* * *
Я и забыл, какое это блаженство — лежать в ванне! Зажмурил от удовольствия глаза (из воды выглядывало лишь моё лицо и колени). Прислушивался к гулу газового водонагревателя и к шуму всё ещё падавшей в ванну воды. В общежитии я мылся только в душе (в относительно нормальном: в семидесятом году там ещё не бегали и не визжали крысы, как в девяностых). В пятой городской больнице тоже стоял под водной струёй, а не балдел в джакузи. Я догадывался, что секс с комсомолкой мне сегодня не светил. Но чувствовал, как согревались моё продрогшее под дождём тело (а ведь я переживал, что запарюсь в свитере и пальто), и думал: заночевать в квартире Нежиных стоило даже ради одного этого удовольствия — чтобы полежать в тёплой (горячей!) воде.
* * *
Пожертвованная мне Изольдой Матвеевной одежда раньше принадлежала крупному мужчине. Горловина футболки выставляла напоказ мою безволосую грудь, штанины на брюках я подвернул (ремень не позволял штанам с меня свалиться). Королева не предложила мне надеть тапочки, но я на это не обиделся (да и вспомнил, что Нежина сегодня делала уборку). Прошёл в кухню, шлёпая по полу босыми ногами: именно там суетилась хозяйка квартиры (и шумел на плите чайник). Нежина велела мне сесть за стол. Спорить с ней не стал: присмотрел тарелку с печеньем и сушками. Наблюдал за тем, как Альбина заваривала чай (прямо в кружке и только для меня — сама она гонять перед сном чаи, похоже, не собиралась).
— Прекрати кривиться, Усик! — сказала Королева, поставив передо мной чашку с парящим напитком. — Нет у меня другого чая! Пей, какой даю.
Придвинула ко мне тарелку.
— Вон… печенье ешь, — сказала она. — Изольда Матвеевна принесла, пока ты мылся. Велела тебя откармливать: уж очень худым ты ей показался.
— Она замечательная женщина! — сказал я.
Сунул руку в тарелку — схватил печенье. Не боялся показаться жадным или некультурным. Потому что проголодался. Отказываться от еды я не собирался (сейчас бы и подгоревшую гречку слопал, если бы предложили). Нежина уселась за стол, откинулась на спинку стула. Не улыбалась. Но и не хмурила брови. Рассматривала меня, будто видела впервые. Заметил у неё на лбу тонкую сетку морщинок. «Морщины в раннем возрасте появляются на лице у умных женщин, — вспомнилось изречение приятеля из прошлой жизни. — Потому блондинки обычно выглядят моложе». Подумал, что Нежина — необычный экземпляр: думающая блондинка. Вот только не понял, «плюс» это или «минус».
— Ты ей тоже понравился, — сообщила Альбина. — Сказала, что ты маленький, худой, болтливый и хитрый. Но «не гнилой внутри». Говорила: ты непременно станешь большим начальником. Если будешь думать головой, а не… другими частями тела.
— Мудрая у тебя соседка! — пробубнил я с набитым ртом.
Песочное печенье показалось мне шедевром кулинарии — буквально таяло на языке (приходилось одно за другим заталкивать в рот новые порции).
— Усик, ты знал, что этот Белезов из Горького — убийца? — спросила вдруг Королева. — Дарья Степановна сказала, что он у себя в городе задушил пять женщин. Ещё до того, как приехал к нам. Задушил… и изнасиловал. Она говорила, что горьковские милиционеры доказали… его причастность. И он сам признался!
Нежина замолчала.
Она смотрела, как я жую. Словно чего-то ждала.
Я пожал плечами. Но говорить ничего не стал — потянулся к тарелке.
— Саша…
Альбина дёрнула плечами — будто вздрогнула.
— Получается, — сказала она, — он не пытался меня испугать? Он не просто хулиганил или отбирал у меня сумочку. Тот человек… хотел меня убить? Так говорит Дарья Степановна. В голове такое не укладывается. Я… не думала… Саша, как такое возможно?
«Отбирал сумочку?» — мысленно повторил я. Не представлял, что нападение Горьковского душителя можно было посчитать попыткой ограбления.
