— Ружье утопил, утку не догнал! — вторил Шафиров.
— Это потому что у вас утки неправильные, их шестнадцатый калибр не берет, — отшучивался я.
— Мазила ты, Чапыра, — беззлобно припечатал меня Шафиров.
После бани все завалились спать. Так что разговор, ради которого я поехал на охоту, состоялся лишь вечером под тот же самый самогон. Закуской в этот раз служили охрененно вкусно зажаренные рыжики с картошкой и запеченная в печи утка.
— Альберт, в капстрану тебя пока отправить не получается, — Свиридов начал с плохой новости. — Могу устроить поездку в страну соцлагеря. С выездом туда, думаю, у тебя проблем не возникнет.
— А круиз на теплоходе? — спросил я, чувствуя, как настроение стремительно падает.
— Пока невозможно, — отрицательно помотал он головой, цепляя вилкой огурец.
— А можно узнать почему?
— Во-первых, ты не женат, — ответил он, когда прожевал.
— В смысле? — не понял я — Как эти вещи взаимосвязаны?
— Тесно, — подключился к разговору Шафиров. — Холостяков за границу не выпускают.
— Почему? — я все еще не въезжал.
— Ты с луны что ли свалился? Никогда о таком не слышал? — Шафиров нацелился на утку.
— Нет, — честно ответил я.
— Жена — это гарантия, что ты вернешься из поездки, — пояснил он мне.
— Так я и без жены вернусь, — заверил их я. — Я просто хочу посмотреть мир и всё. Эмиграция в мои планы не входит. У меня здесь карьера в гору идет. Я что дурак бежать от перспектив?
— Мы то тебе верим, Альберт, но есть порядок выезда советских граждан в капиталистические страны и ради тебя никто его нарушать не будет. Без наличия жены комитет тебе разрешение на выезд не даст.
— То есть, если я женюсь, то меня выпустят? — уточнил я.
— Если женишься, то твое заявление о выезде возьмут на рассмотрение, — расплывчато ответил Свиридов.
— Но все равно могут отказать? — правильно расценил я размытую формулировку.
— Будут проверять. Тебя и твоих родственников, родственников жены, и если там все нормально и при наличии положительных характеристик, то, скорее всего, выезд одобрят.
— А с женой выехать нельзя? На медовый месяц, например.
— Нет, — помотал головой Свиридов. — С женой можно, если тут дети останутся.
Я смотрел на невозмутимые лица моих собутыльников и охреневал. Для них эта дикость была обыденной.
— Так что думай, — отпив рассола, и причмокнув от удовольствия, сказал Свиридов.
— Может, все-таки, в Прагу слетаешь? — спросил Шафиров. — Был я там, лет восемь назад. Красивый город, — сказав это, полковник о чем-то задумался.
— Для выезда в Чехословакию тоже серьезно проверяют, — поморщился Свиридов. — Я бы посоветовал Болгарию. Там и море есть, как ты хотел.
Прежде чем дать ответ, я снова выпил, затем закусил, ощущая, как пьянею.
— Я вот думаю, может мне тогда легче в космос слетать? — наконец, заговорил я. — А что? — хмыкнул, глядя на вытянутые лица больших начальников. — Буду первым космическим туристом. Наделаю фоток с орбиты. Прославлюсь на весь мир. Может меня хоть тогда выпустят на него посмотреть?
Шафиров подавился собственным смехом
— Космический турист! — хмыкнул он, когда прокашлялся.
— Все-равно жениться придется, — тоже смеясь подначил меня Свиридов.
— На случай если я вдруг в соседнюю галактику свалю? — стало как-то тоскливо.
Глава 18
Утро понедельника себя оправдало. Голова гудела, Курбанов орал.
— Чапыра, ты где в субботу шлялся?!
— Я не шлялся, — привычно отозвался я, морщась от шума, — я отдыхал. Выходной у меня был законный, товарищ майор.
— Следователь, если ты не знал, обязан сообщать место, где его можно в случае чего найти! — не унимался Курбанов.
Это у нас оперативка так душевно начиналась. Долго не виделись. Вот и соскучились друг по другу.
— Зачем меня искать? Дайте отдохнуть спокойно, — я уныло покосился на кресло.
Посыпались смешки коллег, но первый зам быстро всех заткнул до бледного вида.
