Портьеры в спальне оказались хорошенько задернуты. А уличное освещение в эту эпоху было еще не настолько ярким, чтобы пробиться через плотную ткань. Так что кто именно из девчонок удрал от своей внезапной соседки по кровати, я поначалу не понял. Тем более, что мне стало не до размышлений ни на эту, ни на любую другую тему. Незнакомка сразу принялась меня горячо целовать, я, естественно, ответил и только вошёл в раж, мы нырнули под одеяло и продолжили там, как вдруг дверь в спальне распахнулась во второй раз.
На пороге стояла еще одна девушка, но кто — не разглядеть в темноте. Лишь виден обернутый широким полотенцем точеный силуэт, она явно только вышла из душа. И уверенным шагом последовала к кровати.
Вот блин! Что делать? Проблема в том, что ни одна, ни вторая не знали о присутствии в спальне своей оппонентки. Да я их сам попутал и не знал, кто из девчонок под одеялом, а кто только идет к кровати. И все это происходило под звуки диктора «Голоса Америки»
Развязка наступила стремительно, едва новая гостья нырнула под одеяло. Через мгновение послышался визг двух женских голосов в унисон. Зажегся свет…
Глава 20
— Я не поняла! — новая гостья оказалась Лидкой. Она уперла руки в упругие бока. — Криська, паскуда! Ты чего здесь⁈
— Ой, прости! — выпрыгнула из моей постели обнаженная модель, прикрывая интересные места ладошками. — Кажется, я комнаты перепутала!
Девчонки уставились на меня с разных сторон. А я чего, я ничего, в женские разборки не влезаю.
Прикрываться у Кристины не очень получалось, но она особо-то и не стеснялась, игриво улыбалась, строя из себя дурочку. Так и выпорхнула из комнаты. Лида захлопнула за ней дверь и, выключив свет, направилась ко мне.
— Так-то ты меня ждал? — в ее голосе был упрек, но совсем не было злости или обиды.
— Я задремал, а тут она. Темно, как в танке, я думал, это ты… — немного слукавил я, хотя и понимал, что Лида не так проста.
Но девчонка сделала вид, что поверила. Юркнула ко мне под одеяло. Ее влажные волосы прилипли к моей груди.
Уснули мы нескоро. А когда я проснулся, ни Лиды, ни Кристины рядом не было. Я услышал звуки льющейся в ванной воды, но и только. Выбравшись из чужой постели, подобрал с пола свою одежонку, оделся и выглянул в коридор. Никого. Сунулся во вторую спальню. Здесь было пусто, а кровать — аккуратно застелена. В гостиной тоже никого не оказалось. Даже хозяина. Похоже, это он плескался в ванной, а девчонки просто удрали. И точно! В прихожей не осталось ни шубеек их, ни сапожек. Интересно, они это сделали раньше, чем главред проснулся или же нет?
Я бы тоже сейчас залез в ванную, но вчерашний кураж прошел, и мне стало немного стыдно, что я распоряжаюсь в чужой квартире, как в своей. Я, конечно, молодой нахал и все такое прочее, но… Я мог бы сейчас тоже потихоньку сбежать, но это было бы трусостью. Незачем, чтобы Станислав Мелентьевич думал, что я всего лишь мелкий пакостник.
Легок на помине, главред «Грядущего века» появился в гостиной. На нем был махровый купальный халат, мокрые волосы взъерошены. Увидев меня с бокалом в руке, он хмыкнул:
— А ты лихач, Краснов… Двух девок попользовал…
— А вы что-то слышали?
— Как пользовал — нет, — сказал он. — А то бы я вас шуганул… Утром проснулся, слышу, эти кумушки в прихожей шушукаются и хихикают… Обсуждают.
— Так получилось… — смущенно пробормотал я.
Не знаю, о чем хихикали кумушки, но я не стал вдаваться в подробности и рассказывать, что с моделью дальше поцелуев у меня не зашло, и что Лида оказалась не промах… Хорошо хоть, что девушки не в обиде и не в ссоре из-за нас, мужчин.
— Ладно! — отмахнулся Станислав Мелентьевич, потирая виски (все-таки похмелье давало о себе знать, вчера он принял на грудь по-молодецки). — Дело молодое. Я же не невесту проворонил. Срывай цветы удовольствий, пока молод… Я в твои годы тоже покуролесил, будь здоров, — вздохнул он немного тоскливо. — Был в наше время такой лозунг… Неофициальный, конечно… Комсомолка не должна отказывать комсомольцу… Считалось, что половой акт необходим для гигиены. Это потом, при товарище Сталине, закрутили гайки. Семья — ячейка общества, всё прочее. Процедуру развода ужесточили. Бабы, чуть что, в партком жаловаться бегут… Я от своей кое-как избавился…
— От Евгении Евгеньевны? — уточнил я.