Не прокомментировал слова Королевы — отхлебнул из чашки. Поймал себя на мысли, что соскучился по чайным пакетикам (хотя раньше относился к ним с презрением). Никогда не считал себя ценителем чая. Но заваривать сорную траву вместо чайных листьев теперь считал варварством. Вспомнилось обилие сортов чая и кофе на полках магазинов в… будущем — в моём прошлом. Я невольно взгрустнул. «Кофе… как много в этом слове…»
— Получается, ты спас мне тогда жизнь, — сказала Альбина.
С её лица исчез ставший для меня привычным хитрый прищур.
— Так же, как спас сегодня Дарью Степановну, — добавила Нежина. — Она мне всё рассказала. И как ты помешал бандиту ударить её молотком, и как ты в него выстрелил.
Королева упёрла локти в столешницу, наклонилась вперёд (края халата разошлись, продемонстрировали мне созвездие родинок на коже Нежиной).
— Саша, откуда у тебя оружие? — спросила Альбина.
«Задала самый важный вопрос из всех, что напрашивались», — отметил я.
— Нашёл.
И ведь не соврал!
Нежина вздохнула.
— Ясно. Не хочешь говорить.
Я взял с тарелки сушку, раздавал её в кулаке на четыре части — отправил в рот сразу две из них; с аппетитом захрустел.
— Ладно.
Королева выпрямила спину — родинки спрятались под халатом.
— Переночуешь сегодня в моей комнате, — сказала она. — Я лягу на диван. Изольда Матвеевна избавится от твоего свитера — так велела Дарья Степановна. И подтвердит, что ты явился ко мне засветло и никуда не отлучался из моей квартиры до утра.
— А не боишься остаться на ночь наедине с посторонним мужчиной? — спросил я.
Прикрыл чашкой свою улыбку.
— Проводить ночь с мужчиной — это не уголовно наказуемое преступление, — ответила Альбина. — Пусть болтают, сколько им вздумается. Изольда Матвеевна давно мне твердит, что я слишком много внимания уделяю чужим разговорам и сплетням.
Она скрестила на груди руки.
— Общественное порицание — это не то же, что уголовная статья за незаконное хранение и применение оружия, — заявила Королева. — Вряд ли мне грозит более серьёзное наказание, чем тебе, Усик. Переживу. А если уж совсем худо станет — выйду за тебя замуж.
Я поперхнулся чаем, закашлял.
— А ты не ухмыляйся, Усик: если возникнут проблемы по комсомольской линии — они будут не только у меня, но и у тебя тоже, — сказала Нежина. — Так что побежишь со мной в ЗАГС, как миленький. Разводы, в конце концов, в нашей стране пока никто не запрещал.
Альбина вздохнула.
— Изольда Матвеевна уверяла, что ты хорошая партия. Говорила: буду за тобой, как за каменной стеной. Пророчила тебе большое будущее; утверждала, что невесты скоро за тобой табунами станут бегать. Пугала, что провороню своё счастье — тебя то есть.
Королева зевнула.
— Вот и проверю, насколько хорошо Изольда Матвеевна разбирается в людях… — сказала она, — если припечёт.
* * *
Нервное напряжение исчезало — ему на смену приходила сонливость. За проведённый в советской больнице месяц меня приучили к раннему отбою. Ровно в двадцать один час словно проворачивался в голове рубильник — я начинал зевать, тереть глаза (хотя в палате в такое время мучился от бессонницы). Сытость и тепло тоже сыграли свою роль, заставили меня больше думать о подушке, а не о недавней встрече с предполагаемым маньяком или о возможности соблазнить комсомолку (Королеву!). После чаепития Альбина повела меня в спальню. Раньше подобное действо мне виделось иначе. И ожидал я от него не только то, что получил сейчас — чистое постельное бельё и пожелание спокойной ночи.
— Усик, — сказала Королева, — я, конечно, благодарна тебе за то, что ты меня спас… тогда. Признаюсь, я только сегодня, после слов Дарьи Степановны посмотрела на те события… с такой стороны. Раньше мне казалось, что это скорее ты должен был меня благодарить. И только теперь сообразила, почему тебе вручили ту грамоту.