— Чего стряслось-то? — все же решил поинтересоваться я в наступившей тишине. Так-то мне было насрать, но слишком раздраженным был сегодня Курбанов, и это в какой-то степени интриговало, да и демонстрировать начальству безразличие как-то недальновидно.
— Дело у нас город забрал! Вот что стряслось! — передразнил он меня на последнем слове.
— Так я бы все равно его не отбил, — удивился я, сразу поняв о каком уголовном деле идет речь. Где я, а где городское следствие. Что-то я вообще перестал его понимать. Чего он на меня взъелся?
Оказалось, из городского следственного управления приехали за делом в субботу. Их опер поработал в СИЗО с Овсянниковым и тот взял на себя еще несколько эпизодов из других районов. Городские поспешили забрать у нас дело, чтобы самим предъявить обвинение. Вот Курбанов и бесился — увели палки из-под носа. А на меня взъелся потому что единолично был вынужден им в выходные материалы дела передавать и некоторые моменты пояснить не мог, например, то, как я вообще вышел на воров. Отправленный за мной наряд ППС дома меня не застал. Так что выглядел первый зам перед коллегами из УВД бледно.
— Еще раз спрашиваю, где ты был? — не унимался первый зам, но обороты сбавил, лишь буравил меня раздраженным взглядом.
Головачева сегодня не было, и оперативное совещание проводил Курбанов, вот и отыгрывал роль самого большого босса.
— На охоте я был, — вот привязался. С похмелья и без того тяжко, еще и этот на мою больную голову.
— Отлично, значит претендент на завтрашнее дежурство у нас уже есть! — ядовито закончил Курбанов.
Коллеги как-то сразу посвежели лицом и перетекли в расслабленные позы. Замещать заболевшую Акимову никто не стремился.
— Так я же в четверг дежурю! — возмутился я.
— Ничего страшного, отдежуришь и во вторник.
— Так-то мне по закону два выходных после дежурства полагаются, — вновь напомнил я о себе, а то Курбанов перешел к другой важной теме — срокам по уголовным делам.
— Хватит уже отдыхать! Работать надо! — наехал он на меня.
С досады я плюхнулся в кресло. Майор что-то проворчал по этому поводу, но я, не реагируя, сосредоточенно смотрел в окно. Думал, чего мне теперь делать. Вариантов было три. Первый — жениться и надеяться на то, что пройду проверку и меня выпустят за границу. Второй — взять путевку в страну соцлагеря и оттуда пробиваться на Запад. Третье — ехать в Москву, выцепить на улице сотрудника посольства ФРГ и передать через него письмо для «отца». И четвертый — действовать по первоначальному варианту, то есть ехать на юг и искать контрабандистов. Вот только у каждого из этих способов были свои риски. Если в первом случае меня просто не выпустят, то в остальных, если поймают — посадят, а в четвертом — еще и убить могут. Да и про «отца» я знаю только имя и что несколько лет назад он проживал в Мюнхене, и нет гарантий, что он все еще жив.
В обеденный перерыв, отделавшись от Войченко, когда тот пытался выспросить у меня подробности охоты, сгонял до универа и выцепил возле иняза девушку Женю, что обещала обучить меня немецкому языку.
— Привет. Отлично выглядишь, — перегородил я ей дорогу.
Девушка как раз перебегала из одного корпуса в другой. Ее драповое пальто было расстегнуто, открывая свисающий почти до колен вязанный шарф в яркую полоску.
— О, Альберт! А я думала, что ты обо мне забыл, — кокетливо ответила она на приветствие.
— Извини, были дела. Но теперь я весь твой, — моя загадочная фраза произвела на девушку нужное впечатление, и мы договорились о вечернем занятии. Написав ей свой адрес в конспекте, я поспешил вернуться в отдел, пока меня не хватились.
Остаток рабочего дня я потратил на сочинение письма «отцу», а затем сочинял текст, куда вписал задействованные в письме выражения. Вечером попрошу Женю написать его мне.
Девушка просьбе не удивилась. Ее занимало совсем другое. Прочитав оставленную Анечкой на обоях надпись, хмыкнула, стрельнула в меня глазами и продолжила обследовать квартиру. Я гостеприимно следовал за ней и отвечал на ее вопросы, а когда дошли до спальни, то занялись немецким. В какой-то момент мы поменялись ролями и теперь уже я отыгрывал роль учителя и зачитывал Жене текст под диктовку, а девушка, как прилежная ученица, его записывала. Потом я проверял.