Очевидно, Мизин всё равно считал, что держать от меня что-либо в секрете совершенно бесполезно.
— Откуда знаешь? — всё-таки уточнил он.
— В газете читал, — не моргнув глазом, соврал я. — Объявление о разводе.
— А-а, ну может быть, — кивнул Мизин, но тему не оставил. — И все-таки, Тёма, откуда ты все знаешь?.. И про пистолет, и про Реброва… Он ведь показал мне свою рукопись, а там и впрямь такое, за что во время оно башку бы сняли, а сейчас пожурят только, но всё равно так, что из задницы дым повалит…
— Дар у меня, Станислав Мелентьевич, — сказал я. — Что-то вроде развитой интуиции.
После того, в каких подробностях я пересказал ему скандал с рукописью, отделываться враньём о каких-нибудь догадках, намёках и газетных статьях было бы уже бесмыссленно.
— Ладно, допустим, — Главред наполнил стаканы. — Дело у меня к тебе есть…
— Какое, шеф?
Я принял стакан и очень серьёзно посмотрел на Станислава Мелентьевича — мол, я весь — внимание.
— Заработать хочешь?
— Ну, конечно, — быстро ответил я, гадая, что же он мне предложит.
— Понимаешь, строят сейчас в Средней Азии канал, — осушив стакан, продолжал он: — Великая стройка пятилетки. То, сё… В общем, верховодит там один товарищ, крупный партийный деятель районного масштаба… Нормальный мужик, хлебосольный, не жадный, но есть у него один недостаток — графоман он каких поискать. И, понимаешь, хочет в Союз наш вступить, в центральных издательствах печататься… Вот лежит у меня его рукопись, толстенная, как «Война и мир», и бездарная, как… Ну я даже не знаю с чем сравнить. Пишет он как раз про этот самый канал — казалось бы, на злобу дня, да ведь… — Мизин поводил в воздухе рукой. — Не каждому дано. Короче, Тёма, возьми ты эту рукопись и причеши ее… А его гонорар — тебе… Ты не волнуйся, с ним договорено. Ему эти деньги — тьфу! Ему известность нужна, а не фантики. И к тому же, он с одних баранов стрижет столько, сколько нам и не снилось. Ему славу подавай… всесоюзную, туда её.
Это бывает. Кому-то грамоту от начальства очень хочется на стенку повесить, а кому-то — иметь книгу с собственной фамилией на обложке, иначе жизнь и не удалась, вроде как.
— Хорошо, Станислав Мелентьевич, — кивнул я. — Отредактирую.
Видя, как легко я согласился, начальник добавил:
— Да ты понял ли? Там не редактура нужна, а полноценная литобработка. Глубокая работа с текстом., — сказал главред, зорко наблюдая за моим выражением лица. — Кстати, он как раз на следующей неделе приезжает, договор подписывать на книгу. Сведу тебя с ним, отрекомендую… А ты с него авансик возьмешь. Подходит?
— Договорились.
— Вот и славно! — обрадовался тот. — Большой груз с меня снимешь. А теперь иди… Мне работать надо.
Ушел я и сам с удовольствием. Вечером у меня был запланированный урок по игре в преферанс. Поэтому я побрел к остановке. Нужно было дома вымыться, переодеться, поесть. Солнце ранней весны пригревало, снег совершенно поплыл, и приходилось шлепать по лужам в раскисших ботинках. Получу деньги, обновлю гардеробчик. Хватит ходить пролетарием. В советском обществе хоть и нет всех этих буржуазных предрассудков касательно внешнего вида, однако встречают тоже по одежке. И писателю, интеллигенту положено выглядеть в соответствии с положением.
В квартире было тихо. И Марианна Максимовна, и Наденька, видимо, были на работе. Театр работал по своему графику, и суббота была там точно таким же рабочим днем, как и все остальные. Тем лучше. Меньше вопросов и разговоров. Впрочем, без разговоров не обошлось. Когда я выбрался из ванной, то увидел Савелия Викторовича. Он сидел на кухне, подперев щеку кулаком. Перед ним стояла бутылка наливки его собственного приготовления. Прежде я его никогда не видел выпивающим в одиночестве. Что-то случилось?
