадцать! – нет с собой больше, а ты, я слышал, улетаешь, – продолжал он, глядя на продавщицу.
Та наконец отложила тетрадь, и величавым линкором двигалась в нашу сторону.
– Время ещё до вылета есть, может, есть на что поменять? – спросил я.
– Цветомузыка есть, игровая приставка «Видеоспорт-3», надо? – сказал стиляга и начал делать заказ.
– Давай, – решаюсь я. – И то и то!
– Хм, смотри, цветомузыка стоит сто сорок пять рублей, год назад брал, это госцена, а «Видеоспорт» стоит девяносто шесть, тоже прошлый год и тоже госцена. Итого, если с рук брать, рублей триста! – поясняет парень, ожидая пока нам нальют какао.
– Минус износ за год, процентов двадцать, – торгуюсь я.
– Пусть так, двести пятьдесят оно стоит, а износа почти нет, это подарки мои, родные на двадцатилетие надарили. Твой «полароид» стоит сто пятьдесят, плюс семьдесят кассета, минус износ, итого не хватает тебе на обмен! Добивай полтинник, и обменяемся, а я тебя ещё и в аэропорт отвезу! – уговаривает меня коммерсант. – Мне очень надо, обещал подружке подарок сделать на днюху, а меня кинули с фотиком, а тут ты.
Фарцовщик он, что ли? Так цены знает хорошо. И как везти это всё? Багаж возьму потом, конечно, но разбиться ценные вещи могут. Как бы упаковать всё?
– Согласен! – решаюсь я.
– Лизон! Толяныч к нам в гости едет, твои рисунки смотреть, я уговорил, – врёт парень.
– Игорь, ну зачем ты сказал! Я не люблю лишнего внимания! – первый раз за всё время деваха сказала умную вещь.
Лизон, несмотря на свои сетования насчёт лишнего веса, бодро впилась зубами ещё в одно пирожное, показав подлинное счастье сладкоежки на своём личике, и сразу от этих простых человеческих эмоций стала симпатичнее.
Парочка студентов МГИМО! Я, оказывается, забрёл в его окрестности, была на колёсах. Не пафосная «волга», а обычный «четыреста двенадцатый», но внутри всё было очень кошерно. Правильно, как я привык. Чехлы – кожа, сзади на спинке – массажёр, магнитола, и вообще, машина блестела. Цвет только подкачал, красный.
– Цвет мне не нравится, а так ездить можно, – довольно сказала Лизон, усаживаясь на место штурмана, оставляя мне заднее сиденье.
Игорь недовольно поморщился, видно тема заезженная и больная.
– Что бы ты, Лиза, понимала, красный цвет – самый безопасный у машины, они реже попадают в аварии, – заступился за машину я.
– Это потому что их мало, – уверенно и с обычным апломбом заявила Лиза. – Красная – бе-е-е!
– Речь идёт о пропорциях, допустим, красная машина попадает в аварию одна из сотни, а любого другого цвета в несколько раз чаще. Красный цвет и для встречных машин непривычен, водители невольно настораживаются и едут аккуратнее, – поясняю я.
– А-а-а! – задумалось «толстеющее» чудо. – Только это не про Игоря, ему уже раз пять машину чинили!
– Я паркуюсь плохо, – сразу оправдался брат.
Доехали быстро, пробок нет. Откуда им быть? Лизка ускакала вперёд нас, а мы, поставив машину на площадку около соседнего дома, пошли пешком, переговариваясь.
– Как там Венгрия? – спросил Игорь у меня. – Я там ещё не был.
– Купальни понравились, и фотовыставка, – отделался общими словами.
Подходя к дому, я понял, что парочка не из простой семьи. Как понял? Кремль было видно! В парадной сидела консьержка, она, осмотрев меня внимательнее, чем на таможне, сразу нас огорчила:
– Света нет уже полчаса, лифты не работают!
– Да нам на седьмой, что мы, пешком не дойдём? – отмахнулся Игорь.
