мой друг на долговом крючке сидит.
— Не все так просто, Андрей, — вздохнул Осинкин. — В милиции тебе никто не поможет. Гоша Индия нужен кому-то. Не трогаем мы его, начальство по рукам бьет, лишь только в его сторону посмотрим.
— Как же так? В центре города банда процветает.
— Ну не банда, а организованная группа, — поправил участковый. — Не грабят, не убивают. Тихо мирно предоставляют гражданам не совсем законный досуг. Сильно не наглеют, но на должников, кто сразу рассчитаться не смог, процент вешают, это да. Но заявлений пока на них прямых не было. Находят люди деньги, чтобы с Гошей рассчитаться.
— Кто их крышует?
— Что? — не понял Осинкин.
— Прикрывает кто?
— Честно, Петров, не знаю. Я и так тебе лишнего наговорил. Но только для того, чтобы ты дальше не лез. Не твоя эта битва, не по зубам тебе такой противник. Забудь, а фишку выкинь. Деньги же ты свои за нее заплатил. Если что, скажешь, что потерял. А играть передумал. Никто ж силой играть не заставляет.
— Не заставляет, — кивнул я. — Только Гоша использует слабости людей. Азарт называется. Многие за игру последнюю рубаху готовы отдать. Но даже потом не останавливаются. В долги залазят. Неправильно это…
— Иди домой, Петров. Я на сход граждан уже опаздываю. И это… Береги себя. Тебе еще в школу милиции поступать. Курсант.
— Ладно, дядь Петь, спасибо не буду говорить, не помог ты мне, но все понимаю. Против системы не попрешь, особенно когда погоны жмут.
— Откуда ты такой взялся, Петров? Все ты знаешь.
— Книжек много читал, дядь Петь.
Я вышел от Осинкина с двояким чувством. С одной стороны, мой план по пресечению игорного бизнеса Гоши провалился, и милиция Новоульяновска в лице участкового Осинкина не оправдала моих надежд. С другой стороны, все оказалось гораздо сложнее, чем я предполагал, но тем больше во мне просыпался охотничий азарт опера. Тот, кто их крышует, явно птица высокого полета. Кроме милиции еще, в конце концов, есть КГБ. Но туда точно соваться не стоит. Эти меня самого раскусить могут. Не может вчерашний советский школьник планировать операцию, чтобы накрыть подпольное казино.
Бабушку через дорогу перевести, огород ветерану полить, или другие Тимуровские подвиги совершить — это пожалуйста. А с организованной преступностью бороться — диво дивное. Большинство советских граждан даже не знает о ее существовании. В газетах о таком не пишут. В фильмах только про банды грабителей показывают, а зарождение мафиозной структуры и разрастание теневой экономики остается за кадром.
Я брел по улице и размышлял. Вертел в руках фишку. Что дальше? Реально отыграться в подпольном казино невозможно. Скорее русалка на шпагат сядет. Там подсадные в тандеме играют. Если клиент денежный, то обирают его не сразу. Дают сначала крылья расправить и почувствовать себя полубогом. А потом р-раз. И пустой. Клиент не верит. Как так? Это, наверное, случайность. Он же весь вечер выигрывал. Помаленьку, но выигрывал и вперед шел. За большим кушем. Значит, надо играть дальше. На то и расчёт, что человек вовремя не всегда остановиться может.
Ладно… Завтра уже пятница. На игру все-таки схожу. Разнюхаю, что к чему. Присмотрюсь. Может мысль какая появится, как их за жабры взять. В худшем случае двадцать пять кровных проиграю. А может повезет и на подъеме сольюсь. Если меня по схеме разводить будут, с этой суммы я еще чуть-чуть навариться должен прежде, чем ее лишусь. Чтобы желание не отбивалось снова прийти.
Я не заметил, как очутился в своем подъезде. Поднялся на этаж и постучал. Дверь открыла обеспокоенная мать:
— Андрюша, ты где ходишь? Ужин остыл. Я тебя потеряла. Тебе, кстати, письмо пришло…
Глава 16
— Что за письмо? — удивился я. — От кого?
— Сам увидишь, — хитро улыбнулась мать. — У тебя в комнате на комоде лежит.
Письма мне никогда никто не присылал. Память Петрова об этом мне точно говорила. Некому было писать. Первое в этой жизни почтовое послание я получил из школы милиции, когда в больнице лежал.
Я поспешил в комнату. На массивном комоде из цельного дерева белел заветный конвертик. Любопытство раздирало меня на части.
Я взял письмо и придвинулся к настольной лампе. На лицевой стороне аккуратным женским почерком выведены ровные, как постриженные кусты возле горисполкома, буквы. В строчке обратный адрес написано: г. Москва, ул. Островитянова, д.1, медицинский институт им. Н. И. Пирогова, общежитие № 2, ком. 205.
Сердце приятно екнуло. Разорвал конверт. Тетрадный листок в клетку исполосован почти одинаковыми рядами строчек.
Катя писала, что поступила, и что больше не злится на меня (естественно, иначе бы не написала). В Москве ей нравится, но она скучает по нашему городу (по нему ли?)
Учеба начинается не первого сентября, а с отсрочкой на две недели, но в Новоульяновске она будет не скоро, только после зимней сессии, так как сейчас их отправляют в Подмосковье на сельхозработы, помогать местным колхозам копать картошку. Каждому студенту даже выдали памятку на бумажке, она взяла две и одну вложила в конверт, будто-бы в свое оправдание. На тонком желтом листочке памятки чернел печатный текст: «Товарищ, возьми с собой: сапоги, непромокаемую накидку от дождя, телогрейку или тёплую куртку, шерстяные носки, перчатки резиновые и хлопчатобумажные…»
Во как передо мной отчиталась. Думает, я не поверю. Но я, вообще-то, ее и так не ждал. От слова совсем.
Ну, ничего, на картошке развеется и выкинет меня из головы. Вечерние посиделки у костра с гитарами, новое общение, суп из тушенки, запеченная в углях картошка и прочий романтик. Девка она видная, студентики за ней в очередь выстроятся. Я сам застал еще то время и помню славные битвы за урожай.
И в эту эпоху, и в мою бытность на картошку направляли в обязаловку. В некоторых ВУЗах даже на целый месяц. Считай, как вахту отработать, и увиливать было нельзя, если только удавалось справку медицинскую раздобыть, что немощный и больной. Но такой ерундой почти никто не занимался, большинству студентов нравилось сменить обстановку.
Романтика своего рода. Сколько первых влюбленностей взошло на этих полях и грядках.