А между седьмым и шестом этажами нас ждала засада! Стояло трое парней, все возраста Игоря, и роста примерно моего. Накачанные. Морды наглые. Курили. Площадка была широкая, метров двадцать, но парни ютились в закутке около мусорки. Гоняют их за курение, наверное.
– О, кто идёт! Стукачок! Чё, Игорёша, опять бабушке пожалуешься, – загоготал один из них, а его спутники подхватили.
Игорёк сразу стал меньше ростом и опустил глаза.
– Игорян, братуха, это что за козлы? Почему они у нас на пути стоят? – весело спросил я, только теперь понимая, что нифига Игорь не комитетский.
– Не трогай их, они – спортсмены, – дернул за рукав меня Игорь, но, разумеется, уже было поздно.
Кодла такой наезд не оставит без внимания.
– Ты чё? Кого козлом назвал? – «говорливый» сделал шаг ко мне от мусопровода.
Ему хватило одного удара в солнечное сплетение! Чем удобен этот удар, так тем, что пострадавший орать не может, воздуха ему не хватает. Паренёк осел, а я, скинув дублёнку, чтобы не мешала, отоварил обоих его приятелей хуками в челюсть. Брызнула кровь, парни впечатлись в стену.
– Я тебя, козёл, назвал козлом, потому что ты козёл и есть, – четко выговорил я, глядя сверху вниз на первого. – Это чё за беспредельщики и чего они тут трутся?
– Греются они тут, вахтёрша их пускает, она вон его бабка – сразу пояснил Игорь.
– А что не скажешь родным, пусть эту саботажницу пинком на улицу выгонят?
– Говорил уже, только хуже. Её слово против моего, – мрачно сказал Игорь.
– Ну теперь ещё и моё слово вместе с твоим, – весело сказал я.
– Слышь, утырки, ещё раз сюда зайдёте, я вам все кости переломаю, и жопу порву на британский флаг, – говорю уже очухавшимся хулиганам.
– Ты чё, боксер? – орёт один самый смелый, а может и не смелый, просто он в район лестницы упал и может удрать.
–Он боксер! – сфокусировался говорливый на моем разрядном значке.
– Толян, пошли, – сказал мой новый товарищ, увидев как приоткрылась чья-то дверь.
– Куда пошли? Они тут натоптали, бычки вон, кровь на полу, пусть убирают! – возмутился я.
– Да пошёл ты! – рванул вниз тот, что был у лестницы.
– Ну, бандосы, раз друг вас бросил, будете вдвоём тут всё фигачить, – весело говорю я. Открытая дверь была Игоря, и оттуда выглядывала любопытная Лизкина мордаха.
Надежды на трудовую сознательность хулиганов у меня не было никакой, дрянь, а не люди! Пришлось самому контролировать процесс. Заодно научил их мыть полы как в армии, самолично накрошив в ведро, мыло и заставив раскидать веником пену. За время трудовой повинности два раза высовывалась голова бабушки, наверное, той, которой жаловался Игорь, но высовывалась, молча, из любопытства. Наконец пол блестел как у кота яйца, но я, привередничал, принимая работу.
– Вот тут кусок пены на стене, чего не стёр? Да рукавом вытирай! Вся блатная босота так делает! Чтобы вас тут не видел больше и друга моего стороной обходите, если челюсти жалко.
В просторной квартире с высокими потолками, нас встретила домработница с тапочками. Я всё равно разулся, не люблю ходить обутым по дому.
– Это те хулиганы, про которых ты говорил? – сверлила нас глазами сухонькая, но крепкая ещё бабулька.
Игорь кивнул.
– Они его били два раза, – радостно сдала брата дурочка Лизка.
– Представляете, идём, а они драку затеяли, курят, мусорят! – пытаюсь состроить рожу котика из мультика про Шрека, но видно получается плохо.
– Значит, обманула меня Тимофеевна, а ведь столько лет дружим! И в глаза говорит, мол, в туалет отошла, они и проскочили, наверное, – расстроилась бабушка.
– Позвольте представиться! Знакомый ваших внуков, Анатолий…
